Туганлык. Записки из пыльного блокнота

Что такое Туганлык?

Итак, по порядку: что же означает слово «туганлык»? Круг друзей или содружество, но, если вглядеться в корень слова, то вернее будет написать «родственность», потому что «туган» – родной, родимый. А как имя собственное – это название фестиваля тюркоязычных театров, играющих на родственных друг другу языках.

Театры и спектакли

«Кыямат»

Первый спектакль, на котором я оказалась, «Кыямат» (Судный день) киргизского государственного молодежного театра «Учур» (режиссер Б. Абдураззоков). Состоялся он на сцене уфимского государственного татарского театра «Нур».

«Судный день» ставился по мотивам романа «Плаха» Чингиза Айтматова. Конкретно – взяли третью и последнюю часть произведения, которая повествует о жизни и судьбе чабана Бостона Уркунчиева.

Для меня Айтматов интереснейший писатель, он будто видит сквозь множественные слои внутренней организации человека и знает, как показать их читателю, передать ему понимание о сказанном (написанном, то есть); прочитав «Плаху» еще в студенческое время, жутко страдала – не с кем было обсудить произведение, которое устроило в голове целый непрекращающийся водопад размышлений. И вот такой уникальный шанс – увидеть постановку!

...Драма, надрывная и философская, представленная с постепенным нагнетанием... Каждая перемена в персонаже, каждое действие – все создавало колоссальное впечатление. Именно такое, когда сидишь, затаив дыхание, и ты уже полностью – там, в этой истории…

По окончании мне выпала счастливая возможность побеседовать с уфимскими театралами, режиссерами и актерами, которые тоже смотрели спектакль. Приведу некоторые их высказывания.

Руфина Агафонова, режиссер детского самодеятельного театра-студии «Горячие сердца» (до 2011 г.):

– Те проблемы, которые были подняты в спектакле, – «Человек с человеком» (или, точнее, как поступок одного человека отражается на других), проблема экологии, – все здесь взаимосвязано, они и сегодня очень актуальны. С этой точки зрения театр хорошо передал атмосферу.

Актеры великолепны, я считаю, причем это же профессиональный театр, не самодеятельность, где сделал один спектакль – и все! Они сделали его не просто так фестивальным, напоказ, думаю он должен быть в их репертуаре.

Я сидела в первом ряду, взяла с собой бинокль в силу того, что у меня плохое зрение, и смотрела сцены: это было как в кино, настолько сильное переживание! И как уходили актеры мне понравилось: они остались в своих образах. То есть они не разрушили атмосферу спектакля.

Сценическое пространство тоже удачно сделано: все в одном круге. Они же живут в горах, очень замкнутое получается пространство. Я была в Киргизии… я не была в то время, но просто представляю: там горы кругом, то есть от кишлака до кишлака (или аула, не знаю, как это называется) большие расстояния, поэтому каждый как бы в своем мирке живет. И поступок одного человека отражается на жизни других. В городе – нет, а там – да.

Любовь Булыгина, актриса театра-студии «Птицы»:

– Мне понравился спектакль. Музыка, костюмы, актерская игра и пластика: одно переливалось в другое – без всяких запинок, без молчания, все читалось… То, что актеры находились в круге из песка, – очень символично.

Владимир Корчев, режиссер театра-студии «Птицы»:

– По поводу названия приведу такую параллель: существует выражение «диес ире» (Dies irae – лат.) – «День гнева». Перед тем, как наступает судный день, идет день гнева. То есть сутки, когда земля вспучивается, встают живые и мертвые… Здесь есть момент нагнетания, напряжения обстановки, есть какие-то символы, предзнаменования зловещие.

Поэтому «кыямат» мы понимаем как… вот, прежде чем произойдет извержение вулкана, земля должна пойти пузырями, вспучиться, эта магма должна в ней угадываться, быть, в воздухе витать… И оно витало.

Мне показалось, что некий пластический фактор – чисто фигуры, – они сделали механически, просто переход в переход, потому что я часто работаю в минимализме (а это был не столько модерн, сколько минимализм, ну, бедный театр так называемый, Кротовский еще его придумал), и там белое в белом. То есть был белый цвет, эти костюмы снимались, эти шарфики… У них был, скорее, китайский костюм, если вы заметили, не было национальных киргизских костюмов. Такой усредненный вариант.

Я бы, например, допустил, что одежда могла бы сниматься, переодеваться, то есть не только шарфики. Почему-то мне хотелось, чтобы внутри несколько слоев вот этой ткани становилось бы больше, меньше, а их ведь очень много на сцене, человек двенадцать! Круг – двенадцать частей, этого и следовало ожидать: двенадцать месяцев в году, например... Символьные моменты, они слишком были угадываемы, мне не хватало чего-то… перебивки! Тут все было понятно, даже чисто физиогномически по кастингу актеров.

Конечно, очень идея с волками понравилась. С волками было прекрасно, если убрать тонкости перевода, техническую сторону, это, безусловно, важный момент: сравнение волков и людей – волчьих законов и человечьих, соотношение звериного и человеческого.

Зловещее предзнаменование, перст указующий – как раз в виде волчат, внесенных в дом… Если вы заметили, там говорили «это будут вспоминать позже». Фразу они в сторону говорили, прям слова автора взяли. То есть все эти слова пущены в самом начале, они оказались зло вещим.

Евгений, представленный как «сочувствующий театрам»:

– Спектакль мне понравился. Сперва было предвзятое отношение. Я думал: ну киргизский театр – и что это такое? Первое, что впечатлило: я сидел с краю, и вдруг рядом со свечами пошли. Так неожиданно: ждешь актеров на сцене, а тут они сзади проходят все – и в центр круга. Круг понравился, позже я понял, что это песок, и они там так передвигались: неслышно было шагов, все плавно, заглушенно…

И эти красивые свечки они поставили вокруг, получилось, как будто они в одном шатре, в помещении, и события все происходят как бы в одном месте. Со стороны все видишь… История с волками интересная. Единственное, мне показалось, недосказанная история со вторым персонажем, с Бостоном. Я не понял, почему так произошло, почему все несчастья на него перешли.

Я думал, актеры будут уходить-приходить, а здесь они все время находились в одном месте, в этом кругу… в напряжении. Поначалу думал, что будет скучновато, но в итоге сюжет притягивает, входишь в это состояние, в их круг, в эти отношения.

«Наказание»

К моноспектаклям у меня особое отношение. Здесь проблема и путь исканий персонажа всегда выражаются наиболее остро.

И вот на сцене Национального молодежного театра им. М. Карима «Наказание». (Азербайджанский государственный театр юного зрителя, режиссер Мехрибан Алекперзаде).

Поначалу мрачное сценическое пространство и действие насторожили: много дыма, толстые канаты с петлями и женщина, как будто восстающая из гроба, вся в черном одеянии, а далее – история, напоминающая исповедь. Жутко.

По мере рассказа сценическое пространство вокруг героини буквально становилось живым: все стулья, петли, трансформируемые в качели или в виселицу, катающийся по сцене гроб – все заработало и заиграло в руках актрисы!

По сюжету героиня, будучи юной, вышла замуж и родила двоих детей. Жизнь ее была обыденна: приготовить обед, дождаться детей из школы, встретить мужа с работы, сходить на родительское собрание… Груз обязательств и однообразное существование со временем стали душить ее. И она попросила мужа устроить ее на работу. Что тот нехотя сделал.

Дальнейшее развитие событий примерно такое: героиня выходит в люди, встречает человека, который смотрит на нее как на женщину, расцветает. Обретя новый смысл жизни, воспарив до самых вершин свежего чувства, она совершает страшный поступок: отрекается от своих детей, хочет освободиться. Не стану раскрывать, что последовало за всем этим, скажу лишь: она раскаялась, молила родных о прощении, но так и не получила его, не дождалась.

…Когда весь зал хлопал стоя Камале Гусейновой, вдруг поняла, что плачу. До сих пор ни один спектакль не вызывал у меня таких чувств. Слезы были и на глазах красивой, пропустившей всю трагедию через себя актрисы. Воплотить в себе столько эмоций на сцене, обрушить их шквалом на зрителя, всколыхнуть пространство отчаянием и мольбой, полетом и падением – искусство, способное вывернуть душу наизнанку, заставить человека болеть каждым движением, каждой сценой...

Но самое интересное ожидало меня на следующий вечер: я вновь отправилась в театр. В какой-то момент разговорилась со знакомой, которая сидела неподалеку. Она интересовалась: на какой спектакль я ходила вчера? Рассказала про «Наказание» и заметила: «Но, знаете, меня что удивило: всех членов жюри представили, а назвать режиссера – забыли!» На этой моей фразе девушка, сидевшая со мной рядом, грустно улыбнулась и неожиданно сказала: «И не говорите!» Я добавила, взглянув на соседку: «Мне вот очень интересно, кто осуществил постановку…» Тут незнакомка представилась: «Режиссер “Наказания” – я».

Я была потрясена, просто потрясена – такая удача! Естественно, стала задавать вопросы Мехрибан о моноспектакле. Беседа не велась под запись, поэтому могу лишь тезисно привести некоторые вещи, которые из нее вынесла.

Нельзя относиться к кому-либо как к женщине или мужчине, надо относиться, прежде всего, как к человеку.

Каждый человек сам выбирает свое наказание.

Мехрибан напомнила мне о том, что по сюжету была притча о боге, который говорит человеку: «Я не дал вам понимания счастья». Осмелюсь сделать вывод: ищи – не ищи счастье, не может быть какого-то правильного пути или решения. Когда стоишь не перепутье, может оказаться, что твое видение счастье не вяжется с той картиной мира, с тем положением вещей, которые уже есть в твоей жизни. Героиня моноспектакля, по сути, принесла в жертву любви всю свою жизнь; она надеялась обрести счастье.

Сюжет «Наказания» очень созвучен «Анне Карениной», его вполне можно воспринимать и в таком ключе.

В сюжете меня поразил (не совсем его поняла в силу незнания обычаев) один момент: после всего, что случилось, родные снова выдали героиню замуж (отмечу: нет, не за любимого, ибо тот ее бросил); на мой вопрос об этом Мехрибан пояснила: чтобы скрыть позор, нужно выйти замуж во второй раз.

Послевкусие

Чем лучше и интереснее то, что видишь, тем сложнее об этом рассказать, не говоря уж о том, чтобы написать. После «Туганлыка» долго собирала и переосмысливала ощущения – свои, других людей. И это тоже привело к каким-то выводам.

Например, парадокс восприятия перевода, технический момент – кому-то сложно перестроиться, уловить суть. У меня дискомфорта практически не возникло. В случае того же «Кыямат» – немного сложно было тем, кто не читал «Плаху»: оставались вопросы, что же все-таки произошло, чем окончился конфликт Бостона и Базарбая? В то же время удалось подхватить состояния героев, проникнуться ими. Разглядеть проблему.

«Туганлык» – событие само по себе масштабное. Оно цепляет, надолго откладывается в памяти. Показывает, что мир театра, мир драматургии открыт для всех. Вне зависимости от языка, знания или незнания традиций других этносов.

Театр находит отклик у зрителя, если он передает суть общечеловеческих проблем, исследует внутренние конфликты личности. «Туганлык» в этом плане, безусловно, площадка для открытий.