Записки бывалого фронтовика. Часть первая

MG Так назывался немецкий станковый пулемет с воздушным охлаждением и металлической лентой. Который в одной ленте вмещал 50 патронов. Пулемет был хороший. Славный. Даже наши пехотинцы ценили этот пулемет. Бил точно. Работал безотказно.

Когда я был у Ломоносова в рассчете, я несколько раз подобрал этот самый пулемет MG. Но Ломоносов каждый раз выкидывал. Лишний груз. А когда я стал сам командиром орудия, первые же дни подобрал MG-у с достаточным количеством патронов и запасными лентами в железных аккуратных коробках. Всегда во время марша пулемет висел за щитом орудий на сошках. Заряженный на одну ленту. Во время стоянки и на ОП пулемет находился возле пушки на бруствере в боевом положении. В любое время готов для открытия огня. Пулемет я возил на всякий случай для самообороны. Но от комбата Соколова за этот пулемет всегда мне попадало. Особенно во время марша. Потому что уж очень пулемет торчал на видном месте.

Соколов говорил: «Хасанов! Ты настоящий трофейник, честное слово. Какие-то шашки, мечи, пишущие машины возишь, – я одно время возил с собой немецкую пишущую машину для интереса. Потому что я до того не знал, как она пишет. При первой возможности ознакомился и оставил. – Вот сейчас почему этот пулемет таскаешь? Зачем он тебе, думаешь из него стрелять? Куда? С тебя пушки хватит. Лучше вези больше снарядов».

Соколов ошибся. И здорово. Ночью на высоте 325, когда снаряды кончились, немцы подошли вплотную. Нас забросали гранатами. Я атаку пьяных фрицев отбил с трофейным пулеметом и спас батарею.

После историй на высоте 325 комбат Соколов приказал всем орудиям иметь при расчете пулемет с достаточным количеством патронов. Ломоносов тот же день где-то разыскал MG, тоже повесил за щитом орудия. Только мне сказал: «Ты, Хасан, когда придешь на место, ознакомишь меня с этим фрицем».

Я ему обещал ознакомить. Но ему из этого пулемета стрелять не приходилось. В скором времени кончилась война, а трофейное оружие у нас отобрали.

Волки

Помнит ли про волка Ишмуратов?

Как было? Вот так. Ночью к штабу полка и именно к шалашу повара комполка Ахмадуллину, пробрался волк. Настоящий и не выдуманный. Зачем выдумывать? Вот так и было. Правда. Полк на 1-м эшелоне 2–3 дня вел тяжелый бой. Сегодня немец выдохся и мы уснули. Использовали часовых. Однажды летом утром рано к нам прибежал повар командира и комиссара полка Ахмадуллин и говорит:

– Ребята, волк!

– Где волк?

– Возле моего шалаша.

Он спал в шалаше, а утром у своего шалаша приспособился варить комполку с комиссаром.

Мы с Ишмуратом побежали туда. Потому что этот район выходил к нашему наблюдению (а главное, пост был наш № 1 – комполка и комиссар).

Ну что, в самом деле сидит волк у костра и греется и все. И не уходит.

Стрелять по волку? Поднимешь тревогу, проснутся всякие тыловики, начнут стрелять, кто куда. Это будет сигналом к боевой тревоге. Что делать? Оружие не применять! Волка надо прогнать мирным путем.

Вот мы с Миннигалим агаем, обламывая с нижних сучков палки начали гнать волка – прочь от котла! Когда зону штаба полка прошли, все же прибежали проснувшиеся коневоды и волка расстреляли. Ему попало 30 пуль.

Зачем волк пожаловал именно на территорию штаба полка?

Просто он был контужен. Вот видишь! Война досталась и зверям. Ведь было и с зайцем. И сколько раз уже пишу о котелке с кашей из ржаной крупы. Об этом надо писать еще. Хочу писать о простом труженике войны. Об автоматчике, разведчике и связисте, о воине Ишмуратове. Много у нас с Ишмуратовым произошло курьезов.

А на войне действительно было страшно

Вот сейчас, когда уже прошло 35 лет, сидя у себя в уютном, чисто убранной, теплой и светлой комнате, вспоминаешь те далекие фронтовые дороги и сегодня говорим откровенно и смело: на войне было страшно. Вот например, на «Голой долине» ком.роты ст. лейтенант Пересадченко говорит: «Ребята! Кто не в задании из второго взвода, соберитесь. Пойдемте со мной, до вечера!

Нас было человек 7–8. Которые находились в расположении рот. Это было лето жаркое в июле месяце 1943 года. Время часов 12 дня. Собрались мигом и двинулись за комроты. Шли мы не торопясь. Прошли кусок соснового леса, по полю, по балке. Прошли уничтоженную деревню Хрестище, шли мы ничего, наверное, не думая. Смеялись-шутили. Курили. И комроты Пересадченко тоже был бодрый, болтал с нами, шутил. Прошли километра четыре или больше. Комроты достал из планшетки карту, уточнил наше местонахождение и сказал: «Вот здесь будем наблюдать за передним краем обороны противника. Остановимся в этом овраге и будем наблюдать по очереди. Мы остановились и разлеглись в кустах. Сам комроты с Пестеревым пошел наверх осмотреть место для наблюдения. Через минут 10–15 они вернулись, и он сказал: «Пестерев! Бери одного, идите на место и начинайте. Но смотрите. Осторожно». Нас противник не видел. Они были наверху. Там же наверху, почти по краям оврага, проходила наша редкая передовая. Через час мы менялись. Ст. лейтенант нам читал только что вышедшую в свет брошюру Шолохова «Они сражались за Родину». Это я помню, как сегодня. Мы слушали с удовольствием. И смеялись, когда Лопухин и Звягинцев ловили раков и ходили в хутор за солью к старушке.

Пересадченко сам был с Дона, из г. Ростова. Жену потерял в 1942, надеялся, что вот-вот она разыщется. Прошло, наверное, часов 5, как мы начали наблюдение. Все уже по одному разу сменились. С передовой немцев все уже ознакомились, брошюрка была уже прочитана, и прихваченный на скорую руку обед был уже съеден. Свободные от наблюдения отдыхали, лежа в кустах. Комроты отошел от нас метров на 30–40 и лег на спину, лицо прикрыл газеткой от солнца. Видать, решил, воспользовавшись моментом, уснуть, отдохнуть.

Война есть война. Тем более, передовая. Немец целый день швыряет снаряды и мины. От скуки. То здесь, то там. То раз, то два взрывались мины и снаряды. Но вблизи нас было спокойно.

Но вот они, по-видимому, решили прощупать и наш овраг. Шурша в воздухе, не торопясь, как снаряд, летит мина. Первая ласточка взрывается в овраге метров сто правее нас, вторая ближе. Но перелетев нас почти также метров на сто. Обстреляли из ротного миномета.

Мы начали шевелиться, что-то чувствуя неладное. А комроты спал. И вот третья мина шлепнулась у комроты. Когда дым рассеялся, Пересадченко не было. Ужасно. Был человек и поднялся в воздух. Мы ждали четвертую мину, но прошло время, четвертую не дождались. В плащ-палатку собрали, что осталось и что могли собрать от комроты. И, опустив головы, молчком пошли домой, в расположение роты.

А ведь остальных даже осколком не царапнуло. Прямое попадание. Судьба. Вот так страшно было на войне.

Наши ветераны во время встречи в 1978 году осенью были в «Голой долине». Жалко, что я не смог поехать на встречу. Интересно узнать, что стало с могилой Пересадченко? Говорят, что одиночных могил теперь там нет. Вроде, всех погибших собрали в одну братскую могилу. Вряд ли всех…

И еще узнать бы, сколько там в этой самой «Голой долине» погибло наших солдат… Очень, наверное, много. Страшно… У кого теперь узнаешь об этом? Сколько наших разведчиков осталось на нейтральной зоне. Убитые и без документов. Кто будет знать, кто он? Да! На войне было страшно. Это война была не война, а одно убийство.

P.S. Про эту проклятую «Голую долину» много книг и воспоминаний написано. Одна из них, что у нас имеется, книга генерала Здановича «Идем в наступление».

Ладно! Как говорится, Бог милостив.

За все наши военные проступки, как это сказать, – убить людей, – а даже не знаю, – примерно в артиллерии называется: «прямой наводкой»… Вот тут-то умора.

Стреляешь из 76-мм пушки и видишь через панораму: попал! Из окопа летят клочья и куски.

Комбат передает: «Стой! Записать цель № 1». Замаскировать – что это означает? Комбат сделал пристрелку. Одну налево, вторую направо – смещение и вилка цель. Вот такой был Соколов. Конечно, Соколов был не из святых. Потому что война устроила разные сюрпризы и преграды. Которые он всегда при помощи наших солдат, разведчиков и огневиков, перешагивал. Соколов молод. С 1923 года рождения. Ранение имеет. Наград не имеет.