Ужин с Юдифью

Для начала определим жанр. Можно назвать его нон-фикшн, можно по-русски – воспоминаниями об ушедших и еще живущих людях, можно, не ломая голову, по-американски – бук, книга то есть!

Теперь применим метод Васи Пупкина. Представим, что я вовсе не Бедный Йорик из Уфы, а как раз тот самый знаменитый Василий из Урюпинска, в смысле, лицо незаинтересованное и, будем надеяться, беспристрастное.

Что же я вижу после своей реинкарнации?

Начинается история очень мило: маленький мальчик, этакий толстовский Филипок, идет в сельскую библиотеку, расположенную, как ей и положено, в здании сельсовета. Мальчик справляется с тугой дверью и попадает не только в мир книг, но и взрослых отношений. Где-то в коридорах администрации мелькает тень давно ушедшего из семьи отца, и понятно, что «давно» для пятилетнего ребенка – вечность в неделю-месяц. Тут же предполагаю, что переживает его мама, для которой «давно» это, скорее всего, «недавно». Но сталкиваюсь с первой странностью повествования – тень отца есть, в антитезе должны быть, если не Клавдий, то мать! Ни намека. Хотя даже по-житейски: нельзя в пятилетнем возрасте без мамы! Хорошо, что я, Вася Пупкин, не подозреваю о существовании, помимо мамы, двоих детей главного героя, о которых тоже не будет ни слова. Но что отвлекаться на такую мелочь, как близкие родственники и их отношения, – истории детства заканчиваются, автор окончил школу и приехал в столицу Башкирии учиться в сельскохозяйственном институте. Параллельно главный герой осваивает местное литературное пространство, в котором и происходит все самое главное – истории поэтов и прозаиков города Уфы.

С писателями Уфы все довольно просто и ясно. Они разделены на «чистых» и «нечистых», перепутать их невозможно. Во-первых, книга сама по себе разделена на две части – первая отдана «чистым», вторая – «нечистым», а тех, кто все же попадает не в свою часть книги, легко опознать по позывным: «чистые» – с полноценными именами-фамилиями, «нечистые» – с кличками-эпитетами.

Я, Вася Пупкин, знать никого не знаю, поэтому предполагаю, что мне объясняют: есть (были) в Уфе писатели приятные во всех отношениях, а есть (были) литераторы, которые и не писатели вовсе, а просто негодяи, трусы, мерзавцы и, возможно, воры. Как человек несведущий, готов согласиться, но начинает меня смущать форма подачи материала. «Чистые» – органичные, трехмерные, живые, у них есть положительные качества, могут быть и отрицательные, но, как правило, незначительные и очень индивидуальные.

А вот «нечистые», как на подбор, картонно-одинаковые! Во-первых, они все абсолютно бездарны, во-вторых, каким-то единым хитрым способом вводят главного героя в глубокое заблуждение: он сначала с ними нежно дружит, а потом вдруг гром среди ясного неба – подлецы! Причем, выписаны отрицательные персонажи достаточно подробно, но настолько мелочно и в то же время отвратительно, что испытываешь чувство, описанное в эпиграфе номер два. А ведь общеизвестно, что это скорее положительный персонаж линеен и малоинтересен для ваяния! Отрицательный же – клондайк для художника! Столько в нем всего намешено-перемешено, в глубинах злодейской его сущности столько запрятано! Отчего автор не воспользовался представленной возможностью и вместо площадной ругани не применил изощренные стилистические приемы, которым должен был обучиться в литинституте, который окончил после сельхозвуза? Взять, к примеру, текст, посвященный Кристине. Он содержит в себе столько мусорных подробностей, что может показаться, будто это реплики ненавидящего супруга на бракоразводном процессе! Я, Вася Пупкин, даже могу заподозрить: не есть ли Кристина та самая жена, которая в первой части книги гнала главного героя устраиваться на работу, не понимая его поэтического предназначения. Не ясно и с Добчинскими-Бобчинскими. По сюжету конфликт между ними и автором образовался из-за не сданных взносов на сборник. То есть из-за денег (повторяю, я живу в Урюпинске и не в теме уфимских перипетий). Но до этого я читал, как самый положительный персонаж книги весельчак и душка Ринат Юнусов кинул главного героя на гораздо большую сумму – получил в Москве за Хусаинова грант и не привез ни копейки! То есть, для меня становится очевидным, что мне чего-то не договаривают! Потом я смотрю на карту Российской Федерации и вижу, что город Уфа – столица Башкортостана. Мое недоумение растет еще больше! А где башкирские писатели?! Там что – жизни нет?! Смотрю справочник Союза писателей РБ. Есть жизнь! Башкирских писателей – двести человек, русских и татарских – по двадцать. Значит, мне представлена весьма локальная группа людей, каким-то образом связанная с главным героем, и я понимаю, что цель книги есть только автор, который, чтобы изобразить себя в перспективе, использует два ракурса. Разумеется, такое произведение имеет право на существование. Но автор использует обратную проекцию – не персонажи говорят о нем, а он о персонажах. Такая литература, конечно, существует, хоть Георгий Иванов с «Петербургскими зимами», хоть Валентин Катаев с «Алмазным венцом», хоть Сергей Довлатов со своими рассказами! На Довлатове ненадолго остановимся. В чем отличие Довлатовских воспоминаний от воспоминаний Хусаинова? Ни тот, ни другой не стесняют себя в фантазиях на тему недалекого прошлого, но Хусаинов при этом весь в белом (мало того, что сам по себе абсолютно положительный, так еще всех неблагодарных литераторов-художников бескорыстно перезнакомил, на учебу-работу устроил, продвинул, одним словом, организовал культурный процесс в городе на горе!). А Довлатов, описывая лопнувшие штаны своего шефа, сексуальное могущество товарища по работе или избиение Битовым Вознесенского, и сам остается в том же мире, ничуть не отделяя себя от персонажей своих рассказов. Если на первой странице коллега Довлатова устраивает в редакции дебош, то на второй уже сам Сергей Донатович облевывает районный партактив. Портрет Довлатова в этом ракурсе мне, Васе Пупкину, интересен, любопытен, портрет Айдара Хусаинова в белом смокинге, белых туфлях, тыкающего черной тросточкой в ведро для отходов, увы, – нет!

Вернемся из Урюпинска в Уфу, забудем Васю Пупкина.

Что необходимо добавить по рукописи? Очень много небрежности. Как на смысловом уровне, так и на техническом. Например, по тексту Зухра приходится Хусаинову двоюродной сестрой, а Тансулпан – троюродной, меж тем это родные сестры! Сколько в предложениях лишних пробелов, разнобойного форматирования, даже шрифт с разными кеглями! А ведь набирал текст человек, считающийся первым башкиром, освоившим вычислительную технику в Кугарчинском районе!

Ну и конечно же, никак не избежать морально-этической составляющей произведения.

Думаю, не зря «нечистые» персонажи зашифрованы автором, и дело тут не в том, что «я такого не хочу даже ставить в книжку», уже поставил! Возможно, автор на всякий случай попытался себя обезопасить, ведь слов сказано очень много, и наверняка в этом обилии характеристик, «авторских видений», много чего, что можно посчитать порочащим человеческое достоинство.

Я свое отношение уже как-то высказывал: оговаривать людей, которые не могут тебе ответить – это, очень, мягко говоря, не красиво. Да и что у автора за страсть такая – множить врагов своих?! Что-то личное случилось между группой авторов (М. Юлдыбаев, Э. Теляшев, Ш. Маликов) и А. Хусаиновым? Для чего нужно было четыре раза (!) ставить в эпиграф отрывки из их древней статьи против Шевчука? Причем, с каким-то дотошным перечислением их должностей и регалий, чуть ли не с адресами и телефонами! Для чего? Чтобы враги не сомневались: ничто не забыто, никто не забыт?! Другие варианты я из текста не извлек.

Справедливости ради, не могу не заметить: а как поступать авторам, пишущим на документальной основе и невольно вторгающимся в жизнь реальных людей? Что можно-то?! Не зря в каждой крупной газете существует мощный юридический отдел, занимающийся судебными процессами между газетой и героями материалов этой газеты. Меж тем, люди обижались и обижаются в любом случае! Будь живы положительные персонажи «Головы Олоферна» («чистые» которые), наверняка, каждый из них тоже предъявил бы автору претензии по полной! И симпатяга Ринатик, и легендарная Хвостина, и душевный Шалухин. Но если не писать свою субъективную правду, то как тогда фиксировать современное состояние общества? Как оставить потомкам свое видение мира и при этом не сесть в тюрьму? Закопать рукопись в навозной яме, чтобы через сто лет ее откопали?!

Я не знаю ответа!

Необходимость в произведениях такого формата очевидна, не зря литература нон-фикшн потеснила позиции литературы традиционных жанров, и, выдержи автор тональность первых страниц своего сочинения с импонирующей читателю легкой отстраненностью и непредвзятостью, из «Головы Олоферна» могла бы получиться любопытная книга-документ, срез русской литературы города Уфы постсоветского пространства 1990–2000-х годов. Сейчас же вторая часть, состоящая порой из уже опубликованных статей, старых реплик и необработанных постов фейсбука, просто топит первую часть, а значит и всю книгу. Нужно ли это Айдару Хусаинову, который счеты со своими «врагами» свел еще до написания «головы»!?