Акрил, масло и линогравюра. Линии бесконечные, плавные, завихряющиеся, будто гипнотизируют. Переход от зала, где мягко радуют цвет и тепло, — к залам, где монументальные, черно-белые изображения рассказывают истории великих людей, великих умов. Истории о художнике, его технике тоже. В галерее «ART4U», сразу в нескольких залах проходят персональные выставки двух очень разных мастеров — художников Владимира Рябцева и Романа Сайфуллина.
Смотрю на экспозицию весь август, наполняюсь, думаю или перестаю думать совсем — просто показываю посетителям, с интересом ловлю их эмоции, их догадки насчет той или иной работы. Подхожу ближе, отхожу дальше. С удивлением обнаруживаю, что даже опытные художники, посетившие выставки, пытаются разгадать — а как это сделано, а почему. Галеристы гадают над смыслами, ждут историй, а художники — размышляют о технике. Посетители — кто смеется, кто отворачивается от сцен, которые кажутся им запутанными, слишком откровенными, пытаются понять работу «Он и Она» Рябцева («что-то такое климтовское», — замечает один из гостей).
Веду гостей от нескольких залов и лестницы с линогравюрами в единственный зал, где расположились работы маслом и акрилом. Эффект усиливается от случайного прохождения залов в нетипичном, почти обратном порядке — от множества рассказанных историй в портретах, пейзажах и натюрмортах Сайфуллина к нежным-нежным, цветным произведениям из семейной коллекции Рябцева.
На открытии своей выставки «МетамАрфозы» член Союза художников, заведующий Мемориальным домом-музеем А. Э. Тюлькина, художник Владимир Рябцев рассказал, что название выставки как раз отразило его желание показать свои «метамАрфозы». В названии выставки, по концепции художника, в слове «метамАрфозы» — буква А перевернутая.
Художник никак не определяет жанровую принадлежность представленных работ, так как ни к пейзажам, ни к бытовым жанрам, ни к портретам их не отнесешь. Назвать фигурами или композициями тоже нельзя. Посетители склоняются к вариантам — «фэнтези», «волшебная сказка», я для кого-то здесь представлен… реализм.
Сам художник рассказывает следующее:
— Почему название «МетамАрфозы». Вы, наверное, заметили, что вообще пишется правильно метаморфозы — там (в названии выставки — примеч. ред.) вы встретите букву А, но эта А, по концепции, должна перевернутой быть. Это с латыни, по-моему, «превращение». Из гусеницы в бабочку… Из куколки в бабочку. Здесь же моя цель — уделить внимание линии и цвету. Ну, естественно, общая композиция. Этим самым привести зрителя к определенным чувствам. Технический прием — мастихином: можно писать кисточкой, кто-то веником пишет — есть такие, — но это чуждое нам искусство. Обычный мастихин. Просто была проба пера, и мне понравилось, и я попробовал это применить. Есть работы, написанные на холсте, акрилом. Тоже каждая техника — то ли это будет масло, то ли акварель, хотя акварель относится к графике. Но когда на нее смотришь, там же столько живописного! Она безграничная в приемах, в секретах. Они ведь, секреты, начинают открываться, когда ты начинаешь работать. То, что можно сделать изо льда — вы никогда не сделаете из снега и наоборот. Вот снег, он больше к мрамору, когда на него смотришь. А когда смотришь на лед — это хрусталь. Два разных материала. Вот так же и в изобразительном искусстве.
Когда проходишь экспозицию «МетАморфозы» Рябцева, удивляешься: картины будто двумя разными художниками созданы, а по факту это работы одного мастера.
Картины Рябцева «Лилия» и «Чужой город» особенно привлекают внимание аудитории. В «Лилии» наблюдательные посетители видят резвящихся русалок, а в случае «Чужого города» — читают выражение лица девушки: не то задумчивость, не то печаль. Девушка в «Чужом городе» — ключевая, центральная фигура, она высится над домами в каком-то своем, почти неуловимом, полете. У меня ощущение, что выражение лица — это скорее что-то за мгновение до… за мгновение до стремительного воспарения. Так художник нарисовал Катю, дочь, которая переехала в Прагу.
Картина «Из детства» удивила отсутствием улыбок и беззаботности, точно эпизод сказочного сюжета, поворотного события. Здесь много персонажей — балерина, школьница, феи… Персонажи застыли, будто перед препятствием — смотрят и ожидают чего-то неизбежного. Как объясняет художник, работа была написана по мотивам детских рисунков дочери Кати — Владимир Рябцев постарался в точности передать персонажей, как их рисовала дочь, когда была маленькой.
Мне солнечно от «Лежащей фигуры», и от всей подборки картин в их целостности. Они тоже разные и говорят с нами о разном. Кажется, они проверяют смотрящего на степень его открытости эксперименту художника.
Вторая выставка — «Творцы мира» члена Союза художников Романа Сайфуллина.
Портреты — живые, сильные, содержательные, — будто присматриваются к тебе, а не ты смотришь на них. Останавливаюсь перед «Утренней геометризацией» и «Вечерней геометризацией» и понимаю, что здесь — энергия творчества на максимум, очень отзываются писательской натуре эти чернильница, книжка, два времени суток.
Смотрим с разными гостями на «Храм безмолвия». И хотя это очень и очень далеко, мне почему-то все вспоминается Ван Гог. У гостей другие версии — у кого лабиринт, у кого таинственный лес…
Роман Сайфуллин учился у мастера офорта Камиля Губайдуллина, занимается преимущественно линогравюрой. Вот что он рассказал о своем творческом пути:
— Камиль Губаевич приучал нас к офорту и композиции, но после выпуска я занялся линогравюрой — самая доступная техника из всех, — поделился Роман на открытии выставки. — Линолеум, резец и все, даже ложкой можно печатать. Преподаю в художественной гимназии Давлеткильдеева, там есть станок. 15 лет уже там преподаю. Моя экспозиция называется «Творцы Мира». В серию входят уже 8 портретов, такие как Махатма Ганди, Януш Корчак, Иисус, Мустай. Основную серию в моем творчестве буду продолжать всю жизнь, а начал её в 2012 году. Но иногда натюрморты, иногда пейзажи, иногда композиции многофигурные («Ответь мне, Господи»). Немного о своей социальной деятельности хотел бы сказать. Уже 9 лет я провожу благотворительную акцию «Дарение мира» — это когда появилась «Мать Тереза»… я решил… ну, как решил: нельзя же браться за такую личность просто так. Когда делали иконы, иконописцы постились перед этим, брали на себя обеты. Вот я и решил взять на себя обет: если портрет получится, буду дарить его бесплатно в соц. учреждения — роддома, детдома, больницы. Ну, вроде получился, раз получился, обет этот надо исполнять. И вот уже девять лет я этим периодически занимаюсь. В последние два года появились «Матрена» и «Иисус» — отправляю репродукции на СВО в разных форматах. Для меня главное: если людям тяжело, надо их поддержать. Мною движет только это. Я также провожу культурно-просветительский проект «Творцы мира». На фоне этих портретов собираются школьники, студенты, и я провожу лекцию часа на 1,5-2 о каждой из личностей — об их вкладе в мир. Цель такая: кумиры, мне кажется, должны быть люди достойные этого.
О создании первого портрета в серии «Миротворцы»:
— Я стараюсь делать с монументальным подходом, более образные портреты, опять же, начиная с «Наставника» не только стилистически, не только выразительно, но и психологически. Начиная с этой работы, я впервые начал задумываться о внутреннем содержании, эмоционально-психологическом в работе.
Людям надо транслировать что-то вдохновляющее и передавать это через свои работы. «Наставник» — первая работа, которая с таким настроем сделана, с таким подходом. Я назвал это «концепцией внутреннего содержания». То есть внешняя форма — что изображено, есть внутреннее содержание — что заложено. Это касается изобразительного искусства и музыки. Через музыку тоже, через голос тоже очень много можно передавать, транслировать человеку, слушателям.
Пока я этот первый портрет делал, решил пост взять и не есть мяса и рыбы. Делал я его (портрет) примерно два года, по утрам в основном, до работы. И потом, когда закончил, обратно уже не смог вернуться — сейчас мяса так и не ем.
О «Хризантемах»:
— Делал два портрета — женский и детский, это жена с дочкой. Подумал: что это, художник ни разу не рисовал жену и дочку, надо нарисовать. Дочке уже было года четыре точно. Вот такой образ пришел, «Хризантемы» назвал. Рядом «Цветок жизни» висит, ну это тоже такой образный цветок. Начинаю делать — приходит понимание, как дальше делать, а в начале одно: маленький эскиз сделал, потом уже он, в процессе работы, раскрывается и раскрывается, уже совершенно другое получается, чем-то, что задумано в начале.
Роман Сайфуллин уверен, что близится Новое Возрождение, что мы еще успеем застать повышенный интерес к искусству, что любители живописи научатся мерить ценность произведений искусства не суммой, названной арт-дилерами, а истинным качеством работ. Пусть и не быстро, но на наш век придется культурная революция, и уже никто не сможет выдавать за искусство сомнительные по смысловой нагрузке работы.
Своими впечатлениями о выставках поделилась журналист, поэтесса и фотограф Галарина Ефремова:
— Владимир для меня — это абрикосовый свет. Знаете, переспелые абрикосы — они изнутри просвечивают. Или золотая антоновка — она изнутри просвечивает — это такой август, август полуденный, такой вкусный. Как все сейчас любят перепощивать Рэя Брэдбери, — даже те, кто его не читал, — потому что он стал автором бессмертного хита про август, и вот он — напоенный солнцем август. Но август может быть и другой, есть и другая сторона, — это звездопады, это много высоких энергий. Вот сегодня гроза, дожди пришли, и это уже другая сторона — это уже Роман Сайфуллин, это энергетические силовые линии. Меня просто поразило разнотемье Романа, то есть, когда тебе тут и Мустай Карим, и лето, и какие-то витязи, и рассветы, и чернильницы, и из них тут же павлинье перо и цветы вытекают, то есть смотришь — и везде, во всем силовые линии. Вспомнилось сразу стихотворение Уитмена — «О теле электрическом я пою». Для меня это все какие-то … ваши линии — это электропровода, по ним проходит ток, они аж гудят иногда, на некоторые картины смотришь — ощущение, что линии там гудят, фосфоресцируют.
Обе выставки продлятся до 7 сентября.