«Урал» притягивает самородков

Известная ныне галерея народного творчества «Урал» возникла много позднее, но во времена тоже смутные — «лихие 90-е», прекрасно вписалась в работу центра. А ее хозяйка Карима Кайдалова — общепризнанная открывательница талантов, организатор всевозможных перфомансов и генератор неожиданных идей. Словом, достойный представитель шебутного творческого коллектива центра.

Заснуть с открытыми глазами

Люди, похожие на Кариму Кайдалову, на все, что ни спросишь, отвечают: «Повезло». Однако ж, думается, хороший человек, сам того не замечая, просто притягивает к себе других таких же — ищущих душевного тепла и стремящихся поделиться сокровищами своего богатого сердца.

Кариме Кайдаловой повезло сразу: поступив в Уфимский институт искусств, попала к человеку-легенде — Шауре Муртазиной. «Она — режиссер-самородок и максималист, безоглядно служащий театру, — считает Карима Шариповна. — Не была добренькой. Ученица великого Алексея Дикого, она была полководцем по натуре. Муртазина ставила Вольтера, очень много — Мустая Карима, собиралась (в хрущевские-то времена!) ставить Дюренматта. Это был бы атомный взрыв на весь Союз. Собственно, взрыв-то был: на сцене Башдрамы шел «Макбет», о котором в театральном мире тогда предпочитали помалкивать. Доучивалась я у Александра Разинкина».

Кстати, отец Каримы, уроженец деревни Ново-Кубово Иглинского района, работавший и в шахте, и на железной дороге, особо не возражал, что дочка погрузилась в невиданный для него мир театра. В паспорте будущей актрисы стояло место рождения: город Черниковск. Воспитывалась она попеременно родителями и бабушкой из соседнего города — Уфы, а поработать успела много где, в том числе десять лет служила в театре, особенно комфортно ощущая себя в острохарактерных ролях.

В нежно вспоминаемой Вологде довелось работать в научно-методическом центре культпросветработы. Не театр. Семья, рос маленький сын, надо было выбирать. «Уходя из профессии, человек испытывает не просто стресс: логика, психика заточены под другой образ жизни, — рассказывает Карима Кайдалова. — Доходило до смешного: я приходила на работу к девяти и спала с открытыми глазами до одиннадцати. Это когда в театре как раз начинались репетиции. И я не могла понять, как можно уйти с работы в шесть, когда у тебя еще полно дел. В театре и до четырех ночи репетировали. А с часу до двух — обед — это как? Ну, перекусил, когда время есть. Мне казалось, что в центре работают просто ненормальные люди. И я стала вживаться в предлагаемые обстоятельства».

Но повезло и тут. «Это был один из самых интересных периодов в моей жизни, — вспоминает Карима Шариповна. — Я погрузилась в атмосферу русского Севера. Там никто копья за старину не ломает, она просто существует органично. Этот город или принимает, или насовсем отталкивает. Мне повезло: меня приняли. Помнится, был второй праздник славянской письменности. Мне поручили ответственное действо: церемонию открытия. Кирилл и Мефодий — герои дня, конечно, уважаемые люди, но письменность на Руси была и до них. Мы взяли из Ригведы гимн Огню, переложили его, осознав, что многие просто не поймут, о чем же это. С Софийского собора бил басовый колокол, его раскат плыл по реке. Мы уложили гимн ровно в двенадцать ударов. Ход был хитрый — от царя Гороха через «Слово о полку Игореве» к современности. Да еще живой огонь возжигали два красавца-богатыря: один белый, другой — черный, как смоль. Европа и Азия. На Руси живым огнем считалось только пламя, произошедшее либо от молнии, либо от трения. Именно он всю нечисть отпугивает. Его жгли во время эпидемий. Каждый, кто что-то исполнял, брал кусочек топлива и клал в чашу с этим огнем.»

Любительский театр — от слова «любить»

Вообще, обязанностью Каримы Кайдаловой было заниматься любительскими театрами. «Первое ощущение: любительский театр — это идеологическая диверсия против советского театрального искусства, — продолжает она. — В Верховажье был народный театр. Его-то я и собиралась поднять до высот театрального Олимпа. На третий день исполнительница главных ролей слегла с гипертоническим кризом. После этого все актеры к моему приезду срочно заболевали. Они все понимали и не жаловались. А я во всем разобралась потом.

Любительское и профессиональное искусство — это два разных направления, имеющих место быть. У них разная природа. Профи работают по Станиславскому. Любители приходят в театр не столько для того, чтобы стать актерами, сколько для того, чтобы сказать то, чего в обыденной жизни они сказать не могут. Как-то в небольшом поселке шел концерт. Мне сказали: «У нас старейшая актриса тут скетч показывает». Даме был лет 80 с гаком. Память была у нее нулевая. Слов она не знала. За кулисами стоял суфлер, которого было слышно так же, как и актрису. Его слышали — и не воспринимали. Внимали даме — с ее человеческим опытом, годами, отношением к тексту и событиям. Она была удивительно органична и искренна. Главное в любительском театре слово «любить». У человека есть возможность ощутить себя в другой жизни. И не нужно его натаскивать. Натасканный актер-любитель фальшив. Вообще, природа такого театра не изучена. О нем написано очень мало и часто ощущается снисходительное похлопывание по плечу со стороны профессионалов. На самом деле существует либо искусство, либо неискусство. Набор профессиональных навыков — это еще не искусство. Есть ремесло, а боженьки там нет».

Хулиганов — в администраторы

Тогда только начинались дискотеки. Я не стала воевать с хулиганами, а бандитов тогда еще не было. Встретила и предложила: «Ребята, а слабо на дискотеке порядок наводить или вас никто не послушает?». И мы заключили договор, настоящий, на бумаге. Дом культуры им стал платить, как вечерним администраторам. А они следили, чтобы в верхней одежде не ходили, не матерились, в здании не курили. Мой сын Саша был еще маленький, и я сидела с ним в кабинете. В один прекрасный день мои администраторы увидели спящее чадо и вопросили: «А чо это вы тут сидите? Идите домой».

Собачий вальс

Еще был там спортивный зал, который захватил единственный в Вологодской области народный цирк, где предполагалось, что ребятишки должны заниматься цирковым искусством и дрессурой домашних животных. Руководители коллектива — муж и жена — специалистами не были. Набрали беспородных собак и держали их в раздевалках. Пахло там вовсе не абмрозией. За собак отвечала многодетная мама, подзапустившая свои должностные обязанности. «И я выступила в роли злодейки, — улыбается Карима Шариповна. — Дети же где-то должны заниматься. Мы с худруком нашли для собачек дом с добрыми людьми в деревне, показав их предварительно ветеринару, который документально подтвердил, что животные невоспитанны, не отвечают породе, а, значит, опасны для детей.

Муж с женой устроили забастовку: «Карима, верни собакам дом!». На жареное набежала пресса. Пришлось устроить пресс-конференцию, предварительно прекратив дезинфекцию. Семейный дуэт громко возмущался, я молчала. Что говорить: я пригласила всех в этот зал. Оттуда полетели мухи, у прессы загорелись нездорово глазки, носы позатыкались. На следующий день газеты молчали, муж остался работать с ребятишками, получив надбавку к зарплате, которую потеряла его жена. Решением худсовета ее уволили».

Жить по законам максимализма

Тут слег отец Каримы Шариповны, ветеран войны, прошедший от Сталинграда до Берлина, и она вернулась в Уфу. «В самый шабаш перестройки и диоксиновой катастрофы, — рассказывает Карима Кайдалова. — Помню, как отец вспоминал о том, как встретил День Победы. Всю войну он не болел, а тут просто взорвался болью зуб, и весь этот великий день они врача искали. «Мы мотались по Берлину в поисках врачей, — ни одного. Нашли, вломились с автоматами. Он рыдал до тех пор, пока не разобрался, в чем дело, — рассказывал папа. — Врач поставил серебряную пломбу на радостях — она чуть ли не тридцать лет стояла».

Потом пригодится. И законы в театре свои. Законы максимализма. Если ты им не следуешь — уходи.

В театре необязательно лицедействовать. Познавать — это тоже театр. Чем я сейчас и занимаюсь».

Из чего делали первые памперсы

Иногда приходит на ум горькое заключение: «Наше время — время непрофессионалов». В том числе и в этнике: псевдонародные ансамбли, а-ля народные костюмы, расшитые китайским ширпотребом.

«Ничего страшного: мир, вкусы, тенденции меняются, меняется и представление самого народа о своей культуре, — считает Карима Шариповна, — Но воплощая современные тенденции, нужно сохранять этнический дух. Я это поняла лет сто назад, начиная проект по возрождению и развитию башкирского художественного войлока «Тамга».

Мы устремились в Абзелиловский район. Тамошняя завклубом помнила традиции войлоковаляния, мотивируя это тем, что не пропадать же добру — шерсти, в данном случае. Изготовление любой вещи обставляется ритуалами, обрядами: каждая вещь должна быть полезной человеку. Даже если она создавалась для красоты. Красота никогда не была бесполезной. В народе ведь нет понятия «сувенир».

К абзелиловцам мы нагрянули интернациональной толпой. Нас встречали в дивной лощине, идеальной, как чаша. Не тетки — народные дамы. Что меня потрясло: они вышли навстречу в дорогих костюмах, с настоящими нагрудниками, в настоящем серебре и кораллах. Я осторожно сказала: «Мы вообще-то хотели, чтобы вы нам черновую работу по валянию показали». А мне в ответ: «Вы дело хорошее начинаете, а хорошее дело начинается торжественно». Вот в этой красоте они шерсть и валяли».

С правом на ошибку

По словам Кайдаловой, чем хорош центр: очень много мероприятий — праздник курая, Салауат йыйыны, праздник сэсэнов и множество других. На поверхности все вроде идет по накатанной. «А на деле — они почти все экспериментальные, — считает Карима Шариповна. — Потом их берут за основу в районах, селах. Но инициатива — наша. «Шежере байрамы» — вроде название давно у всех на слуху, вроде как-то появилось это желание разузнавать о своих корнях само собой. Ан нет! Зародился праздник как раз в нашем центре.

Самое главное, у нас признается право на ошибку. Всякая неудача болезненна для автора идеи. Но это и большая школа для него же. Катастроф вообще-то не было — у нас работают профессионалы. И нас никогда не тыкали в наши ошибки. Иначе у человека просто опускаются руки. В центре это хорошо понимают. И еще умеют говорить «спасибо». Мне повезло и тут. Я ни разу не работала с неумным начальством. Где надо — меня придерживали, где надо — поддерживали.

Наш центр — это не контора в негативном понимании этого слова, это сгусток творческой энергии, возможностей. Каждый, кто по какой-то причине уходит отсюда, уходит с драгоценным духовным багажом. Да и галерея непростая: обычно при центрах бывает отдел изобразительного и декоративно-прикладного творчества, а при нем — галерея. У нас отдела нет. Есть галерея, выполняющая работу отдела, а это выставки, семинары, фестивали. Так что из театра я и не уходила, а точнее, он не уходил из меня».

Выставка — это страшное дело

Галерея «Урал» — уникальна. Наверное, потому что Карима Кайдалова обладает редким талантом: нутром чуять несомненный талант. Правда, сама она так не считает — ей опять «везет». «Члены Союза художников выставляются в галереях Уфы, которых не так много. А самородки достаются нам! — отмечает она. — Профессиональные художники наши залы тоже не обходят. Правда, отбор у нас жесткий. Иногда приходит весь из себя художник, претендующий на два наших зала. Такого потихоньку осаживаешь: лучше меньше да лучше. Приходят студенты, которым негде выставляться. Вообще, выставка — это возможность человека посмотреть на себя со стороны. Посмотреть: кто же я такой. Это может стать очень болезненным процессом. Картина — личный дневник художника, если он, конечно, искренен.

В прошлом году мы завершили, но еще не показывали — повода не было — новый ультрасовременный проект «Кушъяулык». Мы хотим показать его на фестивале «Содружество». Это сумасшедшее сочетание драных джинсов и кушъяулык — женских головных покрывал, изготовленных на этот раз из войлока. Это красиво, стильно и современно. Во всяком случае нам так кажется. А этника и драные джинсы? Этника — прежде всего, дух. Необязательно увешивать себя старинными вещами. Мы живем сегодня. И костюм тоже имеет право на развитие. Если у кого-то возникнет желание наш «Кушъяулык» повторить, нам будет очень приятно».

Елена ШАРОВА