Жизнь композитора и пианиста с детских лет оказалась величественным соревнованием со старшим современником, учителем и образцом, и в то же время сияющей вершиной соперничества, – с Францем Шубертом.
Мальчика с детства волновал воплощенный Шубертом дух эпохи раннего романтизма, столицей которого стала Вена.
Шуберт был виртуозом в области мелодики, базирующейся на народной песне, тяготел, вопреки предшественникам, к мелким формам, к танцу и песне, обладал углубленным подходом к проблеме звукового колорита и непосредственным любованием звуковыми красками, смелыми гармоническими сопоставлениями за счет развертывания музыкального действия.
Шумана взволновали, словно вызов, словно брошенная перчатка, многочисленные художественные песни (более 600) Шуберта, несколько его песенных циклов («Прекрасная мельничиха», «Зимняя поездка»).
Шуман, оказавший большое влияние на развитие новой музыки, не только черпал из этого богатейшего источника, но и развивал немного легкомысленную мелодику старшего современника, возводил ее к вершинам симфонического искусства.
Музыка Шумана, по единодушному признанию музыкальных критиков, представляет дальнейший шаг по сравнению с Шубертом, в ней явно заметно снижение пафоса коллективности, который характерен для творчества Бетховена.
Представитель интеллигенции раздробленной и вялой Германии, романтик-индивидуалист, Шуман, как и большинство творчески одаренных людей, был очень непрост в быту. Более того, своим неуживчивым нравом и остротой характера он нажил себе много врагов, даже среди родственников и коллег. О нем писали много нелицеприятного, потому что он ненавидел свое окружение, и оно платило ему той же монетой…
Для Шумана окружавшее его общество казалось «мелочно филистерской и затхлой германской жизнью», он ненавидел и отражение этой жизни, которое искал и находил (зачастую не вполне оправданно) в рядовой музыке.
Вещь, известная давно: для постройки нового нужно разрушить что-то старое. Шуман был бунтарем и нарушителем покоя академических музыкальных салонов. Сейчас его принимают благоговейно, как ангела, но в те годы жизни и борьбы Шуман был отнюдь не лилейного нрава.
В его время входит в оборот «тяжелый рок» XIX века, т. н. «шумовая музыка», исполняемая почти исключительно ударно-шумовыми инструментами. В симфоническом творчестве практиковалась шумовая музыка оркестра в составе металлофона, ксилофона, флексатона, бадьи, трещоток... То, что сейчас кажется неотъемлемой частью музыкальной классики, в эпоху Шумана называлось «безобразием», «какофонией», но магически притягивало к себе молодежь.
Шуман разрушил старый мир чопорного фортепианного искусства. Он предстал перед Германией как борец против поверхностного блеска, музыкальной салонной пошлости. Он стремился придать музыке возможно больше огня, страсти, истинного воодушевления. Так он писал в основанном им музыкальном журнале, ставшем главным рупором музыкального авангарда его времени.
В романсах и фортепианных пьесах Шуман искал выражения своим интимно-лирическим настроениям, подчас болезненно причудливым.
Наряду с этим, беря сюжеты из современной ему романтической художественной литературы, Шуман создавал свои произведения программной музыки. Он творил удивительный и самобытный мир причудливо-фантастических новелл – таких, как «Крейслериана» или «Карнавал».
Неоценимое значение имеют фортепианные произведения Шумана, крупнейшими из которых выступают «Симфонические этюды» и «Карнавал». Шуман чрезвычайно расширил гибкость и границы психологической выразительности фортепиано как музыкального инструмента (одновременно и невольно сделав его традиционной «пыткой» для учащихся музыкальных школ), а также виртуозные возможности пианизма.
Шуман написал 300 романсов для голоса и фортепиано. Значительна его инструментальная камерная музыка, его квинтет и квартеты. Оригинально заявил он о себе и как симфонист (4 симфонии), и как оперный композитор (опера «Геновефа»).
О Шумане из немцев наиболее тонко и чутко написал Р. Геника («Шуман и его фортепианное творчество») а из русских музыковедов – С. Свириденко («Шуман и его песни»). Но даже и они, посвятившие жизнь изучению его наследия, не сумели понять и принять последних работ гениального композитора, осознать всю величину и масштаб трагедии личности Шумана.
Жизнь свела его с ума. Тонкий, артистический склад души не выдержал столкновения с безобразной действительностью, с пошлостью жизни. Борец с серой «бытовухой», с бездуховной реальностью жизни основной массы людей, Шуман был фактически раздавлен и убит этим отвратительным бытом, как многие до и после него. С 1854 Шуман заболел психическим расстройством. Через два года его не стало.
Что ж, Шуман еще раз подтвердил правило, что гения легче свести с ума, чем грузчика, что микроскоп легче сломать, чем молоток. Кто знает, если бы мир был к Шуману чутче и отзывчивей – может быть, трагедии удалось бы избежать…
Но сделали ли мы выводы? Наши современники, застрахованы ли они от судьбы Шумана? Стали ли мы добрее, отзывчивее, с большим пониманием относиться к талантам, живущим не в пантеоне человеческой славы, а рядом с нами?..