Нет слаще слова «жизнь». Часть десятая

Ночь в тылу врага 

В памяти не сохранилось. Писать об этом открыто не могу. Кажется, пройдя город Золочев, мы сутки были в окружении врага. Возможно, после Золочева, потому что за Золочев была сильная битва. Пройдя небольшой мостик, мы вошли в лес под городом, нам представилась возможность чуть-чуть отдохнуть.

Вот перед нами окраина города. С этого места на восток уходит шоссейная дорога, с обеих сторон которой посажены деревья. Но эти деревья начинаются на улице города только через 100–150 метров. Нам приказано двигаться вперед с самой большой скоростью. Выступили. Мы идем вторыми. Только проедешь улицу, фашистские снаряды разрываются прямо рядом с нами. Видать, фашисты где-то очень близко. Двигавшаяся впереди самоходка съехала в кювет, только гусеницы вхолостую крутятся. «Помочь, товарищ Комаров!» — говорит Шурыгин. Мы немного подтолкнули ее, и она тут же выскочила из кювета. Только мы скрылись за деревья, как получили возможность смело двигаться вперед.

Так, двигаясь, мы не останавливались в течение полутора часов. Если мы шли со скоростью 50 км/час, то продвинулись на 70-75 км. При такой скорости в наблюдательные отверстия видишь только, как мелькают какие-то предметы на обочине дороги. От впереди идущего экипажа в наушниках слышны крики: «Алло, крутой поворот, налево, направо едем», или «Увеличить интервал, проходим открытое поле».

Вот и украинская деревня. Впереди идущий экипаж остановился возле большого дома с соломенной крышей. Мы тоже остановились через дом, не доезжая до них.

«Короткий привал. Ждем тех, кто позади. Из машин не выходить», — говорит по рации командир батареи.

Снова треск в наушниках. Снова по рации командир дивизии, капитан Мехненко: «Все в сборе. Продолжаем путь. Не теряться. Таким же порядком за мной!» Мы выступили. Проехав 10-15 км, заехали в какой-то лес и остановились. Командиры, по требованию начальника штаба собрались возле переднего экипажа. Стемнело. Командир, вернувшись, приказал: «Комаров, поставь машину под правое дерево. Здесь заночуем. Сейчас в караул заступает заряжающий, остальные — отдыхать. Через час автоматчики сменят».

Открыв люк, вдохнули чистого воздуха, сходили по нужде. Отзвуки стрельбы где-то вдалеке, на востоке иногда слышны. Что за дела? Где мы? — вдруг сам по себе возникает вопрос. Забравшись в боевое отделение, лейтенант Шурыгин, — «Товарищ Валеев, куда мы едем?» — говорит. А я, — «Командиру виднее, — отвечаю, — Мы теперь в тылу фашистов, можно сказать. В этом направлении мы ни одного фашиста не встретили, и стрельбы не было». «Ладно, утро вечера мудренее. Похрапим», — сказав так, командир прислонился головой к рации возле себя. Здесь нет ни следа войны. Проходя деревню, мы никого не встретили, даже собак. Может там, где прошла война, не бывает собак?!

Ночью пошел дождь, и под ногами все превратилось в грязь. И хотя нам снова было приказано идти вперед, мы не смогли далеко продвинуться. Вошли в лес и дождались ночи.

Пришла ночь. Небо украсилось звездами. От новорожденной луны падает немного свет, да только этого недостаточно для того, чтобы вести наблюдение за местностью. А поскольку нельзя включать фары, то один из экипажа идет впереди и карманным фонариком показывает водителю дорогу. «Чем так пешком на машине идти, нельзя что-ли подождать рассвета?» — говорит заряжающий Мингазеев. «Правильно говоришь Мингазеев, чем в темноте идти-мучаться, не спать, лучше на родине, на печи спал бы, говорю я», — сказал помпотех батареи, техник-лейтенант. Месяцы шли, годы шли, а прошли один шаг, как говорится. Остановились на рассвете в какой-то низине. Там сделали привал.

Пока рассвело, мы умыли лица и из НЗ немного поели. Спать хочется, даже голову прямо держать невозможно. И в этот момент снова команда «Вперед!» Выступили. И мы движемся вперед с сатанинской скоростью, оставляя позади столбы пыли. Хоть Украина и равнинная, а все равно попадаются маленькие-маленькие возвышенности. Наша самоходка не может подняться на одну маленькую высоту. Пока водитель меняет скорость, самоходка вниз съезжает. «Невозможно переключить скорость, коробка передач заедает!» — говорит Комаров командиру. К тому времени как раз подъехал «Валентин» комбрига полковника Попова».

Попов Маркиан Михайлович (1902–1969 гг.) — генерал армии, герой Советского Союза (1965). Окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе (1936). С января 1941 г. — командующий войсками Ленинградского военного округа. С августа 1941 г. — начальник штаба Ленинградского фронта. С апреля 1943 г. — командовал войсками Степного военного округа. С июня 1943 г. — командующий Брянским фронтом; провел операцию по освобождению Орла и Брянска. С октября 1943 г. по апрель 1944 г. командовал 2-м Прибалтийским фронтом, затем был начальником штаба Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов.

«Полковник, вынимая наган из кобуры, высунулся наполовину из люка, как закричит: «В чем дело, вашу мать! Вон впереди вас немцы открыли огонь по колонне». «Скорость не можем переключить, товарищ полковник», — отвечает, дрожа, Шурыгин. «Развернитесь, спускайтесь вниз, отремонтируйтесь и через три часа догоните нас! Иначе перестреляю вас всех!» — велел полковник и уехал вперед. Мы по инерции съехали вниз, а полковник на возвышенности остановился посреди кладбища и дает команды «Вперед! Вперед! Заезжайте в деревню!» В полутора километрах как раз на дороге в эту деревню горят наших две самоходки. В этом месте очень часто взрываются фашистские снаряды.

Как мы остановились, радист-пулеметчик (забыл фамилию, кажется, был чувашским парнем), поискав по рации, нашел ремонтный взвод и вызвал их на помощь. Они видно были недалеко, очень быстро прибыли. Поменяли нам коробку скоростей и, поручив нам закончить ремонт, уехали вперед. Пока мы завершили другие работы, стемнело, настала ночь. Мы выехали в дорогу. Да только по рации связь есть, а ориентироваться не можем. На Украине деревни часто расположены и дорог много, поэтому мы не знали по какой из них следовать. Техник-лейтенант говорит командиру экипажа: «Давай, товарищ Шурыгин, съедем с дороги и дождемся, когда начнет светать. Утро вечера мудренее. Как рассветет, регулировщики нам дорогу покажут».

Было уже достаточно светло, когда мы снова двинулись вперед. Далеко не уехали, приблизились к большой деревне. На Украине вообще деревни не такие маленькие, как у нас. На краю деревни мы остановились возле регулировщика. По словам регулировщика, САД (Самоходная артиллерийская дивизия) или на востоке этой деревни, или прямо в этой деревне. Нарушая деревенскую тишь, мы въезжаем туда. И снова, как было и прежде сказано, хотя уже окончательно рассвело и солнце встало над всей деревней, здесь не чувствуется ни одной живой души, ни одного собачьего лая не услышишь. Только выехали на окраину деревни с западной стороны, как нас обогнал мотоциклист и встал поперек дороги. Мы остановились. Это оказался связной комдива. Он нам велел немедленно маскироваться на юге деревни в виноградном саду.

Мы выезжаем на южную часть деревни и рядом с виноградным садом, возле большого крестьянского дома остановились, накрыли самоходку маскировочной сеткой.

В деревне тишина. Только то там, то здесь изредка видны передвижения наших воинов или мотоциклистов. Виноград как раз поспевал. Мы наелись винограда в этом саду. Мингазеев нам: «Если бы хозяин был здесь, что бы он нам сказал на это?» Техник-лейтенант: «За то, что едим, ничего не сделал бы, а вот если бы увидел, что мы на танке тут проехали-потоптали, возможно, заплакал бы. Если бы увидел».

Пришла ночь. Группками-группками наши самолеты пролетают через восточную часть нашей деревни, бомбят в 5-6 км. Когда на бой вылетают, высоко летят, а обратно — словно скользят по земле.

Снова тишина. Через 1-2 часа в воздухе очень высоко мы увидели немецкий разведчик раму. Он делает круг и возвращается обратно. Наши зенитки не отвечают. У этого есть своя причина, я думаю. Товарищ Шурыгин: «Дело в том, что наши зенитки не могут взять такую высоту. Во-вторых, мы замаскировались. И в этих условиях он, возможно, пролетел, не обнаружив нас. Вот он над деревней один круг сделал и обратно вернулся. Или он нас не заметил, или фашист нас сфотографировал, и дело с концом. Или, вот увидишь, если он нас заметил и сообщит об этом на ближайший аэродром, то через 5–10 минут нас будут бомбить».

В это время экипажу Некрасова водитель Храмов Костя говорит: «Стервятник! Теперь передал радиограмму, наверно. Вот и жди. Сейчас деревню превратят в пух и прах». А техник-лейтенант ему возражает: «Нынче 1944 год, Костя. Они бы так и сделали бы в 41-м году», — провел рукой по его голове и шлемофон его на землю сбросил. «Невестку разглядишь, когда в дом приведешь», — говорит автоматчик из нашего экипажа. И в самом деле, прошло 10–15 минут с тех пор, как 10–15 самолетов появились и с удовольствием разбомбили нашу деревню. Хотя бы один наш истребитель показался бы.

Сост.-комментатор — к. и. н. З. Р. Рахматуллина; перевод В. Ж. Тухватуллиной.

Продолжение следует…