И зенитно-артиллерийский дивизион и прожекторная рота, дислоцированные в Уфе, могли быть материальной частью именно этого эвакуированного училища. Однако, при ближайшем рассмотрении, вызывают недоумение даты пребывания этих подразделений в городе: с 22 июня 41-го по 10 августа того же года. То есть с первого же дня начала войны и продолжительностью, без малого, в два месяца. Кстати говоря, удивление и сомнение вызывают именно даты начала нахождения подразделений в городе, даты окончания срока пребывания этих подразделений вполне объяснимы. Ибо именно в это время (октябрь 1941 года) нехватку вооружения на фронте командование пыталось преодолеть такими отчаянными действиями, как отправкой в действующую армию всего имеющегося вооружения, в том числе учебного и даже непригодного для боевого применения, вплоть до деревянных винтовок... Но как объяснить первую из указанных дат? Можно ли допустить, что решение об эвакуации училища было принято в первый же день войны? И поскольку училище размещалось в Уфе с 28 сентября 1941 года до 31 декабря 1945 года, то в указанный в информации об училищах ПВО срок – 22 июня 41-го г. – названных подразделений в городе еще не могло быть. Допустима ли возможность такой бюрократической нелепости, когда по документам материальная база училища значилась, как находящаяся в нашем городе, а в действительности же применялась в это время при обороне воздушного пространства над крымским полуостровом?
Что мы еще знаем о зенитном вооружении училища, которое могло бы перебазироваться в Уфу? Известно, что в ходе эвакуации, по пути следования училища по железной дороге в Уфу, его эшелон «имел три платформы с установленными на них зенитными орудиями и пулеметами», и курсанты по графику несли боевое дежурство у зенитных орудий и отбивали воздушные атаки врага не только на эшелон , но и на станции по пути следования (например, станцию Запорожье). Впрочем, эти сведения справедливы не для всех четырех эвакуируемых эшелонов, на которых перевозились личный состав и материальная база училища (по одному эшелону на каждый из дивизионов). Так курсант из другого дивизиона и эшелона вспоминал, что по пути следования при бомбежках им приходилось «...спрыгивать, ложиться на землю и лежа стрелять по самолетам из карабинов». Остается неясным – в данном случае зенитные орудия и пулеметы училища по какой-то причине для отражения воздушных атак не использовались или вовсе отсутствовали в этом эшелоне? Вероятно, привезенные при переезде училища орудия и пулеметы и составили в Уфе учебно-материальную часть, они же – пособия для практического обучения курсантов. Известен состав и перечень этих «пособий». В их число входили: 10 пушек калибра 37-мм образца 1939 года, 4 орудия калибра 76-мм образца 1931 года и 12 орудий калибра 85-мм образца 1939 года. Странным образом в этом перечне не упомянуты пулеметы, хотя помимо ранее упомянутого сообщения о наличии пулеметов «по пути следования эшелона», следует иметь в виду то, что курсантов училища готовили по двум профилям: офицеров-артиллеристов и офицеров-пулеметчиков. Будущие офицеры-зенитчики обучались по 12-месячной программе, впоследствии она была сокращена до 6 месяцев. Обучение предусматривало и учебные стрельбы, которые должны были проводиться в районе станции Турбаслы, Благовещенской лесной дачи. (Все эти сведения почерпнуты из фондов Центрального архива Министерства обороны и приведены в исследовании М.А. Бикмеева). Однако есть вопросы и по информации про реальность регулярной практической учебной стрельбы, например, тот же курсант, стрелявший лежа из карабина по самолетам (Эбулеис Шемшединович Ниязов), вспоминал про единственный за время обучения в Уфе случай учебной практической стрельбы боевыми снарядами, причем не по воздушным целям или хотя бы по макету такой цели, а про стрельбу по макету танка, «сделанного из дерева», и этот макет буксировала «полуторка». Еще более категорично об отсутствии при обучении в училище практических стрельб говорили другие курсанты, причем характерно, что курсанты, обучавшиеся в разное время, (выпуски января 1942 года (Р.З. Садрединов) и октября того же года (Э.Ш. Ниязов)получили от командиров-преподавателей полностью идентичное объяснение отсутствия практических стрельб, выразившееся в наглядной и убедительной формулировке: «...каждый 76-мм снаряд стоит как две пары хромовых сапог». Такое единодушие свидетельств курсантов-очевидцев, без сомнения, подтверждает сведения об отсутствии в учебном процессе практических стрельб, по крайней мере, в течение 1942 года.
Если все же в какой-то период курсанты училища действительно проводили учебные стрельбы, а следовательно, в районе Турбаслов находилась батарея зенитных орудий (не имело смысла каждый раз перевозить орудия для практических стрельб до Турбаслов и обратно), что предполагало обязательное выставление на позициях зенитных орудий постов караульной службы. Трудно себе представить, что курсанты-зенитчики несли караульную службу на позициях зенитных орудий, не наблюдая за пролетающими над ними самолетами, а при обнаружении последних не попытались бы их сбить. И делали бы это даже не имея приказа о стрельбе по воздушным целям. Курсанты, несущие караульную службу по охране зенитной позиции вполне могли рассматривать полеты самолетов противника над ними, как подготовительный этап подготовки к бомбометанию и, следовательно, как на угрозу безопасности, и стрельбу по самолетам могли с полным правом считать выполнением своих прямых обязанностей. Справедливости ради следует сказать, что предполагаемая позиция зенитной артиллерии в районе Турбаслов все же не могла достаточно эффективно служить выполнению задач ПВО Уфы еще и по той причине, что этот населенный пункт находился в восточном направлении от Уфы, и поэтому расположенная там зенитная батарея не могла прикрывать наиболее возможное направление подлета самолетов противника.
Итак, мы имеем достаточно точные сведения лишь о трех местах Уфы, в которых размещались зенитные позиции во время ВОВ (район современного здания Горсовета, Кооперативная поляна (улица Зенитная) и улица К. Маркса). Имея в виду количество зенитных подразделений, которые должны были быть сформированы из общего числа зенитного вооружения, полученного по Постановлению ГКО № 3588сс от 16 июня 1943 г. (шести зенитных батарей среднего калибра, двух зенитных батарей малого калибра и трех рот пулеметов ДШК по 9 пулеметов в каждой), таких позиций должно было быть не менее одиннадцати. Так что мы пока не имеем сведений как минимум о девяти позициях зенитных орудий и пулеметов в городе.
О ПРЕДПОЛОЖЕНИЯХ И ВОЗМОЖНЫХ ДОМЫСЛАХ В ЭТОМ ТЕКСТЕ
Читателю следует знать о ряде еще более рискованных предположений, от которых мы отказались именно из-за их малой достоверности и убедительности.
Например, было очень заманчиво дополнить упоминавшееся планирование Герингом и Гимлером размещение на Урале аэродромов для нанесения ударов по промышленным и военным объектам азиатской части СССР мнением о том, что в качестве таких аэродромов гитлеровские стратеги расчитывали использовать уфимский «старый» аэропорт и аэродром в Максимовке, иначе трудно объяснить тщательное фотографирование разведчиками этих, не имевщих в тот период военного значения, объектов. Тема, согласитесь, столь же заманчивая, сколько и зыбкая в плане доказуемости высказанного предположения...
Также был велик соблазн добавить сведения (достаточно достоверные, кстати) о сбитых во время ВОВ немецких самолетах над озером Банное, что в 40 км от Магнитогорска и Белорецка и более чем в трехстах км от Уфы. С рассуждениями о том, что пролететь в том направлении с Запада было нельзя, не пролетев над Уфой, что было невозможно пролететь и не сделать снимки объекта, не менее важного чем, Магнитогорск или Белорецк... Эта тема легко перетекает в категорию домыслов...
Есть еще информация о зенитках строившихся в Уфе бронепоездов «Уфа» и «Салават Юлаев», которые имели по площадке ПВО с двумя 39-мм зенитными автоматами на каждой. И эти зенитки смотрели в небо Уфы до отправки на фронт в июле 1943 года аж полгода, так как достраивались уже не в цехах ПРЗ, а на подъездных путях. Можно было бы предположить, что и эти зенитки несли боевое дежурство и имели орудийные расчеты и, конечно же, необходимый боезапас... Однако и это утверждение, возможно, граничит с домыслами.
А еще можно было бы напугать уфимцев, если можно напугать опасностью с запаздыванием более чем в 70 лет... Да и нет уже никого в живых из жителей города военных лет… Напугать можно было тем, что и самолеты-разведчики могли при случае и по настроению экипажа «побомбить» наш город, как было, например, с городом Иваново Московской области, на который единственную бомбу за всю войну сбросил именно самолет-разведчик. Но в Уфе подобного не случилось.
Подводя итог нашему обзору, следует признать, что тема противовоздушной обороны Уфы была несправедливо забыта и все еще относится к темам, незаслуженно замалчиваемым. А между тем, люди, стоявшие на страже уфимского неба, вполне заслуживают нашего внимания, и мы должны приложить усилия для сохранения памяти о них. И тот факт, что Уфа во время ВОВ избежала налетов вражеской авиации, нисколько не умаляет значения ратного труда бойцов ПВО.
Именно постоянные, полные напряжения, на пределе человеческих сил дежурства на постах наблюдеия ВНОС и на боевых постах у зенитных орудий гарантировали уфимцам возможность ковать победу Родины в условиях мирного неба над головой. Наши современники, в своем большинстве, не допускают самой мысли о возможности во время войны размещения на улицах города постов ВНОС и зенитных орудий, готовых отразить воздушные налеты. Такое неведение – результат нашего прекрасного мирного времени, когда пережитое нашими земляками в период войны ожидание ежеминутной возможности погрузиться в ад низвергнутых на головы, несущих смерть и разрушение бомб, кажется уже невероятным. И вместе с тем, мы становимся свидетелями жесточайшей несправедливости по отношению к нашим предкам, оберегавшим это мирное небо. Увы, эти герои молчаливого противостояния с нависавшей над городом угрозы, уже, в своем большинстве, ушедшие из жизни, не получили в свое время заслуженной дани памяти и уважения.
И наш святой долг и обязанность – пытаться и стараться исправить эту несправедливость.