И всей этой звуковой феерией, рождающейся на сцене, управляет самый главный человек, воле которого подчиняются артисты, – дирижер. Любезные друзья, эта первая встреча с симфоническим оркестром не станет для вас простым развлечением. Вам придется познакомиться с множеством различных по тембру (окраске) инструментов, услышать отличительный характер их голосов.
Дирижер едва уловимым движением пальцев заставляет сосредоточиться на самом важном в музыке. Наблюдайте и вы за жестами его рук, следите за исполнителями, старайтесь уловить музыкальные мысли, и тогда в концертном зале вы сделаете для себя некоторые интересные открытия.
Сцена еще пуста. На ней только пульты – подставки для нот – да стулья. На пульт, возвышающийся посредине эстрады, служители кладут ноты для дирижера – партитуру, в которой расписаны партии всех оркестрантов. А впрочем, дирижер и без нее держит в памяти все произведение, «видит» орнамент его звуковой ткани.
Прозвенел звонок. И мы замерли в ожидании. Вот уже вышла вся команда музыкантов со своими инструментами. Их черные костюмы как бы объединяют всех, придают профессиональную строгость. Ведущая объявила концертный номер, а музыканты почему-то не начинают исполнение. Кого-то ждут? Может, еще не все собрались?
Но вот, наконец, торопливым шагом выходит сосредоточенный, с красивой осанкой дирижер. Оркестранты при виде его встают, он кланяется приветствующей аплодисментами публике. Повернувшись лицом к исполнителям, дирижер разрешает им занять свои места, жестом застывшей в воздухе руки дает несколько секунд на мобилизацию внимания. И, еще раз окинув орлиным взором всех сидящих оркестрантов, энергичным взмахом дирижерской палочки он начинает музыкальный рассказ.
Может так случиться, что вы, юные любители муз, окажетесь на исполнении Четвертой симфонии Чайковского, и вам несказанно повезет. Начало симфонии возникает из глубины оркестра, где поблескивает медь. Затем вступают струнные смычковые, своим потоком звуков они растворяют и утишают тревогу трубных сигналов. Если вы любознательны, то, наверное, после концерта прочтете, что же хотел сказать Чайковский в своем сочинении: «Это фатум, это та роковая сила, которая мешает порыву к счастью дойти до цели». А пока что вы слышите, как темы противоборствуют, сталкиваются, погибают и побеждают.
В первое посещение симфонического концерта трудно охватить все, ничего не упустив. На какие-то минуты от самой музыки может отвлечь и пластика рук дирижера, и дружный взлет смычков. Будем откровенны: порой становится скучно слушать, кажется, что повторяется одно и то же, и мы с нетерпением ждем конца. Если вы вдруг обнаружили, что звуки вас не затрагивают, обратитесь к их истокам. Внимательно посмотрите на сцену – и вы увидите, как работают музыканты самой большой группы инструментов.
Этот «клан» состоит из пяти семейств. Царственное место занимают две группы скрипок. Пульты первых скрипок расположены попарно на первом плане, слева от дирижера, за ними – вторые скрипки, отличающиеся от первых своими голосами в произведении. Правее занимают место альты, похожие на скрипки, но чуть крупнее. На первом плане по правую руку дирижера сидят исполнители, которые держат в пол свои виолончели. Это четвертое семейство смычковых. Представители пятой группы обрамляют оркестр позади. Это солидные немногословные контрабасы. На них обычно играют стоя. Своим басовитым звучанием эти инструменты-ветераны укрепляют не только свою команду, но и весь оркестр.
Все струнные почти всегда в движении. Бывает, ясно звучит один голос скрипки, остальные поддерживают ее. Но часто им приходится играть вместе. Тогда движения рук исполнителей, мелькание смычков сливаются воедино, в один рисунок звуков, и волшебные «ноты, слетая с натянутых струн, вокруг рассыпают улыбки». О голосе скрипки говорят как о мягком, шелковистом и прозрачном. Эпитеты, как легкие мостики, перекидываются в область фантазии, возбуждая наше звукотворчество.
Уступая скрипке в славе, виолончель является более совершенной по техническим возможностям – она богаче, насыщеннее по окраске звучания. Она умеет разговаривать и петь, быть лиричной и страстной. Порой кажется, что не четыре, а четырежды четыре струны у этого мудрого инструмента. И, дыша гармонией красок, его голоса поют, раздумывают, торжествуют, направляемые волей артиста. А справа от медных «басит контрабас в согласье с самим дирижером».
Мало приспособленные к исполнению певучих мелодий контрабасы звучат низко, глухо и в то же время глубоко и сочно. Их в оркестре самое большее десять – намного меньше, чем скрипок и альтов. Но они, как атланты, как колонны в архитектуре, своим присутствием создают опору всему смычковому сооружению.
Итак, в общей сложности больше половины состава оркестра занимают струнные инструменты, на которых за столетия выработано много приемов игры. Одним движением смычка музыкант доносит до нас певучие мелодии, иногда прыгает смычком по струнам, извлекая отрывистые, короткие звуки, а то и вовсе защипывает струну пальцами. Такой прием называется пиццикато. В начале третьей части симфонии именно так работают скрипачи, исполняя знаменитое пиццикато Чайковского – ослепительное скерцо смычковых.
После «участка», трудного для исполнения, автор сочинения обычно дает отдых одной группе артистов, «нагружая» работой другую. Мы видим, что дирижер устремился к деревянным духовым. Их происхождение относится к древним временам – первым народным музыкальным инструментам – пастушьим и охотничьим. И хотя многие из них изготавливаются из металла, по традиции они называются деревянными. По числу пультов их группа в оркестре уступает смычковым, но с ее голосов, а именно с флейт, начинается любая партитура. Музыкант прикладывает губы к верхнему отверстию флейты, похожей на трубку, и вдувает в канал струю воздуха. В низком регистре она чуть шепелявит, в среднем – ясна и светла, в верхнем – как бы искрится. Она способна передать и задушевное пение человека, и голоса природы – завывание бури, свист ураганного ветра.
В заключительном разделе Четвертой симфонии Чайковский именно флейтам поручил виртуозную мелодию «Во поле береза стояла». Не пропустите этот красочный эпизод – это настоящий праздник в семействе флейт!
Вблизи флейтистов – местоположение гобоистов и кларнетистов. Гобой произошел от восточной зурны, кларнет – от свирели, пастушьего рожка. О звуках гобоя говорят: это сама нежность. Он очень певуч и тончайшим образом передает чувства и настроения. Чайковский в самом начале второй части симфонии использовал именно гобой, поручив ему божественной красоты мелодию. У кларнета почти тридцать боковых клапанов и отверстий – исполнитель работает пальцами обеих рук.
Кстати, у некоторых инструментов тембры похожи. И даже музыканты иногда путают звучание гобоя и кларнета с их сородичем – английским рожком, певучесть которого несколько ленивее, изнеженнее. Редкий композитор для передачи любовных чувств или восточной идиллии не вспомнит об английском рожке.
Басом в хоре деревянных духовых является фагот. Стоит ему заговорить – и весь оркестр готов почтительно пропустить вперед этот внушительный голос, умеющий передать и смешное, и драматичное.
В антракте – «Петя и волк»
А теперь временно отвлечемся от сцены и вспомним нашего замечательного композитора ХХ века Сергея Прокофьева. XXI век чтит имя выдающегося музыканта-классика прошлого столетия, и сиянье его звезды по-прежнему слепит нам глаза. Как и прежде, живет и напоминает о великом мастере его огромное творческое наследие, в том числе балеты «Золушка», «Ромео и Джульетта», опера «Война и мир». Ровно 70 лет назад Прокофьеву пришла в голову идея – в доступной и увлекательной форме познакомить детей с симфоническим оркестром. Так появилась музыкальная сказка «Петя и волк», персонажи которой характеризуются звучанием соответствующих инструментов. О храбром пионере Пете рассказывают струнные, птичку с ее веселым чириканьем изображает флейта, утку – гобой, волка – валторна. Осторожные шаги кошки ассоциируются у композитора с вкрадчивыми звуками кларнета, а ворчливый голос дедушки – с фаготом.
Но у каждого слушателя возникают свои представления о звучании инструментов. В поэтическом слове Якова Халецкого мы обнаруживаем их утонченную певческую природу:
И флейта, влюбленно вздыхая,
Быть может, вы тоже слыхали?
Да, иные способны услышать, как вторят «дереву» полные радостных дум кларнеты, и трубы, и скрипки.
Вот и закончилась наша экскурсия вокруг центра оркестра. А теперь взглянем на инструменты, что расположены рядом с деревянными. По блеску металла мы различим другую группу – медных духовых.
Часто мир звуков сравнивают с океаном, так вот: могучие волны вздымаются ввысь именно усилиями медных. Создавая в симфонической музыке образы титанических героев, темы стихий, космических сил – в таких величественных картинах композиторы не обходятся без красок «меди». Из глубины зала трудно рассмотреть эти инструменты, но у вас есть возможность получить о них более полное представление с помощью музыкального словаря. А еще лучше – обратиться к телевизионной передаче французского канала «Меццо», которая поможет в вашем путешествии по лабиринтам инструментального мира.
Довольно заметна на сцене валторна (лесной горн), сохранившая форму своего предшественника – охотничьего рога. Поэтичность ее голоса, умеющего выразить и торжественное настроение, и состояние печали, хорошо сочетается с деревянными духовыми. Самое низкое звучание в этом семействе у тубы. Ее голос малоподвижен, но зато это надежный бас. Туба служит в оркестре более 180 лет. У нее есть товарищ, а может быть, и соперник с более солидным стажем, начатым еще в XV веке, – тромбон, отличающийся чистотой звука. Для него композиторы пишут концерты, в которых поручают ему сольные партии. Маленькая и тонкая труба, которую артист держит прямо перед собой, хороша в сигналах – торжественных и воинственных, называемых фанфарами. Ее высокие, светлые, серебристые звуки придают блеск и величественность всему оркестру.
Если перекинуть взгляд в левую часть оркестровой дуги, то за скрипачами и арфистами с их струящимися переливчатыми пассажами можно увидеть музыкантов-ударников. Бросаются в глаза литавры – медные полушария с натянутой на них тонко выделанной кожей. Этот инструмент восточного происхождения в равной мере может звучать громко, как выстрелы из пушки, и тихо, как шелест листвы. К примеру, в Девятой симфонии Бетховена литаврам поручена самостоятельная роль, а в Шестой Чайковского они звучат в теме борьбы человека с судьбой. По словам польского критика, в этой прекрасной печальной мелодии «литавры бьются, как истерзанное человеческое сердце».
Рядом с ними место большого барабана, знакомого нам по парадам, где играет военный оркестр. Есть еще малый барабан, на котором обычно многократно повторяют одни и те же звуки с их динамическим нарастанием. Иной раз просто залюбуешься быстрой, но несуетливой пластичной работой ударника. Если ты, юный друг, когда-нибудь услышишь «Болеро» французского композитора Мориса Равеля, присмотрись к исполнителю на малом барабане. Он солирует минут тридцать на протяжении всего произведения. Кстати, в дни юбилея балерины Майи Плисецкой вы могли увидеть хореографическую постановку на музыку «Болеро». Еще существуют тарелки, треугольники, колокольчики, ксилофон, бубен, ассоциирующийся с жаркой пляской огня…
Но ни название, ни описание звучания не познакомит с ними так, как хотя бы раз услышанное их соло в концерте. И не огорчайтесь, если что-то упустили в первый раз. Не убеждайте себя, что вы – один из всех – не уловили самого существенного и не можете выразить словами свои ощущения. Самое главное, вы поняли, что в движении рук, в дыхании музыкантов бьется жизнь высокого разума и тончайших чувств. Пусть полюбятся вам одетые в черные костюмы вдохновенные мастеровые музыкального искусства.
…Вот они снова выходят на освещенную эстраду. Через несколько минут каждый из них, оставаясь собой, сольется в звонком оркестровом потоке; и для вас зазвучат уже знакомая тема тревоги первой части симфонии, тихое раздумье второй и лихой праздник финала. Спасибо им всем, этому «содружеству ста», и дирижеру, которого ждет притихший зал.