Три греха нового «Рождества»

«Рождественская песнь в прозе» – это одно из неповторимых по своему духу произведений. Квинтэссенция добра, света, теплоты и поучительных строк сделала повесть чуть ли не самым узнаваемым символом Рождества. Одним словом, потрясающе добрая сказка от, наверное, самого известного классика английской литературы. Почему сказка? Да простят меня читатели, поверить в такое невозможно ни на грамм! Идеалистический мир, созданный в этой праздничной притче (да, так будет вернее), напоминает человеку о вечном свете нашей души, который не гаснет даже во мраке суровых жизненных перемен.

Вертеть такой первоисточник – сплошная радость, должно быть. Мы видели закос под автобиографизм в фильме «Человек, который изобрел Рождество» и классическую интерпретацию в мультфильме с Джимом Керри в роли главного героя – Эбенезера Скруджа.

Но обратимся к строкам книги: «Ну и сквалыга же он был, этот Скрудж! Вот уж кто умел выжимать соки, вытягивать жилы, вколачивать в гроб, загребать, захватывать, заграбастывать, вымогать... Умел, умел, старый греховодник! Это был не человек, а кремень. Да, он был холоден и тверд, как кремень, и еще никому ни разу в жизни не удалось высечь из его каменного сердца хоть искру сострадания. Скрытный, замкнутый, одинокий – он прятался как устрица в свою раковину. Душевный холод заморозил изнутри старческие черты его лица, заострил крючковатый нос, сморщил кожу на щеках, сковал походку, заставил посинеть губы и покраснеть глаза, сделал ледяным его скрипучий голос. И даже его щетинистый подбородок, редкие волосы и брови, казалось, заиндевели от мороза. Он всюду вносил с собой эту леденящую атмосферу. Присутствие Скруджа замораживало его контору в летний зной, и он не позволял ей оттаять ни на полградуса даже на веселых святках.»

Да, безусловно, такой человек в реальной жизни вызвал бы у любого отвращение, но сам факт его существования не является чем-то сверхъестественным. Скряга Скрудж – это обычный человек, видавший много добра и зла, творивший то и другое, не всегда напрямую. Долгая жизнь, разные точки зрения, обстоятельства – камни, оставляющие впадины на блестящем щите. Грубая, убогая душонка персонажа Чарльза Диккенса – это результат вездесущего многолетнего процесса озлобленности. Кто-то «износит» душу быстрее, кто-то – медленнее. Именно образ души, как результата определённого жизненного пути делает ««Рождественскую песнь» актуальной на все времена.

А как сделать актуальное актуальнее? Чтобы прям совсем-совсем башню снесло. Добавим повесточки – замесить в главном герое комплексы детства сексуального характера, чтобы было по Фрейду и поднять градус нравоучения до небывалых высот, чтобы мораль мог прожевать даже беззубый.

Начать хотелось бы с банальных ходов, делающих всю следующую «партию» сериала «ни рыба ни мясо». Повестка: преступная халатность крупных предпринимателей и бизнесменов, угнетение «маленького человека», массовые смерти и болезни малоимущих, пришедшие как будто прямиком из телика (извиняюсь за тавтологию). Ещё и совершенно неуместный в этом же контексте каст чернокожей актрисы на роль жены Боба Крэтчита – ну слишком толсто, ребят, слишком толсто. Это крючок, который, зацепляя главного героя, сделал его чуть ли не виновником всех бед на планете.

По сути дела, новая адаптация создала пугающий своей современностью и крайне отталкивающий образ Скруджа: в нем нет ничего курьезного, вычурного или абсурдного. Гай Пирс, выбранный на эту ответственную роль, превзошел самого себя: на экране мы видим не человека, а скорлупу. В Скрудже Пирса все человеческое начисто выхолощено, он пустой и полый, по какому-то недоразумению сохраняющий человеческие черты. Основа его «пустоты» (если так можно выразиться) состоит из обид отца, сексуальных изнасилований учителей интерната и почему-то на подвиге сестры, о котором герой не знал. Навидавшись плохих людей, Скрудж утратил веру в добро и теперь постоянно пытается узнать, где же предел человеческой крайности, при этом самолично создает эту крайность. Эбенезеру в этой экранизации нет прощения, он полностью утерян, он совершает насилие даже на моральном уровне, не говоря о прочем. Чем дольше ты смотришь этот мини-сериал, тем чаще задаёшься вопросом: как такую сволочь земля носит? И это не тот результат, к которому приводила «Песнь» – ещё один грешок в копилку.

Кто в новой экранизации «больше приобрёл, чем потерял» в образе, так это добродушный Боб Крэтчит. В сериале он куда более многословен, чем забитый юноша из книги; но этот Скрудж вступает в разговор как некая предустановленная программа, он что-то говорит, в чем-то упрекает, но делает это отстраненно, без малейших эмоций, даже наказание, придуманное им несчастному юноше, тщетно мечтающему поскорее попасть домой, лишено личных мотивов и противоестественного удовольствия – всего того, чем обычно объясняется подобное самоуправство. И путешествие, которое совершает главный герой, под стать ему самому – оно, будучи сверхъестественным, такое же безрадостное, ледяное и вязкое, как и его обычная жизнь.

Медленно, но верно, с помощью Марли (неподражаемый Стивен Грэм), Духов минувшего, нынешнего и будущего Рождества, Скрудж совершает путешествие по событиям своей прошлой жизни, узнает многое из того, что было для него неизвестным или попросту подсознательно игнорировалось им.

Если Дух минувшего Рождества (капитально обезображенный визажистами Энди Серкис), за исключением удачно найденных приемов, хоть как-то совпадает с расплывчатыми представлениями о нем, почерпнутом в книге, то Дух нынешнего Рождества неподдельно удивляет – им стала женщина (пылкая Шарлотта Райли), сестра Скруджа, Лотти (а не Фанни, как у Диккенса).

Именно этот дух, обретший черты единственного человека, к которому Скрудж (когда-то, опять же, но не сейчас) питал добрые чувства, знакомит нас с «художествами» своего братца, когда тот вступил во взрослую жизнь. И все это, каким бы чудовищным оно ни выглядело, вполне узнаваемо по тому, что сегодня каждый день становится достоянием общественности благодаря СМИ. Скрудж – нечистый на руку делец, душегуб, живодёр, просто садист, наконец, искуснейший из манипуляторов, обладающий дьявольски грязными помыслами, умеющий унизить и растоптать любое светлое чувство, играющийся с людьми и их судьбами как поганый мальчишка, мучающий беспомощных животных в подворотнях. Скрудж – дьявольский гений клаузул, оговорок, встречных удовлетворений, конклюдентных действий и презюмируемого согласия.

Сериал в силу своего хронометража лишь нарастил «мяса» на уже идеальный костяк истории. Да, какие-то моменты стали ярче, контуры – более чёткими, но это привело лишь к вычурности картины, которая отличалась изысканной скромностью простоты, присущей оригинальной истории Чарльза Диккенса – и это последний грех новой экранизации.