«Мой путь, моя судьба...» Часть пятая

В освоении классического танца мне удалось достичь определенных успехов и на каком-то этапе это вскружило голову. Я стал позволять себе вольности, часто приводившие к нарушению установленного в училище режима.

У меня появился друг, молдаванин Герман Гица, нас сдружила любовь к животным и птицам. Шефствовал надо мной осетин, на три года старше меня, Эльбрус Гиоев, следивший за тем, чтобы никто не смел меня притеснять.

Гица часто брал меня с собой в длительные прогулки по городу. Мы осматривали огороженные, разрушенные дома, читали надписи с указателями нахождения бомбоубежищ. Гуляли по Невскому проспекту, наблюдали за проезжающими трамваями. Гица подбирал «чинарики»-окурки, скручивал «козьи ножки» и ловко выдувал кольца дыма. Мы обследовали чердачные помещения и крышу здания училища, залезали в траншеи теплотрасс. С наступлением теплых весенних дней, лежа на крыше и греясь на солнышке, Гица рассказывал, как в войну во главе войск на белом коне въезжал в Кишинев генерал Антонеску; рассуждал о повадках животных, описывал охоту ястребов на голубей. Мы учили и вместе распевали баллады и песни про английских матросов, топивших фашистские подводные лодки, – «Джеймс Кеннеди»^* и др. Посещали мы и городской зоопарк, правда, не без приключений. Взобравшись на ограду и спрыгнув вниз, я зацепился штанами и повис вниз головой. Гица высвободил меня и, опутав рваные штанины бечевкой вокруг ноги, мы отправились в общежитие.

Вернувшись с летних каникул, Гица привез с собой крольчиху и сообщил, что мы начнем разводить кроликов, только для этого нужно обзавестись самцом. В заброшенных сарайчиках во дворе училища Гица обнаружил мотки пряжи, которые он продал, и на вырученные деньги мы после длительных поисков по городу купили самца. В одной из ремонтируемых комнат общежития мы устроили жилье нашим питомцам.

В столовой мы с Гицей собирали капустные листья, очистки для корма. На наше счастье, случилось наводнение, и из затопленных подвалов овощного магазина всплыли морковь, свекла, капуста. Мы воспользовались этим и запаслись кормом. Однако наши ожидания от «кроличьей фермы» не оправдались. Животные пропали. Техничка Домна Ивановна сообщила, что они сбежали. В утешение нам выдали книгу Э. Сетон-Томпсона «Рассказы о животных».

Кормили нас в столовой скудно, но по режиму. Особенно голодно было вечерами, так как ужин в шесть часов состоял из винегрета, селедки и чая с тремя кусочками хлеба. По праздникам выдавали лакомство – творожный сырок с изюмом, сырое яйцо с сахаром, и все жильцы общежития были заняты приготовлением гоголя-моголя. Яйцо разделяли на две фракции – белок и желток отдельно – затем белок с сахаром взбивали и соединяли с желтком.

Первое мое участие в спектакле Кировского театра состоялось в балете «Дон Кихот», на сцене ДК Промкооперации, так как историческое здание тогда находилось на ремонте. В первом акте мы изображали поварят. В памяти запечатлелось блестящее выступление Вахтанга Чабукиани в партии Базиля, исполненный им в стремительном темпе большой пируэт.

В училище хореограф Леонид Якобсон ставил балет «Стрекоза и муравей». Главного Муравья исполнял Лева Каплунов, сын секретарши училища. Интересно был сочинен танец белочки, грызущей орешки. Мне было поручено возглавлять колонну муравьев, которых я безошибочно проводил по сложному рисунку-лабиринту сцены, за что Якобсон удостоил меня почетным званием «заслуженный муравей». К сожалению, балет так и не был досочинен до конца, как позже и другая постановка – «Цыгане», по поэме А. С. Пушкина. Я обратил внимание: приступая к очередной репетиции, Ю. Я. Дружинин, артист балета, бессменный ассистент Якобсона, напоминал балетмейстеру редакцию предыдущего сочиненного танца.

Молодой балетмейстер И. Смирнов для выпускников поставил балет «Юные патриоты». Особенно удачно исполнял там танец летчика-пилота Юра Умрихин. В концерте с большим задором исполнили венгерский танец чардаш Витя Бойченко, Фрат Ахметшин, Рустам Садыков.

Лидия Михайловна Тюнтина, заведующая сценической практикой, приступила со мной к репетициям роли «Золотой рыбки» из балета «Конек-Горбунок». Танец состоял из исполнения маленьких раз Ле сйаС в разные стороны, что было для меня, еще не освоившего всех премудростей классического танца, довольно сложно. На спектакле в Кировском театре я с головой уместился в рыбий костюм-каркас и, стоя в первой кулисе, ждал сигнала Тюнтиной к выходу. Я много раз наблюдал в сцене «Подводного царства» номер «Гений вод и две жемчужины». Громадный артист (А. А. Писарев), окутанный серой вуалью, бережно доставал из морских раковин балерин-жемчужин. Гений вод бесшумно, громадными прыжками летал по сцене. В нужный момент, просеменив по авансцене и высунув руки, изображающие плавники, я встал напротив дирижера и исполнил свой маленький танец.

В МАЛЕГОТе в балете «Сказка о Попе и работнике его Балде» меня накрывали шваброй-метелкой, и я ползком собирал с пола чайную утварь, которую разбрасывал танцовщик, изображавший Самовар.

Мы с успехом исполняли шуточный татарский танец, поставленный А. Л. Кумысниковым. Стоя на согнутых спинах одноклассников Ильдуса и Салавата, в окружении девочек, я выезжал на сцену. С этим ганцем мы выступали в Смольном и в Доме ученых на Дворцовой набережной. В кабинете Дома ученых мне бросилась в глаза небольшая статуэтка, состоящая из двух шаров, большого и малого, посаженных друг на друга. Нам объяснили, что статуэтка изображала композитора А. К. Глазунова, автора балета «Раймонда».

В те времена училище и театр тесно соприкасались. По коридорам школы тенью проплывала уже пожилая Е. М. Люком, прижималась к стене, опасаясь ретивых учащихся, вечно торопящихся на занятия. Наблюдали мы торопливо идущих на репетиции солистов балета и их же, толпившихся в очереди в училищном буфете. Мы имели возможность участвовать в постановках балетов Р. В. Захарова, Л. В. Якобсона, В. И. Вайнонена, Н. А. Анисимовой, следить за репетициями ведущих солистов балетной труппы Кировского театра, видели Г. С. Уланову, часто приезжавшую на гастроли из Москвы. Между собой мы обменивались мнениями о достоинствах того или иного артиста.

Во многих балетах есть роли детей-арапчат. В балете «Баядерка» мы танцевали в антураже Николая Зубковского, исполнявшего партию Божка, участвовали в балетах «Раймонда», «Пламя Парижа», в опере «Аида».

В «Пламени Парижа» я в качестве арапчонка был занят в сцене в Версальском дворце. Вместе с другими ребятами мы сидели за бутафорскими елочками и наблюдали за танцами балерины Г. С. Кирилловой, исполнявшей «Гавот». От артистов мы слышали, что хореограф, В. Вайнонен, желая осуществить сцену «Свобода на баррикадах», по мотивам картины Э. Делакруа, не смог найти среди балерин подходящую кандидатуру для исполнения роли Свободы с обнаженным пышным бюстом. Впечатляюще смотрелась финальная сцена балета: исполнение хором «Марсельезы» и Нина Анисимова с революционным знаменем, двигающаяся на публику.

В «Баядерке» меня усаживали на бутафорского слона, и я изображал погонщика, постукивая по голове слона молоточком, а позади меня размещался исполнитель роли Солора, обычно это был Аскольд Макаров.

Из-за кулис я наблюдал за нашими педагогами А. И. Пушкиным и А. Л. Кумысниковым, которые выходили кавалерами балерин в Сгапб раз. В балете «Красный мак» мы подтанцовывали Ю. Н. Григоровичу, исполнявшему Танец с лентами. Интересно была сочинена вариация Тао-Хоа с удлиненными пальцами, в исполнении Улановой. В «Красном маке» мы не пропускали танцевальных фрагментов в сцене ресторана – «Автоматы», «Герлз». Композитор, Рейнгольд Глиэр, наблюдавший действие вместе с нами из-за кулис, интересовался, нравится ли нам музыка? Мы удовлетворительно кивали головами, мол, очень нравится. Также нравились вальс в балете «Медный всадник» и величественная панорама – «Гимн великому городу».

Жадно следили мы за танцами Нины Анисимовой и Игоря Бельского в балетах «Баядерка» и «Гаянэ». Широкими движениями, со сверкающими глазами и широкой улыбкой, Анисимова буквально врывалась на сцену, заражая публику и исполнителей неистовым темпераментом. В финале танца с саблями в «Гаянэ» мы серьезно опасались, как бы она не снесла голову кому-либо из партнеров.

В Кировском театре была и вторая пара характерных танцовщиков – Нина Стуколкина и Алексей Андреев. И хотя предпочтение мы все же отдавали Анисимовой и Бельскому, в Панадеросе из «Раймонды» неотразимы были именно Стуколкина и Андреев, их танец был четким, сдержанным, но в то же время наполненным внутренней энергией исполнителей.

В балете «Али-Батыр» («Шурале»), после исполнения детского танца, нам в дальнейшем течении спектакля была дана возможность импровизации, свободы поведения. Мы баловались – раскидывали подушки, бегали по сцене, сообщая о похищении злобным IIIурале девушки – Сююмбике. И конечно, заворожено следили за проделками самого Шурале в неподражаемом исполнении Игоря Бельского. Он совсем не был страшным, скорее шутником, грозил селянам, демонстрируя свои бицепсы, и с торжествующим хохотом убегал со сцены.

Когда удавалось, я наблюдал за сценой сумасшествия Евгения в балете «Медный всадник», в исполнении Константина Михайловича Сергеева. Артист пользовался скупыми действиями – рассматриванием рук, пустых ладоней, которыми он некогда прикасался к погибшей в наводнении Параше. В какое-то мгновение, осознав гибель любимой, Сергеев начинал неистово вертеться на месте и, изможденный, замертво падал на землю. Не случайно при выборе темы для показа на экзамене по актерскому мастерству, которое преподавал у нас Михаил Михайлович Михайлов, я выразил желание исполнить сцену сумасшествия Евгения.

Заворожено следил я за К. М. Сергеевым во втором акте «Жизели». Звучала музыка сцены встречи тени Жизели и Альберта. Создавалось впечатление, что действие на сцене происходит не реально, а лишь в сознании графа.

__________

* Популярный английский фокстрот в музыкальной обработке II. Г. Минха на слова С. Б. Фогельсона, впервые записана в Ленинграде в 1942 году в исполнении Г. Т. Орлова, в 1944 году выпушена грампластинка.

Продолжение следует…