Кино с осадком, или дивиденды на чужом подвиге

Например, во Вьетнаме – и это каждому известно – американцы умылись кровью. Но за минувшие десятилетия было снято такое непредставимое множество фильмов о выдуманных победах во Вьетнаме, что тогдашнее поражение сегодняшним поколением американцев уже забыто, как страница национального позора. И никаким «Взводам» и «Апокалипсисам сегодня» не перебить вала победительных агиток, в которых рейнджер с неизменной белозубой улыбкой крошит из ручного пулемета бесчисленные толпы выбегающих из джунглей вьетконговцев. Такое внимание к «правильному» показу событий именно посредством кинематографа понятно – на сегодня это, пожалуй, самый беспроигрышный способ воздействия на умы (во всяком случае, литературе по степени воздействия с ним не тягаться). Так что прав был классик, когда называл кино «важнейшим из искусств» – и слова эти с тех пор как были сказаны, нисколько не устарели.

Одной из важнейших тем американского кинематографа 90-х стал арабский терроризм.

С распадом СССР заокеанским идеологам пришлось искать новое пугало, необходимое как для того, чтобы стращать собственное население, так и для выцарапывания средств из бюджета (ни для кого не секрет, что Пентагон весьма активно поддерживает съемку «военных» фильмов, ибо заинтересован в увеличении военного бюджета). Так что террористы пришлись как нельзя кстати. Вот уж воистину – если бы их не было, их стоило бы придумать. Тут американцы тоже убили двух зайцев – во-первых, отыскали новую угрозу «гражданам свободного мира», во-вторых, как бы сняли с себя ответственность за то, что именно они в пору противостояния с СССР вскормили большую часть террористических организаций на Ближнем Востоке. А первая война против Ирака (который в течение многих лет был одним из самых больших друзей Америки на Ближнем Востоке) стала едва ли не главным сигналом к началу массированной кампании против «восточной угрозы».

Поэтому выход на экраны фильма «300» отнюдь не кажется случайностью, а напротив, лишь доказывает оперативность пропагандистских ведомств США. Вашингтон едва успел начать «антииранскую кампанию», а Голливуд уже преподносит на блюдечке с голубой каемочкой свеженький, с пылу, с жару, фильм «300»…

Первая реакция на выход этого фильма в прокат тоже вовсе не кажется странной. Как и следовало ожидать, в Греции «300» мгновенно побили все рекорды посещаемости – еще бы, далекие потомки гордых эллинов получили возможность еще раз вспомнить о деяниях своих великих предков, пусть и в голливудской интерпретации. Понятно, что кинотеатры от зрителей ломились…

А вот Иран запретил прокат фильма, заявив, что тот оскорбляет национальные чувства иранцев (ведь именно тогдашние персы являются предками сегодняшних иранцев). И, как это ни печально, для такой реакции оснований гораздо больше, чем для «восторгов по-гречески» – если быть честным, на месте иранцев я бы тоже обиделся.

На все иранские обиды у создателей фильма один ответ – мол, это не историческое кино, и даже не римэйк фильма «300 спартанцев» тысяча девятьсот шестьдесят лохматого года, а всего лишь экранизация графического романа Фрэнка Миллера, который так и называется – «300». Так что, мол, все претензии не к нам… Что ж, отчасти они правы – судя по выложенным в Интернете картинкам из миллеровского комикса (ну то есть того самого графического романа), фильм действительно снят в полном соответствии с первоисточником. И конечно, к реальной истории фильм «300» имеет отношение не большее, чем экранизация комикса «Человек-паук» к энтомологии. Но не может не возникнуть другой вопрос – а зачем именно сейчас был экранизирован именно этот графический роман, от которого разносится по округе ощутимый скверный душок?

Как нетрудно догадаться, фильм «300» посвящен событиям 480 г. до н. э., когда небольшая группа спартанцев в количестве трех сотен человек (при поддержке нескольких тысяч бойцов из других греческих полисов, о чем вспоминают не так часто) под предводительством царя Леонида преградила в Фермопильском проходе путь многотысячной армии персидского царя Ксеркса. Однако вопросами исторического соответствия создатели фильма задавались, пожалуй, в самую последнюю очередь, если задавались вообще (комикс же!) – гораздо важнее для них оказался «идеологический пласт».

Одно из самых ярких свидетельств в пользу наличия в фильме мощной идеологической «нагрузки» – внешний вид бойцов армии персидского правителя Ксеркса. Людей среди них практически нет – в кадре чаще всего мелькают лишь какие-то человекообразные существа, укутанные в ткань с ног до головы. Кроме них, в наличии столь же невразумительные «тряпочные» всадники и приведенный на цепях великан с треугольными акульими зубами и огромным мечом, а также гнилолицые чудовища, которые оказываются Бессмертными – лучшими воинами Персидской империи, личной гвардией Ксеркса. Даже спартанец Эфиальт, которого из-за его физического уродства Леонид не взял в фалангу (и который из чувства мести провел персов в тыл грекам), на человека похож очень отдаленно. Словом, все определено более чем недвусмысленно – идет война людей против нечисти. Как тут не вспомнить «Властелина Колец», в котором «свободные люди Запада» сражаются против орд чудовищ с Востока?

И все же гораздо интереснее лозунги, под которыми идут в бой спартанцы – когда они кричат, что умрут за свободу и демократию, мало кто из зрителей может удержаться от улыбки. Специфичность американской истории сыграла с создателями фильма злую шутку – американцы попросту не знают, что чувствует человек, у которого враг на пороге. Мертвому человеку – как и мертвому народу – демократия не нужна. А американцы (это не ирония, а всего лишь констатация факта) не знают, что значит сражаться и умирать за свою Родину, за свою семью, за само право народа сохраниться и выжить – именно поэтому показанные ими спартанцами идут в бой за, в принципе, вполне абстрактные «ценности». И именно поэтому все это и выглядит надуманно и смешно.

Но вот чего у фильма не отнять – так это зрелищности. Это само по себе несколько неожиданно, ибо фильм снят минималистски, если не сказать аскетично. «300» от начала и до конца снимались в павильоне, и задний план потом закрыли компьютерной «картинкой». Прием сам по себе не нов (так снимался, например, «Небесный Капитан и Мир Будущего», приятно удививший хорошей стилизацией по 40-е), вот только авторы «300» даже не пытались поразить зрителя красотами задних планов. Роскошные пейзажи, панорамы городов и марширующие армии – ничего этого в «300» зритель не увидит (за исключением разве что нескольких сцен, которые явно введены только для того, чтобы зритель хоть ненадолго отдохнул от крупных планов). Всем этим, а также схематичностью, условностью декораций фильм напоминает скорее театральную постановку, чем полноценное кино – как и на театральных подмостках, здесь многое скорее подразумевается, нежели видится.

Но в те минуты, когда на экране кипит битва, понимаешь – задний план фильму вообще не нужен как таковой, ибо важны только люди, которые убивают и умирают на плане первом. Батальные сцены (впрочем, не только они) проработаны чрезвычайно тонко, буквально «вылизаны» до самых мелких деталей. Операторская работа идеальна – смена темпа, когда самые важные мгновения растягиваются, дабы зритель мог увидеть происходящее во всех подробностях, многократно усиливает эффект, а камера словно по волшебству берет самый выигрышный ракурс (умение, давно забытое многими российскими операторами). Вот девушка-оракул бьется в пророческом экстазе, на несколько мгновений словно зависая в воздухе – и непонятно, где граница между ее легчайшими одеждами и вьющимися струйками дыма из курильниц, и есть ли она вообще… Вот стремительные спартанцы скользят среди неповоротливых врагов, словно ангелы смерти – только мечи хищно сверкают, собирая кровавую жатву… Потрясающий видеоряд делает невозможное: на какие-то мгновения заставляет забыть об идеологической «нагрузке» и множестве присущих фильму несообразностей. Но как только герои открывают рот, все очарование мгновенно исчезает.

То, что совершили греки в Фермопилах – это действительно подвиг. Память о том, как горстка храбрецов преградила путь огромной армии, живет уже две с половиной тысячи лет, об этом помнят уже сто поколений людей – и, наверное, будут помнить еще столько же. Однако как печально, что и сам их подвиг, и преклонение потомков перед их доблестью и отвагой ныне собираются использовать совсем другие люди совсем в других целях…