Полет в разные стороны

«Чайка» Павла Карташева в Школе драматического искусства (сцена на Новослободской) – не очень внятная интерпретация великой пьесы; впрочем, утешает, что «Чаек» по нынешней московской сцене летает множество, всегда можно выбрать из них ту, что вам понравится. Действительно – около 10 версий этой пьесы можно увидеть нынешней осенью в Москве (включая кукольную). Да еще был удален из репертуара МХТ сравнительно недавно поставленный спектакль О. Коршуноваса. А то была бы без малого дюжина!

Еще надо отметить, что больше года назад были слиты воедино два театральных субъекта, собственно Школа драматического искусства и Центр имени Мейерхольда (ЦИМ). И площадка, на которой сыграна «Чайка» - это известный многим Большой зал ЦИМ на 6 этаже огромного здания по улице Новослободской. Слияние вызвало у театральной общественности определенный протест (тем более, что вмешалась политика), но, положа руку на сердце, в деятельности обоих институций имели место кризисные явления. Лучший ответ скептикам – новые спектакли! И «Чайка» вышла нынешней весной, что называется, под этим девизом. Кстати, для Павла Карташева это уже третья постановка пьесы.

В чем же проблема карташевской «Чайки»?

Прежде всего, в режиссерской концепции. Или ее отсутствии. Конечно, объяснениям создателей спектаклей верить нужно с оглядкой, но когда постановщик говорит, что ставит комедию, а перед нами что угодно, только не она – это наводит на грустные размышления. Не получилось. Да Бог с ней, с комедией, но хотелось бы видеть что-то определенное. Между тем перед нами в довольно длинном (больше 3 часов) спектакле то мещанская драма, то высокая трагедия, то нечто неопределенно-модернистское. Причем первое действие спектакля существенно отличается по интонации от второго.

А ведь «Чайка», извините за банальность, оставляет бездну простора для интерпретации. Можно ставить спектакль об искусстве. О любви. О молодости, зрелости и старости. О провинции и столице… Но хоть о чем-то да надо ставить! Карташев умудрился поставить – ни о чем.
Что же осталось? Ряд сцен, более или менее удачно сыгранных в «микроформатах». Плюс работа актеров, нередко заслуживающая высокой оценки (причем всем понятно, как трудно играть «непонятно что»).
Итак, сцены в привычном понимании нет. Площадка завалена сеном (как, например, на мхатовском «Месяце в деревне» Егора Перегудова). Среди сена (а также на невысоких помостах и на антресолях, среди осветительных приборов, да и в зрительном зале) взаимодействуют пестро одетые (кто в современную, кто в старинную одежду-«обыденку») персонажи. Наиболее определенный среди них – Тригорин (Андрей Харенко), который сыгран этаким метросексуалом, со слащавым голоском и ужимками. В общем, хорош и Сорин, которого Андрей Финягин играет на эксцентричной ноте, подчеркивая и разворачивая в концепцию мимоходом упомянутый неприятный голос. Эксцентричен и управляющий (Сергей Ганин). Но – до комизма эти и впрямь потенциально комедийные персонажи не доходят.

А что же остальные? Нина Заречная? Аркадин? Треплев? Прочие герои? Да ровно ничего.

В спектакле по воле режиссера словно нет главных и второстепенных персонажей. Они все намеренно уравнены друг с другом ‑ что дает, с одной стороны, возможность, ярко сыграть «в эпизодах», что и произошло, но с другой ‑ совершенно нивелирует авторскую драматургию самой истории.

В первом действии, затянутом, думается, намеренно, лишенном каких бы то ни было ярких моментов – и спецэффектов, и просто изменения интонации ‑ герои словно увязают в банальных мелодраматических тенетах. Зато второе действие несется галопом. И вот тут эффектов не счесть. И «плавающая» сцена. И экстремальные световые решения. И превращение героев в бочонки большого лото… Мещанская драма внезапно становится символистской. Почему? Бог весть.

А еще мы видим – целых ДВА поцелуя взасос Треплева (Вадим Дубровин) и его матери, Аркадиной (Настасья Кербенген). Два-то зачем? И с первого внезапный (и ничем более не подкрепленный) намек режиссера на особое чувство понятен – но как-то бессмысленен.

А почему доктор Дорн (Игорь Лесов), отнюдь не самый положительный персонаж, выглядит как оживший портрет Чехова? Это такой бунт режиссера против автора?

И кстати: в аннотации театра сказано, что спектакль поставлен по первой редакции «Чайки». Полагаю, что это пиар-ход, ибо ничем существенным первая редакция от основной не отличается… Ну кроме того, что вторая редакция стилистически отточенней.

В общем, «Чайка» в ШДИ не то, чтобы совсем не взлетела, но летит как-то зигзагообразно, нервно… Будто летучая мышь. Хотя «Летучая мышь» ‑ это совсем другая история.

Мой рейтинг 7/10

 #театрзапискизрителя