Название романа представляет собой такое явление языка, как когнитивная метафора. «Сфера источника» представляет собой известную притчу о красавице Юдифь, которая соблазнила и убила полководца Олоферна, отрезав ему голову. Тем самым она спасла свое отечество. Растиражированный в живописи образ понятен и был использован для «сферы мишени». Совершенно очевидно, что участниками целостного образа «сферы мишени», то есть романа, являются образ головы Олоферна в виде плеяды положивших свои головы на ниве литературы талантливых писателей и поэтов, с которыми дружил и работал автор, образ Юдифь в виде неистребимых «мерзостей России» и чего-то еще, о чем поразмышляем позже, и художественное воплощение концептов пространства и времени.
Безусловным героем романа является сам автор. Автобиографический ракурс произведения необычайно консолидирует текст. Субъективное ощущение автора лихого временного отрезка своей молодости делает текстуру живой и волнующей. «Это время так далеко ушло от нас, что мы его почти не помним! Этот вкус железа во рту, эту ядовитую отрыжку диоксина, этот горький запах фенола в чае поутру!»
Ты плывешь по реке художественного времени и чувствуешь его дыхание. Так было! Так было! Поэтому веришь автору в его рассуждениях о том, что такое было хорошо и что плохо, симпатизируешь тем, о ком автор пишет с такой любовью. О любви также поговорим немного позже.
Не менее сочно воплощено в романе художественное пространство. Возникают яркие образы описываемых мест, улиц и домов Уфы, Салавата, Давлеканова, Нью-Йорка. Это все пространственные свидетельства того времени, которые прочитываются просто с жадностью. «Он приглашал меня мыться у них в бане, потому что у них была своя баня. Для меня, кто всю жизнь ходил в ужасную общественную баню, это было просто нечто невообразимое». Серая атмосфера улиц из серого кирпича, все под-гребенку, все под единомыслие, под канон среднестатистического начальства со слабым воображением, для которого любой выбивающийся локон хоть мысли, хоть громкой музыки, хоть текста – это уже крамола, которой не должно быть в принципе. Поэтому уезжали, уезжают и будут уезжать? Айдар зовет к действию и предлагает рецепты. Мысль о необходимости действовать, чтобы не стать частью головы Олоферна, просачивается через всю ткань романа. Надо бы прислушаться. Обратить внимание, какое поле он пашет, и не слишком ли он одинок. Мне видятся два поля. Одно – это анализ внешних обстоятельств, приведших его героев к раннему печальному концу, а второе поле, и оно кажется мне более существенным, – это внутренние причины, связанные с личностями его друзей-писателей. Анализ этой стороны человеческих судеб составляет, на мой взгляд, диагноз ушедшему поколению товарищей Айдара.
Попробуем разобраться. У автора за плечами большой опыт выживаемости зачастую в невыносимых условиях жизненных перепутий, но и творческих удач. Он несет в себе дар поэтического видения событий, прозорливость в осмыслении катаклизмов житейского моря, то есть он созревает для мудрости. Мустая Карима любили за его мудрость. Айдар уникален в этом смысле. Он становится мудрецом. Пока он еще доступен, хочется восхититься его даром или где-то дружески поспорить. Я отметила ряд мест в его романе, о которых хочется порассуждать. Начнем с этой сентенции:
«Помню, когда мы прощались с поэтом Станиславом Шалухиным в здании Союза писателей, и Юнусов мне сказал: “Я бы хотел, чтобы и со мной прощались именно здесь”. «Но сам он для этого ничего не сделал. Для этого нужна не только поддержка, мы бы смогли ее организовать, для этого было нужно каким-то образом самому появляться и принимать заинтересованное участие в жизни Союза. Юнусов этого не хотел… Банников в этом смысле пошел еще дальше, он даже не переехал в Уфу».
Этот отрывок ясно показывает, как воспринимал автор своих товарищей по перу. Он их любил, дружил с ними и помогал им, но отсутствие воли с их стороны, желание прилагать усилия, работать, чтобы совершенствоваться, выработано не было. Отсюда не внешние «мерзости», а бесконечная мерзость душевной лени убивала и убивает поколения умных и талантливых ребят.
Айдар продолжает ставить перед собой и своими друзьями вопросы: «В чем же причина того, что поэты нашего поколения, те, кто родился в 60-е года прошлого века, а к ним я отношу еще и Владислава Троицкого, Лину Султанову, Владимира Глинского, Валеру Трошина и себя самого, разумеется, не смогли осознать, выявить свою общность и не смогли проявить себя как единую силу? Причем на самом деле нас было больше, но люди откатывались, прекращали писать, уходили и так далее.
Речь ведь не идет о создании какой-то мафии, речь идет о том, чтобы постоянно встречаться, общаться на литературные темы, совместно издавать книги и альманахи, пробиваться в союз писателей или создать свою союз, свое объединение, то есть вести содержательную работу, жить интересно и весело, кроме того, конечно, чтобы осмыслять жизнь вокруг нас, что собственно и есть задача поэтов в частности и писателей вообще?»
Прекрасные строки, раскрывающие глубинные причины застоя в литературной жизни, раннего ухода из творчества и жизни. Можно только согласиться с автором в его оценке причин душевного и творческого кризиса поэтов и писателей. Их инфантилизм, себялюбие, гордыню. Пусть другие бьются, а мы особые. Нас не оценили…
«Когда я пришел в литературное объединение при газете “Ленинец”, там была группа поэтов, которые составляли там костяк. Они были старше нашего поколения на шестнадцать лет в среднем. Для Уфы естественно, что новые поколения поэтов появляются раз в шестнадцать лет, как, впрочем, и поколения любых творческих людей.
Это связано с ритмом жизни Уфы, он очень жесткий и нетерпимый и только каждые шестнадцать лет словно зависает на минуту, достигнув предела, дает сбой, отчего людям и удается избрать именно миссию поэта и потом дожить до более-менее серьезного возраста. В прочие года при другом раскладе человек не может стать поэтом. Ритм не дает этого сделать.
Николай Грахов, Иосиф Гальперин, Станислав Шалухин, Айрат Еникеев, Сергей Воробьев – это главные действующие лица поколения старше нас». Наблюдение Айдара Хусаинова не только интересно, но и дает опять же его поэтическое восприятие времени с включенностью в него живых людей. Поэты появляются в определенное время, чтобы выполнить свою миссию. Это не мистическое понимание происходящего. Это интеллектуально-творческое поэтическое видение мира.
Значительное количество страниц романа посвящено Александру Гайсовичу Касымову, известному журналисту, критику и поэту. Я хорошо его знала, поскольку он был неотъемлемой частью клуба уфимской интеллигенции (1989–1994 гг.). Мы продолжали общаться с ним до самой его смерти, поэтому мне особенно были интересны оценки автора этой незаурядной личности, эстета и глубоко образованного человека, подвергавшего критическому осмыслению творческих результатов не только поэтов и писателей, но и художников. Я помню, как его приглашали на все вернисажи и ждали его мнения. Вот нежные строки о Саше: «К сожалению, окружение Касымова, которое было интеллигенты максимум в первом поколении, его любовь полагали простодырством и недалекостью. Они думали, что им легла масть и эксплуатировали бедного Александра Гайсовича. Еще и подгоняли, и обижались, что все так медленно. И это тоже не прибавляло ему сил, поскольку любовь рождается долго и мучительно в сердцах людей. И, разумеется, мало кто прощал Александру Гайсовичу то, что считалось взбрыками и чудачествами. Как человек с развитым эстетическим чутьем, он плохо переносил советскую действительность, а уж постсоветскую тем более. Это казалось в нем странным, дескать, вот человек отрывается от коллектива, и если прибавить его страшную образованность, высокий рост, задранную по-мандельштамовски назад голову и очки на носу, то вот вам и портрет интеллигента, который в семье своей родной казался девочкой чужой. Кстати, эти строки Касымов порой не без горечи цитировал».
Александр Гайсович жил в напряжении. Его передовицы в «Вечерней Уфе», критические статьи в центральных журналах были полны не только творческой мыслью, но и истинно журналистским накалом. Его убил «квартирный вопрос». Его мытарства, связанные с обменом квартиры, необходимость быть профессионалом во многих местах одновременно, неудовлетворенность эстетического чувства, недопонимание близких и внутренний раздрай – подорвали его здоровье. Но вклад его в культурную составляющую города нельзя переоценить. И можно только порадоваться, что в романе А. Хусаинова отдана хоть какая-то доля нашей благодарности этому замечательному человеку, который самые суровые оценки говорил нежно.
Хочется затронуть еще одну сквозную для писателей и поэтов тему, выраженную в эпиграфе романа: «Так жили поэты и каждый встречал другого надменной улыбкой. А. Блок». Почему так? Позволю себе высказать две мысли по этому поводу, исходя из текста самого романа и собственных наблюдений: во-первых, надменность идет от ущербности и неуверенности участников поэтического сообщества; во-вторых, надменность присуща мэтрам, которые стоят на страже истиной поэзии, они не прощают графоманства, будучи на определенном Олимпе своих достижений, способные определить качество поэтических вещей в соответствии с эстетическими нормами и пониманием самого феномена поэзии. Так ли это? Я была свидетелем как того, так и другого. Отсюда вытекает и тема любви.
Я не берусь рассуждать о личной драме автора романа. Она у каждого своя. Мне хочется поговорить о другой любви. При переводе текста Евангелия на русский язык семь глаголов греческого языка, связанных со значением «любить», были переведены на русский язык одним глаголом. Отсюда и значение глагола «любить» во фразе «полюбите врагов своих» неправильно воспринимается русскоязычными людьми. Невозможно любить своих недругов так, как мы любим своих друзей и родных. Смысл любви здесь иной: давайте не мстить, а справедливо оценивать поступок или человека, пусть он получает свое по содеянному. Только с этих позиций можно говорить о любви к тем, кому не симпатизируешь или критически и даже отрицательно относишься.
Во второй части романа автор выводит ряд персонажей под вымышленными именами (бедный Йорик, Добчинский, Прилипала, А.) Кто они для Айдара Хусаинова? Друзья или враги? А может, это те, которые думают, что Айдар – это раковая опухоль, которой не должно быть на небосводе поэзии, что он источник крамолы? И действуют по отношению к нему в соответствии со своим кодексом правды? Чего стоят только такие строки из манифеста бедного Йорика: «Чего, спрашивается, полез (Хусаинов) во всякую ахинею своих биоритмов, градостроительств, зачем ему нужно было это рейдерство – ради бреда передовиц, от которых уже даже не смешно? Почему человек, способный на хорошие стихи, требует себе народного, рвется в председатели, интригует, пишет в инстанции и ходит, ходит по приподнявшимся «приятелям». А меж тем, не знаю в Уфе человека, который у самых разных людей, с разных полюсов нашей жизни, вызывал бы такую неприязнь. Сейчас выпустит в “Китапе” к своему юбилею десять авторских листов рифмованных сочинений, где настоящие стихи просто в ил уйдут, как подводная лодка “Комсомолец”, и никто ему про это не скажет. Без всякой иронии: жаль мне его, способного на настоящее и это настоящее заболтавшего…» Жестко. Но справедливо ли?
Хусаинов выражает свое отношение к своей критике следующими словами: «Кроме того, у них есть собственное тайное представление о том, как должен вести себя человек. И в эти представления не входит свойство человека обидеться. Нет такого права! А если ты обиделся, то значит, нарушил внутренние правила жизни человека и должен быть наказан. И чем тебе больнее, тем лучше!»
Любой смысл, который вкладывается в понятие любви, не должен содержать мести и ненависти и даже надменности. Так и хочется сказать: «Господа! Больше мудрости! Ваша миссия в другом! Не надо искать недостатки в человеке. Анализируйте, препарируйте, критикуйте то, что мешает читателю становиться добрее и лучше. Больше верьте в хорошие качества людей, друг в друга. Сам Айдар пишет о кредо любого писателя: «Так вот писатель – это человек, который сам для себя создает стратегию и следует ей в своей жизни. Но этого мало – он исследует стратегии жизни других людей, он создает истории, которые происходят в его особом мире. Но и этого мало – эти истории нравятся людям, они им следуют, они живут так, как этот писатель описал. Вот не зря же писали, что до Пушкина таких девушек, как Татьяна, просто не существовало?»
Когда я читала страницы, раскрывающие переживания автора по поводу его разрушенных отношений с товарищами по перу, я скорбела и сочувствовала не только Айдару, но и судьбам описываемых героев романа, Неважно, все ли там истина, но важно, что автор почувствовал трагизм любой судьбы, если происходит конфликт жизненных ценностей, позиций. Пусть его оппоненты будут не соратниками Айдара, но пусть они не будут и в стане его врагов, препятствующих его деятельности. В романе не совсем четко прописаны мотивы стремления Хусаинова быть на волне известности. А это надо делать, иначе как выполнять культурную миссию. Писатель, как и актер, всегда должен доказывать высокий уровень своего мастерства, а оно проявляется в радости читателя увидеть знакомое имя в газете, на обложке книги, в ЖЖ, в ожидании интеллектуального и мудрого слова по поводу многочисленных проблем нашей ежедневной жизни. Любовь нужна всем, а писателям, видимо, особенно. Иначе они погибают, становясь «головой Олоферна».
Хорошо об этом сказал сам автор романа: «Аристократы – это очень нежные люди, подумай сам, для них имеют значение такие абстрактные понятия, как честь и совесть, любое сказанное слово бросает их в трепет, они готовы поставить на кон жизнь, чтобы смыть кровью оскорбление. И если они сильные и смелые, то это результат длительной работы над собой.
Я стал размышлять об этом, я посмотрел на ситуацию под этим углом зрения и увидел, что особая чувствительность действительно присуща пусть не аристократам по рождению, но творческим людям.
Но поскольку они не аристократы по рождению, то жить им приходится в обычной жизни среди обычных людей, испытывать нужду и холод, искать жилье и работу, вести такой же образ жизни, как и все мы, россияне, граждане страны».
В романе очень много интересных мыслей по разным вопросам нашего бытия, заслуживающих осмысления, обсуждения. В частности, относительно воспитания исключительно одаренных детей: «Пример Ники Турбиной и множества других вундеркиндов как раз говорит о том, что крайне опасно детям вбивать в голову представления о собственной исключительности. Это приводит к тому, что они становятся практически невменяемыми, своего рода развивается у них аутизм, они погружаются в мир, где они всем правят, где все легко и хорошо».
На мой взгляд, верно наблюдение автора относительно того, что иногда мешает талантливому писателю или поэту развить свой талант до больших высот: «По идее, А. выбрал правильную дорогу в жизни, когда решил стать поэтом. Поэзия могла помочь ему преодолеть страх. Однако он выбрал путь наслаждения состоянием покоя и тишины в своей клетке два на два метра. Вячеслав Киктенко так и назвал свои воспоминания о нашем герое – «Шаг тишины». И этот гедонизм не позволил ему стать поэтом, ему не хотелось терять этого ощущения блаженства после кошмара дневных забот. Легко догадаться, что и редактором он стал совершенно напрасно, что это его погубило. Но уфимец всегда выбирает самоубийственный труд. Никакого преображения в горниле поэзии в случае А. не было. Увы. Возьмите за труд найти его стихи и убедитесь в этом сами. Или опровергните меня. Если сможете». Дальше должен идти спор профессионалов.
Заканчивая свои заметки о первых впечатлениях при прочтении романа А. Хусаинова «Голова Олоферна», хочется поздравить будущих читателей с созданием актуального талантливого произведения о нашем с вами бытии на примере анализа жизни и творчества целой плеяды поэтов и писателей Башкирии. Со страниц романа исходит трепет перестроечного времени, поглотившего многих творческих людей, а многих и закалившего. После тщательного исправления всех текстовых недочетов роман безусловно должен быть опубликован как гуманистическое произведение, содержащее несомненную культурно-историческую ценность и воплощенное в эстетически прекрасную форму русского языка.