Зиккурат для бургера

Я ел, жевал свой бургер. Да, я уминал, ел бургер, сидя на скамейке. На обыкновенной скамейке в обычном парке нашего города. Все мои нейронные цепочки, нуклеиновые кислоты ДНК и РНК, лимфатические узлы, желудочный сок и щелочная среда, мозжечок (казалось бы…), двенадцатиперстная кишка, надпочечники и даже коленные чашечки сосредоточились именно на этом физиологическом процессе – поедании бургера. Проще говоря, на жратве, еде.

Я крепко держал обеими руками это… да, это загадочное месиво. Пыльцы нагло «вгрызались» в мякоть булочки с мелкопористой структурой, вдавливали её, мяли. А бедные, несчастные, что лежали между ломтиками булочки – соевая котлета, жирная как корова; тонкие тосты сыра «Ламбер»; кругляшки огурца, пускающие «слезу»; полудохлик сэр помидор; кисть укропа и петрушки; соус Песто и базилик – испытывали муки, несопоставимые ни с чем на свете. Их сдавливало как в тисках. И сам, в целом, бургер трясся от страха; и не могло быть иначе. Трясся от надвигающегося мрачного будущего; ещё мгновение и перенесётся он (или же его буддхиальная сущность, астральное тело) в отдалённые закоулки вселенной, или вновь очутится в микроволновке заведения KFC, а там прыг-скок – и в бумажный пакетик. И опять по замкнутому кругу. Неизбежное неминуемо. Неотвратная судьба. Или туда, если смилуются высшие силы, к Глизе 581 c.

А зубы работали, молотили, кромсали. Шёл чудовищный жевательный процесс. Они, зубы, работали как инквизиция, как расстрельная команда, как гильотина во времена Великой Французской революции, как напалм в войне во Вьетнаме. Но и как нечто обязующее, функциональное, способное эту цивилизацию держать в сбалансированной форме, придавая необходимую упорядочность каждому ингредиенту, элементу, атому, элементарной частице, обладающей электрическим зарядом. Зубы – наше всё! Как, впрочем, и выделяющиеся во время пережёвывания слюнные железы, и необходимый действующий язык для остроты ощущений вкуса – ох, эти вкусовые сосочки… М-да! В общем, рот – как некая ёмкость. И всё в дело, в благое дело!

Но что мне сдался сей бургер? Комок глютена, трансжиров, красителей, загустителей, консервантов, диацетата натрия (E262), диоксида серы (Е220), пирофосфата, глутамата натрия… Разве я могу ему сочувствовать, разве смею? Он же по существу нежный киллер и палач, обещающий укоротить мои сроки пребывания на этом свете. Но то мелочи. Заминка, изометрия, хождения на месте… игра в бирюльки. Потому и сижу сейчас на скамейке, и пожираю жадно это «счастье», пищевой натюрморт, основополагающий онтогенез (как отдельно развивающийся организм белков, углеводов, клетчатки). Потому как бургер нечто другое по сравнению с другими компонентами питания. В нём прослеживается некая святость… да прости меня Господи!

– Ну, что уставился? – спросил я одного доходягу, вытаращившегося на меня своими глазами-тарелками. Он выглядывал из-за высоченной ели как партизан, лазутчик, диверсант.

– Да я… так. Не смотрю я. Воздухом дышу, воздух нынче просто прелесть – пролепетал он невнятно.

– Не смотрит он. Разорившийся силуэт Эбенизера Скруджа. Тупая хлеборезка. Сопля бирюзовая. Столб соляной. Столб без электрических проводов. Тень дохлого кота. Глаза эчпочмака. Валенки из берёзы. Дрань односуточная. Пёс бесхвостый. Чего тебе надобно, старче? Вали отсюда! – говоря последние небезобидные слова, я почти рычал, выл… выл на несуществующую луну, на тени несуществующих звёзд на небе.

Он убежал. Дал стрекоча. Только его и видели.

Все мои монообразующие мысли сбились в кучку. В сладостные моменты чревоугодия разбежались как тараканы при появлении «дохлых блюдцеобразных глаз». Вот ведь нарисовался тут соглядатай! И аппетит куда-то задевался. Бургер будто завис в воздухе. Нейдёт голод!!!

Стал оглядываться. Парк пребывал в неизменном, в привычном своём состоянии. Он навязчиво пах ёлкой, сосной, серым и слегка подтаявшим снегом, зачем-то ещё мандаринами и медицинскими масками. Не многолюдно. Да вообще никого. Людишек как коровой слизало. Только сам произвольно похрустывал местами тонкий ледок, что расползся по пешеходным дорожкам; ему не привыкать. И под снегом таилась мошкара. И день такой сомнамбулический… без солнца, без прочих светлых явлений. День, то ли вечер, то ли не пойми что.

А я молчал и держал мёртвой хваткой бургер, который в свою очередь уже не знал куда деться. Бургер в невесомости! Бургер в посткосмической и непостижимой позе. Расслоение, дробление и меня самого. Может, раздвоение личности? Переигрывание за одного персонажа и халтура по отношению к другому персонажу? И где я сам, поедающий бургер в парковой зоне? Прострация на лицо. Потеря как таковая. Тупиковая ветвь развития, редукция.

Так и сидим. Сижу. Нет, сидим! Я смотрю на бургер, а он смотрит на меня – пытаемся найти новые точки соприкосновения. Аппетита, повторимся, нет. И смысл жизни, по всей вероятности, тоже затерян. Захлебнулся в непонимании казалось бы простых структурированных понятий: что есть – бургер и что есть – я! И снежок не помешал бы, а для сего необходим какой-то триггер, пусковая кнопка. Но где же её взять? Снежное кружение мелких кристаллических частиц придало бы мне немного силёнок для активизации души. И не сидел бы как сыч с недоеденным бургером. И да, Новый Год в придачу. Он тоже, как метафизическая субстанция, спуск-подъём в сказку, лишним не будет.

В парке по-прежнему пустынно. В дали стоят унылые, никому не нужные самокаты, велосипеды, урны, дворники, и чой это они стоят зимой? Какая нелёгкая их привела? Сюда бы Василия Сурикова завлечь с холстом и красками. Он уж бы дал не дезинформацию урбанистической природы… или не дал? А, Питер Брейгель! Ему эта ипостась ближе. Ему данный квёлый сюрреализм естества более понятен. Он здесь свой в доску. «Охотники на снегу» – именно подобная картина проглядывается, скользит здесь. И дерзко показывает свой язык…

– Горазд же ты жрать! – раздался вдруг наглый голос мужика, проходившего мимо. Трубозвон какой-то!

– А тебе завидно, что ли?

– Чего, чего?.. – и засмеялся тот мужичок и закривлялся, как шимпанзе перед зеркалом. Но не стал он более со мной дискуссировать, пошкандыбал дальше, углубляясь в лесные посадки хмурого парка. И оттуда порой доносился его гомерический хохот.

Ко мне опять вернулся Питер Брейгель со своими «охотниками». И бургер по-прежнему был где-то здесь, не желающий исчезать. Бумажный мешочек его сдерживал, из которого он осторожно выглядывал… покусанный. Мои экзерсисы по пережёвыванию ни к чему полезному не привели. И зачем ел/жрал «изобретение» двадцатого века? Не проще ли погрызть морковку? Эй, где там Брейгель? Брызни, хотя бы для приличия, красок белых и серых. И тишину не заунывную. И лай собак, и дыхание серо-пепельной зимы, полчище охотников. Впрочем, нет. Лучше полчище гамбургеров, чизбургеров, крабс бургеров, бургеров филе о фиш, Цезарь-бургеров, бургеров Капрезе, васаби-бургеров, бургеров BBQ, шефбургеров, бургеров с тунцом, луком и помидорами, чизбургеров с говяжьей котлетой и запеченным картофелем, бургеров три сыра, бургеров по-фински с копченой форелью, бургеров а ля рус… И пусть они идут, бредут по сугробам, по ледку к вершине мира, к пику коммунизма (почему бы и нет?), к всевластию и к вседозволенности. Они могут… Может в их честь мавзолей, Зиккурат отстроить, как-никак первое его (бургера) появление наметилось ещё 28 июля 1954 года в американской компании Burger King, в глобальной сети ресторанов быстрого питания.

Скучновато! И вот, пожалуйста, ноги теперь мои исчезли. Дофилософствовался! Допрыгался. Съел бы лучше сей комок, мякиш, шишку… бургер, что плотно вошёл в нашу, мою жизнь. И шёл бы я дальше… в библиотеку, к примеру. Но нет, бургер блин – попутал планы! Голод не тётка, не тёща! Опс! И руки куда-то задевались? Что за цирковые фокусы? Я фокусы от иллюзионистов не просил, мне чудес зимних не надобно. И спецэффектов компьютерных тоже не хочу. Безобразие! Бессмыслица! Шутка парка? Изъян Брейгеля? Хочется крыть всех матом, вопить как резаный, в конце концов. И выплеснуть накопившийся гнев. Изрыгнуть все токсины и шлаки, что прижились во мне. До чего же бестолковый мир, позволяющий выделывать такое…

Хотя и кричать уже не способен. Голос охрип, исчез; улетел в тартарары. Что это? Так и должно быть? Время пришло – инфаркт, инсульт, тромбы… Они уж умеют застать человека врасплох. Ну вот, левая часть лица немеет, язык как вата, наверное, и окривел рожей. Сосуды как мыльные пузыри сейчас лопнут, голова кружится, гудит как колокол. Вот она, завершающая стадия, неизменный круговорот природы. Или коронавирус вдруг явился, не спрося разрешения? Ого! И мошки уже летают надо мною, из-под снега повылезали хитрюги.

Впрочем, всё прозаичнее. Всё куда человечнее. И мне зеркала не надо: вижу. Я всего-навсего… как там, у Кафки, стал бургером. Да! Я превратился в бургер!!! Зажрался! Добегался, допрыгался. Но как ни удивительно, это нормально… норма для двадцать первого века. Ведь людей-бургеров с каждым днём, часом больше и больше. А стало быть, дело за малым – трансформироваться, преобразоваться в бургер или там – в гамбургер. Сожрал с десяток эдаких пирожков, и ты бургер!

*  *  *

Ох! Теперь к моей скамейке идёт, облизываясь, тот доходяга с глазами-тарелками…