Как жили башкиры. Счастливое детство в Абуляисово. Часть тринадцатая

(Рассказывает мама Банат)

Жители деревни гибли и от голода, и от холода. Вся домашняя скотина была съедена, не осталось в деревне даже собак и кошек. Большой радостью для многих было, если удавалось поймать хотя бы мышку. На улицах иногда появлялись люди, похожие на скелеты, с обтянутыми кожей лицами с глубокими глазницами, откуда смотрели тусклые, подслеповатые глаза. У всех на уме была мысль: где бы найти еду?

В деревне распространился слух, что появилась людоедка. В такое время было удивительным то, что только дочь старухи Хабибъямал, очень редко появлявшаяся на улице, постоянно сидевшая дома взаперти, оставалась румянощекой, не поддавалась голоду, потом почему-то и старуха перестала выходить из дома. Все это навело людей на мысль, не умерла ли она. Соседи стали приходить к Хабибъямал домой, а дверь им никто не открывал. Тогда однажды мужчины, пришедшие проведать соседок своих, навалились на дверь и силой открыли ее. То, что они увидели в сенях, ужаснуло всех…

Спасибо нашей скупой Камиле-енгяй, если бы она не берегла пшено и зерно в ларе под замком и не выдавала еду только по одной горсти каждому члену дома, мы тоже погибли бы от голода. Мы хоть и голодали, но не умерли, благодаря ее скупости и бережливости. Слава Аллаху, перезимовали все и живые наступили на черную землю, откуда с первыми весенними лучами стала пробиваться зеленая трава. В траве мы находили съедобный дикий лук, в изобилии растущий на горах, окаймлявших нашу деревню. Ели всякие коренья козлиной бороды, а в скором времени на полях появились сергибусы, на лугах – щавель и борщевик. Все дети целыми днями находились там в поисках еды, находки свои приносили домой.

Тут же матери и сестры готовили из них травяные супы, затируху. Руки-ноги наши были похожи на щепки, тоненькие, животы большие у всех от употребления большого количества трав. Взрослым заниматься собирательством некогда: они, запрягшись в деревянные плуги и сохи, пахали на себе землю вместо съеденных зимой лошадей, готовились к весеннему севу, да возникла большая проблема: семян где достать, ведь все зерно было съедено.

Как раз в это время государство раздало семена, их привезли откуда-то с юго-западных губерний по приказу Ленина для спасения башкир от голода. Наконец-то вопрос решился, этими семенами засеяли люди земельные наделы свои.

В это время сверху, из далекой Москвы, пришел указ всем башкирам вспахать имеющиеся земли, не оставляя ни пяди, посеять зерновыми новые поля, чтобы не допустить нового голода. Деревенские мужчины никак не могли взять в толк этот указ, как же быть, если не оставлять пастбища, чем же кормить приобретенную скотину, ведь основной едой для башкир является мясо, молочные продукты. Где пасти с таким трудом восстанавливаемую живность, тем более, вокруг деревни одни горы, не годные для земледелия? Народ в деревне стал волноваться, собираться кучками, выражать свое недовольство Указом, Советами.

Тут несколько мужчин, не согласных с Указом Советов, решили не подчиниться властям, во главе с моим двоюродным братом Сулейманом Мурзабулатовым оставили деревню, выехали куда-то в сторону Баймака. В деревне говорили, что они будто бы примкнули к восставшим степным башкирам, недовольным таким Указом новой власти.

Наша семья и родственники Сулейман-агая не получали от него никаких вестей и горевали, ждали, что же будет с ними… В скором времени мы узнали, что всех бунтовщиков арестовали и закрыли в тюрьму.

Жизнь деревни потекла тихонечко по привычной колее, хоть и остались душевные раны от голода, люди стали потихоньку отходить от него, нам в этом помогло собирательство ягод и съедобных трав. Осенью мой братишка Ахмадулла продолжил учебу в школе. Сестренки Гайниямал и Мархиямал стали помогать взрослым в домашних делах, летом и мне исполнилось восемнадцать лет.

Как-то однажды, придя домой с прополки картошки, я увидела на нашем дворе какого-то рыжего уруса, стройного, рослого, с рыжими же усами. Я мельком посмотрела на него и быстро зашла в летний домик, где Камила-енгяй готовила еду. Она подозвала меня к окошку домика и велела мне посмотреть на того рыжего:

– Глянь, Разифа, на этого парня, мы решили выдать тебя замуж за него, он приехал к нам со своим зятем, чтобы просить твоей руки.

– Астагафирулла тауба! Как это вы решились выдать меня замуж за русского?.. Нет, нет моего согласия выйти замуж за кяфыра! Чем за русского замуж, лучше утопиться в Аселе! – с такими словами я кинулась к двери, чтобы выбежать из летнего домика.

– Стой, Разифа! Он не русский, а башкир, зовут его Хасан.

Я успокоилась и, подумав, ответила своей енгяй:

– Ладно, я согласна, тем более и возраст у меня уже подходящий для замужества, и вам, наверное, уже надоела, избавитесь от лишнего рта.

Вот так я и ваш отец соединили свои сиротские судьбы и начали жить вместе. Сестра моя Гайниямал и братишка Ахмадулла остались жить в семье дяди Афлятуна. Спустя два года Гайниямал тоже вышла замуж за Яикбаева Сайфутдина. Ахмадулла же продолжил учебу свою в школе, он оказался очень способным к изучению наук. После окончания школы он стал учителем в родной своей школе, женился. Когда началась Великая Отечественная война, осенью 1941 года его забрали на фронт. Оттуда пришло от него всего несколько писем, потом он перестал писать. Спустя полгода его жене пришло извещение о том, что Мурзабулатов Ахмадулла Абуталипович пропал без вести.

Про остальную жизнь нашу в Ергаише вы знаете уже по рассказам вашего папы, – так закончила наша мама повествование о своей жизни до замужества.

Уход за скотиной и сытная жизнь

Пришел еще один вечер, похожий и на прошлые вечера. Сестры Файза и Гульшат, как всегда стали выносить на руках козлят и ягнят на вечернее кормление к их мамам. Потом одна из них стала убирать в мешок грязную, сырую подстилку для ягнят в загоне, специально отгороженном в правом углу передней комнаты; другая в отсутствие ягнят вымыла полы и постелила туда охапку сухого сена, принесенного с навеса в сарае. Дома запахло сухой травой-сеном. Для ягнят подвесили на веревочке сено из самых качественных трав, чтобы они учились есть сено, а не ждали, когда же наконец их вынесут из дома в сарай к их мамам, и чтобы раньше времени не блеяли, требуя кормления.

Пока ягнята в сарае, в дом завели корову, которая недавно только отелилась, туда, где начинался ее хвост, были привязаны какие-то красные тоненькие плетеные в несколько косичек тряпочки. Вот мать вывела теленка, стоявшего тоже в загородке, подвела его к вымени коровы, и теленок жадно стал сосать сосок. Мать с трудом отрывала теленка от его занятия, и давала теленку пососать другие соски по очереди. Вот, наконец, теленка оторвали от его матери и привязали близко к корове, чтобы она могла лизать и нежить своего детеныша. Мама же Банат подсела к корове и стала доить ее.

Девочка внимательно наблюдает, подобрав под себя ножки, сидит на нарах, не шелохнувшись: ей и страшновато от такой близости коровы, хотела бы она юркнуть из дома в сени, да корова не даст выйти, она своим задом почти уперлась в дверь передней комнаты, да и одежда девочки осталась на вешалке над загородкой теленка.

Наконец, мать подоила корову, теленка освободили от веревки, и он с жадностью стал сосать свою маму, шустро виляя хвостом, скоро вся пасть его стала мокрой, вся в молочной пене, и вот, наконец, он отпал от соска коровы. Теленка загнали в загородку, и, накинув на рога веревку, корову вывели из дома. Пока она медленно выходила из дома, в открытую дверь пахнуло холодом, но девочка к этому уже приучена, она напялила на себя старую пуховую шаль, а ноги свои подсунула под узкое одеяло (тюр юрган), постеленное на нарах. Банат знает, что завтра утром ее мама будет сепарировать молоко: из одного крана сепаратора ручейком будет литься теплое молоко, а из другого польется тоненькой струйкой сметана. Обычно Банат просыпается от звука сепаратора, перебирая босыми ножками, быстро подходит к умывальнику, толкает его сосок, оттуда льется вода, и девочка горстями кидает воду на лицо. Потом концом свисавшего с крючка вышитого полотенца вытирает лицо, и занимает место у сепаратора там, откуда льется теплая свежая сметана, подставляет под медленную струйку указательный палец. Когда кончик пальца покрывается сметаной, подносит палец ко рту и начинает сосать сметану. Ух, какая вкуснотища!

Слава Аллаху, что у них отелилась корова, есть теленок, иначе не было бы такого наслаждения. Сколько угодно согласна она ходить за теленком с большой консервной банкой, подставляя ее под брюхо теленка, когда тот начинает писать, чтобы только не намочил пол в передней. А вот за ягнятами не уследишь, они мочатся в свою подстилку. Да, ладно, все равно их мам не доят, они сметану не дают, поэтому нечего ходить за ними с консервной банкой.

Продолжение следует…