О фильме и не только

В последние годы в российской культуре, литературе, драматургии и, само собой, на телевидении, которое здесь не только задает тон, но и правит бал, наметилась порочная тенденция: дети знаменитых родителей, на которых природа не просто отдыхает, а спит крепким сном, пишут мемуары, воспоминания, сценарии, повести о своих знаменитых родственниках. Так дочери, сыновья, внуки и внучки не просто получают наслаждение от некрофилии, но и пытаются перетянуть зрителя на свою сторону. В наше смутное время воспоминания близких о своих знаменитых «отцах» получаются и смутными, и мутными, сообразно времени. Вспомним повесть Павла Санаева о своем великом деде или хлынувшие мутным потоком после смерти Людмилы Гурченко скандальные истории о конфликте знаменитой актрисы не только с дочерью, но и с подросшей внучкой. Зачем, для чего?

Агрессивно разрекламированный когда-то «Первым каналом» фильм «Высоцкий. Спасибо что живой» обошел все вышеупомянутое по всем параметрам: сын посвятил свое «произведение» мучающей не одно десятилетие теме «Какой плохой у меня был папа». Во время назойливой рекламной кампании в титрах постоянно шло напоминание: «Никита Высоцкий, сын…», хотя могло значиться «поэт», «актер», «директор музея». Похоже, в российской культуре появился новый жанр – «месть» (или «мщение»).

В начале перестройки Никита Высоцкий, которому после смерти знаменитого отца хорошие люди предлагали массу возможностей – строй музей Владимира Высоцкого, организуй фестиваль его имени, – решил пойти другим путем. И пошел, словно забыв, что В. Высоцкий был кумиром миллионов и что даже за границей его концерты собирали огромные залы.

Фильм назван «Высоцкий. Спасибо, что живой»: значит, думаешь, уже в названии фильма есть важная для кинозрителя информация, интрига – авторы фильма воскрешают для себя и для зрителя Высоцкого, отдают дань, вспоминают. Иными словами, во главу угла поставлена благородная задача – Память. Таковы ожидания. Но получилось нечто прямо противоположное. И хотя авторы фильма, возможно, руководствовались лучшими побуждениями, но… Вот уж воистину: благими намерениями вымощена дорога в ад.

Думается, что точнее было бы назвать фильм «Мой отец – наркоман», ибо фильм именно об этом.

Но сколько же лжи и домыслов! В те годы о том, что Высоцкий с 75-го «подсел», знали единицы. А вот о том, как и почему он стал наркоманом, многие узнали только из интервью Ю. Любимова, который об этом сообщил без тени сожаления и даже с какой-то гордостью: мол, чтобы не срывались спектакли, он «лечил» актера от алкоголизма наркосодержащими препаратами.

Анекдотично, карикатурно выглядят в фильме чекисты, которые гоняются за Высоцким, – но ведь в Комитете работали профессионалы. Что касается образа администратора Фридмана, то, хотя герой очень узнаваем, опять ошибочка вышла: жуликами-администраторами занималось не КГБ, а ОБХСС. Так что эту неправдоподобную «сценарную находку» не спасают прекрасные актеры Ильин и Смоляков. Неправда и то, что Высоцкого «страшно притесняли». Нет, он был не просто обласкан судьбой и, чего уж скрывать, властями – он был успешным, по сравнению со своими товарищами по цеху, ездил не только по нашей огромной стране, но и за рубеж. Но никогда не отрекался ни от своего Отечества, ни от деяний старшего поколения.

Анализировать фильм эпизод за эпизодом можно было бы долго, но это не кинорецензия, – может быть, потому, что «Высоцкий…» – это не кинофильм. Что заставило сына копаться в интимной биографии отца? Ведь ничего нового Никита Высоцкий так и не сказал: все, имеющее отношение к действительности, давно известно, прочее – лишь домыслы.

Высоцкий не был таким, каким его показали: он иначе двигался, говорил, смотрел, он никогда не сутулился. Природа щедро одарила его обаянием, роскошного тембра голосом с незабываемой хрипотцой, редчайшей энергетикой, что в совокупности составляет харизму. Порой кажется, что сын не видел театральных работ отца, но поставьте запись крохотного монолога Хлопуши из есенинского «Пугачева»: каждый нерв, каждый мельчайший мускул, кажется, участвуют в процессе. В фильме же – лишь фантазии обиженного ребенка, который, несмотря на возраст, не хочет взрослеть, до сих пор ревнует папу ко всем и «тащит» сыновнюю обиду через всю жизнь (последние кадры наглядно это подтверждают). Но зачем же при этом спекулировать на имени отца? Много лет назад на пресс-конференции, где презентовалась книга Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет», как бы защищая честь отца, еще совсем молодой Никита поклялся никогда не использовать воспоминания об отце в корыстных целях, спекулировать фамилией – или, как сегодня сказали бы, брендом.

Что, все позабыто?

В фильме Высоцкого нет. Видимо, авторы проекта слишком буквально подошли к задаче, поставив во главу угла только портретное сходство, все внимание было сосредоточено на его маске, превратившей кумира миллионов в зомби. Создатели данного «технического шедевра» не учли главного: богатая мимика – часть артистического таланта Высоцкого. А маска, которой в раскрутке фильма отводилась роль чуть ли не великого изобретения, передать этой мимики не может.

Искажены в фильме и друзья поэта: да, как и бывает в жизни, верных друзей было не так уж много, но зачем превращать их в карикатуру? Общеизвестно, что тема дружбы и товарищества у Высоцкого центральная в творчестве. И его действительно обожали женщины всех возрастов, и действительно одновременно он любил Оксану Афанасьеву и Марину Влади. Этот факт подтверждают биографы поэта – дружил так дружил, любил так любил, – но известно и то, что он очень мучился, раздираемый этой ситуацией. В фильме этот факт преподносится и цинично, и безобразно: волей-неволей зрителю внушают, что Высоцкий был двурушник, безнравственен, жесток. Но так ли это было? Вот лишь один из многочисленных отзывов о Высоцком и роли его творчества в жизни людей: «Отца хоронили под песню Высоцкого. Это было его желание. Мой отец постоянно говорил, что Высоцкий жил как пел, а пел как жил. И папе это тоже было близко. Он не умел писать стихи, но жил он, как пел Высоцкий».

Считаю, что мне повезло: в советские годы, имея скромную зарплату еще не «остепененного» преподавателя вуза, я могла позволить себе слетать на один-единственный спектакль с участием Высоцкого. Мне достаточно было услышать от друга по телефону: «Спектакль состоится тогда-то», и я покупала за 27 рублей авиабилет и иногда прямо из аэропорта отправлялась «с корабля на бал» – в зал Театра на Таганке.

«Его» Лопахин, Гамлет, Хлопуша, Маяковский – это шедевры актерского мастерства. Поэтому «мой» Высоцкий – это Высоцкий-актер, когда зритель видел невооруженным глазом, как благодаря его таланту и особой энергетике прямо на глазах нарушалась диктаторская режиссерская линия Юрия Любимова – и именно герой Высоцкого становится центром действия, независимо от того, сколько текста ему отводилось или как часто он появлялся на сцене. В те годы некоторые театральные критики высказывали мнение, что у Высоцкого однообразный рисунок игры во всех ролях. Думаю, дело тут в том, что даже такому мощному режиссеру, как Любимов, не всегда удавалось направлять не менее мощную энергию актера в нужное режиссеру русло – тот шел своим путем. Так было в драматической поэме Сергея Есенина «Пугачев», где в крохотной роли Хлопуши Высоцкий затмил Пугачева; зрителю казалось, что уже на сцене Высоцкий «дописывал», «дорисовывал» за Есениным роль уральского бунтаря и каторжника:

Всего две строчки, но благодаря интонации, с которой они произносились, благодаря энергетике актера они делали образ Хлопуши незабываемым.

Нет, Высоцкий никогда не был для меня кумиром: я не коллекционировала магнитофонные бобины и самодельные пластинки «на костях» (на рентгеновских снимках) с записями. Но жить в одно время с Высоцким и соорудить между ним и собой «китайскую стену» не удавалось ни обычным людям, ни столичным властям (которые не очень-то скрывали, что были его поклонниками), ни нашим, уфимским. Хотя в одном из вузов руководство не только подавило «инициативу снизу», запретив студентам готовить вечер памяти поэта, но и уволило директора студенческого клуба только за то, что та поддержала своих подопечных. Так что масштаб личности Высоцкого ощущали даже те, кто был равнодушен к его творчеству.

Впрочем, его поклонники тоже были неоднородны: были, например, пилоты, которые, согласно многочисленным легендам, меняли маршрут полета, чтоб только поспеть на встречу с живой легендой, но были и те, для кого посещение его концертов стало лишь символом статуса. В Москве такую публику, появившуюся в 70-х, называли «бриллиантовыми запонками», она была легкоузнаваема по лучшим – прямо перед сценой – местам в зале. Но эта публика Высоцкого раздражала, и не ей он пел.

…Феномен явления по имени «Высоцкий» – в его многогранном таланте и многогранности личности. Кто-то из близких сказал на его похоронах, что он не любил, когда его называли бардом или поэтом: «Я не бард, не поэт – я сам по себе…».

«Сам по себе» – это и есть феномен Владимира Высоцкого.

После его смерти хлынул мутный поток воспоминаний, в том числе и от тех, кто еще вчера выступал на партсобраниях «с резкой критикой аморального поведения».

Не будет преувеличением сказать, что 70-е годы были в нашей стране годами «театральными», когда театр был не просто в чести, не просто любим и востребован народом, но и определял (если не направлял) духовную и – трудно поверить – нравственную жизнь страны. Объяснялось и определялось это во многом именами главных режиссеров, бесспорных и общепризнанных лидеров ведущих театров. Вся страна знала театры Гончарова, Ефремова, Исрафилова, Плучека, Товстоногова, Эфроса. Театр на Таганке был театром Любимова. Последующие времена были ознаменованы делением МХАТа, развалился и театр на Таганке; после возвращения Юрия Любимова из-за границы в театре мир не воцарился. Пессимисты утверждают, что «началом конца» Таганки стала смерть Высоцкого: добрая половина зрителей ходила не столько на спектакли, сколько «на Высоцкого».

В эти годы слава Театра драмы и комедии на Таганке гремела на всю страну, при начале всех спектаклей на Таганской площади патрулировала конная милиция, боясь, как бы театралы, не обязательно москвичи (чаще даже именно не москвичи), не взяли любимый театр штурмом. Театр этот любили за смелость, за совершенно новые и неожиданные режиссерские решения Любимова. Импонировало оригинальное и вместе с тем бережное отношение к классике, которая очень точно «попадала» в современность, а значит, в нашу жизнь и в нас. Как преподаватель-филолог не могу не вспомнить добрым словом, что в Таганке 70-х так называемый «театр в театре» – поэтический театр – занимал особое место, в котором «мощно… зримо» звучали стихи русских и советских поэтов – Пушкина и Маяковского, Есенина и Вознесенского, Ахматовой, Цветаевой, Хлебникова. Последним в нем был спектакль «Владимир Высоцкий» – в память о Владимире Семеновиче. Сегодня поэтический театр Любимова также канул в Лету.

Трудно согласиться с утверждением, что Юрия Любимова преследовали за смелость режиссерских решений, а цензура якобы была к нему слишком строга. Отрицать цензуру было бы наивно – она была во все времена, да и сегодня никуда не делась. Да, были смелые постановки: «Мастер и Маргарита», «Ревизская сказка» по Гоголю. Особенно последний: помню, как поеживался зритель, – так смелы были монологи некоторых персонажей прямым попаданием в современность. Но театр продолжал работать, а Юрий Любимов этой работой руководить. Куда делась его смелость в 90-е и нулевые – ответить не берусь, во всяком случае конной милиции на Таганской площади уже нечего делать, поскольку у зрителя уже нет желания брать театр штурмом. Реанимация спектаклей 70-х не только не спасла шумевший когда-то на всю страну коллектив, но и стала последним яблоком раздора.

Мне удалось посмотреть несколько «Гамлетов» Высоцкого, и каждый начинался так: на заднике сцены сидел Высоцкий в черном свитере-водолазке, джинсах и, чуть слышно перебирая струны на гитаре, пел свои песни – но всегда разные, новые и старые. Это был не Гамлет, это был Высоцкий, это был Герой того времени. Как это ни парадоксально звучит сегодня, он был плоть от плоти советской эпохи и советской культуры, которая не сводилась к примитивному, убогому, поголовно отцензурированному противопоставлению светлой улыбки Гагарина мрачному оскалу палачей ГУЛАГа. Реальная жизнь в Советском Союзе была не черно-белой, как порой сегодня ее изображают, а удивительно многогранной и глубокой. Высоцкий, подобно своим предшественникам Есенину, Ахматовой, Пастернаку, Цветаевой, Булгакову, являл собой оригинальный замес народного здравого смысла с лучшими традициями отечественной культуры.

Именно роль Гамлета была последней и знаковой ролью, которую играл Высоцкий. Поэтому неудивительно, что хоронили его именно в «костюме Гамлета» – то есть в том, в котором он играл самого себя: «Я не играю принца датского, я играю современного человека».

Получилась какая-то злая насмешка судьбы: сам Высоцкий всю жизнь играл и отождествлял себя с ролью Гамлета, главной ролью своей жизни. Но, по сути, кто такой Гамлет? Человек, пытавшийся на протяжении всей жизни восстановить честное имя отца. Владимир Высоцкий оставался, в отличие от некоторых своих сверстников по цеху, верным идеалам отцов, словно проявляя в этом плане удивительную интуицию, предчувствие в отношении не очень далекого будущего. Суда по фильму «Высоцкий. Спасибо, что живой», сын его, кажется, выбрал для себя прямо противоположную роль.

Сегодня многие говорят, что Высоцкий предчувствовал свою смерть. Вспоминая его актерские работы, убеждаешься в этом. Во всяком случае, он сжигал себя в человеческом и творческом плане. Его «несло», и он не противился этому потоку, не мог остановиться. «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…» – конечно, это обращение к себе. Он и жил «вдоль обрыва, по-над пропастью». Неутоленность и неутомимость во всем. На панихиде многие говорили о том, что он знал, предчувствовал свой скорый конец:

Помнится, в день его смерти и в последующие дни на асфальте Таганской площади были разложены афиши спектаклей с участием Высоцкого, и на них публика складывала цветы, их были горы. В окнах Театра на Таганке было выставлено большое количество стихов, хороших и разных, памяти Высоцкого. И конечно, звучали песни Высоцкого…

Прямо у центрального входа на Ваганьковское кладбище находится могила и великолепный памятник Высоцкому, которые круглый год утопают в цветах.

P. S. Когда я заканчивала статью, пришел свежий номер любимой «Литературки». Внимание привлек заголовок: «Об отцах – или хорошо, или ничего». Материал убеждал в том, что не все «дети великих» неблагодарны и мстительны. Газета рассказывает о воспоминаниях актрисы и режиссера Натальи Бондарчук, дочери знаменитых Сергея Бондарчука и Инны Макаровой, «Единственные дни»: это «книга человека любящего, прощающего, пристрастного, готового защитить, заслонить собой своих близких».

Значит, не все потеряно.