Свидетели эпохи

Примирение классиков

Узнав о давних разногласиях между писателями Константином Фединым и Михаилом Шолоховым, Сталин пригласил оппонентов в Кремль, усадил за стол и стал недовольно удивляться:

– Ходят слухи, что вы постоянно между собой спорите. В интересах советской литературы прошу вас помириться и подать друг другу руки в знак примирения…

Писатели молчат.

– Прошу вас! – настаивает Сталин.

Писатели упорствуют.

– Сталин вас просит! – с металлическими нотками в голосе говорит «вождь народов».

Литераторы встают и нехотя протягивают друг другу руки.

– А теперь поцелуйтесь! – говорит Сталин. И когда оппоненты начинают целоваться, громко смеется:

– А я думал, вы принципиальные!

Среди дураков

Выступая в политехническом институте на диспуте о пролетарском интернационализме, Владимир Маяковский сказал:

– Среди русских я чувствую себя русским, среди грузин – грузином…

– А среди дураков? – вдруг выкрикнул кто-то из зала.

– А среди дураков я впервые, – мгновенно ответил Маяковский.

Мы – россияне

Константин Федин, возвращая Борису Пастернаку рукопись романа «Доктор Живаго», сказал:

– У тебя все написано сумасшедшим языком. Что же, Россия, по-твоему, сумасшедший дом?

Пастернак обиженно ответил:

– А у тебя все написано бездарным языком. Что же, Россия – бездарность?

Вопрос и ответ

Однажды в Париже на вопрос иностранного журналиста кем был он в жизни, Виктор Некрасов ответил:

– В жизни я не был писателем, но в писательском труде своем всегда оставался человеком.

Говорят, что ответ присутствовавших удовлетворил.

Вышли из положения

Как-то Ильфа и Петрова спросили, приходилось ли им писать под псевдонимом. На что они ответили:

– Конечно, Ильф иногда подписывался Петровым, а Петров – Ильфом.

Катер мне, адмирал!

Писатель Юрий Олеша, автор романа «Три толстяка», предпочитал кафе гостиницы «Националь». Однажды он, выходя из него в компании с загрузневшим некстати приятелем, увидел при входе человека в черной форме, расшитой золотыми галунами и шевронами.

– Такси! – попросил Юрий Карлович.

– Я не швейцар, я – адмирал! – рявкнул обладатель пышной формы.

– Тогда – катер! – невозмутимо потребовал Олеша.

Главное – закуска!

Приходит поэт Михаил Светлов как-то домой, а его жена в панике – маленький сынишка зачем-то выпил пузырек чернил.

– Ты правда это сделал? – строго спросил Светлов.

– Ага… – робко ответил сын.

– А промокашкой закусил?

Племянница словаря

Однажды после выступления к Есенину подошла женщина с просьбой об автографе – невысокая, черненькая, невзрачная… Назвалась по фамилии: Брокгауз.

– А…словарь? – начал Есенин.

– Да-да! – прерывает любительница поэзии и автографов. – Это мой дядя!

– Здесь неудобно. Едем с нами! – решил Есенин.

Впоследствии его друг Эрлих спросил Есенина, с чего ему вздумалось пригласить «дуреху» Брокгауз (язвительно ее охарактеризовал).

Есенин задумался.

– Знаешь, все-таки…племянница словаря! – ответил он.

Не имел опыта

На одном из литературных собраний Валерий Брюсов читал стихи, посвященные «тайнам загробного мира». После чтения начался обычный обмен мнениями. Присутствовавшие один за другим выражали свои восторги. Молчал лишь драматург и публицист Федор Сологуб.

– Ну а вы, Федор Кузьмич, почему не скажете своего мнения? – спросили наконец его. – Ведь какая тема – загробный мир!

– Не имею опыта, – отрезал писатель Сологуб.

Отвечать надо быстро!

На одном из приемов академик Николай Николаевич Семенов, лауреат Нобелевской премии по химии 1956 года, подошел к драматургу Александру Евдокимовичу Корнейчуку и сказал:

– Да, Корнейчук, вы не Шекспир.

Корнейчук сразу не нашелся, что ответить, но через некоторое время подошел к Семенову и заявил:

– А вы не Ньютон, Николай Николаевич!

Семенов расхохотался:

– Правильно, но отвечать надо было сразу, а не через час!

Мечта Булата Окуджавы

Как-то Булата Окуджаву спросили, кем бы он хотел быть в дореволюционной России. Тот ответил, что хотел бы иметь небольшое имение, содержать крестьян, разводить собак. Его тут же вызвали в правоохранительные органы, и молодой оперуполномоченный потребовал ответа: правда ли Булат Шалвович желает быть помещиком?

– Да, – ответил Окуджава. – А вы кем бы хотели быть?

– Конечно, крепостным, – ответил опер.

Единственный читатель

Гроссмейстер Михаил Таль похвалил журналиста-писателя Виктора Хенкина за его репортажи с очередного шахматного чемпионата СССР. Хенкин поблагодарил Таля и заметил, что редко от кого услышишь похвалу. Таль тут же съязвил:

– Естественно – ведь, кроме меня, тебя никто и не читает…

Редкие встречи

Как-то раз баснописец Крылов шел по Невскому, что была редкость, и встретил императора Николая 1, который, увидев его издали, закричал:

– Ба, ба, ба, Иван Андреевич, что за чудеса? – встречаю тебя на Невском. Куда идешь?

И после некоторого разговора государь еще сказал:

– Что же это, Крылов, мы так давно с тобой не виделись?

– Я и сам, государь, так же думаю, кажется, живем довольно близко, а не видимся…

Собирался на маскарад

Иван Андреевич Крылов был высокого роста, весьма тучный, с седыми, всегда растрепанными волосами, одевался крайне неряшливо: сюртук носил постоянно запачканный, жилет надет был вкривь и вкось.

Все это не нравилось Олениным, у которых он каждое воскресенье обедал. Особенно это не нравилось хозяйке и ее дочерям

Однажды Крылов собирался на придворный маскарад и спросил совета у Олениных. Одна из дочерей, Варвара Алексеевна, по этому случаю сказала ему:

– Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает.

Перед смертью

Во время предсмертной болезни Федора Тютчева император Александр II, до тех пор никогда не бывавший у Тютчевых, пожелал навестить поэта. Когда об этом сказали Тютчеву, он заметил, что это приводит его в большое смущение, так как будет крайне неделикатно, если он не умрет на другой же день после царского посещения.

«Точный» ответ

Как известно, писатель-декабрист Александр Бестужев-Марлинский был разжалован, но, несмотря на свои прегрешения перед царем, пользовался уважением в армии. Отбывая ссылку на Кавказе, он однажды за завтраком у начальника, скромно усевшись в углу, принялся за пирог. Его загорелое лицо, походный мундир и одна звездочка на эполетах бросились в глаза приехавшему из Петербурга офицеру, который, не успев занять стул, вынужден был носиться с тарелкой по зале. Решив, что Марлинский – это какой-либо недоучка, и удивляясь его невежливости (не догадался предложить свое место старшему по званию), офицер заносчиво обратился к писателю:

– Знаете ли вы, чем отличается человек от животного? – имея в виду субординацию.

– Знаю – спокойно ответил Марлинский, уминая пирог.

– Чем же?

– Человек ест сидя, а животное – стоя!

Самый быстрый способ

Федор Иванович Тютчев очень томился в Петербурге и только дожидался минуты, когда сможет возвратиться за границу. Он часто говорил:

– Я испытываю не тоску по родине, а тоску по отъезду.

Вскоре после дуэли Пушкина и Дантеса Тютчев поинтересовался, к чему приговорен Дантес.

– Он будет выслан за границу в сопровождении фельдъегеря.

– Вы в этом вполне уверены? – переспросил Тютчев.

– Совершенно уверен.

– Пойду Жуковского убью, – сказал Тютчев.

Нехватка слов

Французский писатель Анатоль Франс принимал как-то на работу машинистку. Писатель спросил девушку:

– Я слышал, вы неплохо стенографируете?

– Да, сто тридцать слов в минуту…

– Сто тридцать слов в минуту?! Но, дорогая, где я их вам возьму?

Литературная расправа

Великий английский драматург Уильям Шекспир в своих пьесах, как правило, всячески расправлялся со своими персонажами.

– Извините, – попросили как-то его поклонники, – а нельзя ли написать пьесу со счастливым концом?

– Без проблем, – ответил Шекспир, – я напишу произведение, в котором все главные герои – полнейшие сволочи. Тогда зал будет рукоплескать, когда они наконец все помрут.

И сел сочинять «Гамлета».

Муки писателя Лафонтена

Жена французского писателя-баснописца Жана де Лафонтена застала своего мужа в слезах. Он рыдал, сидя возле письменного стола. Когда она спросила его, в чем дело, Лафонтен вместо ответа прочитал ей раздел из своей повести, в которой герой никак не мог преодолеть препятствия и жениться на своей любимой.

Жена Лафонтена также расплакалась и начала умолять мужа:

– Так соедини же его с любимой.

– Не могу! – ответил Лафонтен. – Еще только первый том пишу.

Как шли, так и идут

Английский драматург Бернард Шоу однажды посетил выставку часов. Устроители поинтересовались, какое впечатление она произвела на великого писателя.

Он ответил:

– Не вижу ни малейшего прогресса. В дни моей юности часы шли с точно такой же скоростью.

Особая диета

Журналисты травили Хемингуэя со всех сторон, даже те, кто прикидывался его другом. Однажды он и его четвертая жена Мэри сидели в баре. Вошел корреспондент какого-то американского журнала, увидел Хемингуэя, закричал:

– Как я рад тебя видеть! – и побежал к стойке купить бутылку. Но писатель сказал:

– Ты знаешь, я не пью. Я на диете.

– На какой диете? Когда я вошел, ты держал стакан с выпивкой!

– Нет, я на особой диете. Я не пью с дерьмом.

Жалкая штука

Датский писатель Ганс Христиан Андерсен уделял очень мало внимания своей внешности. Он постоянно гулял по улицам Копенгагена в старой шляпе и поношенном плаще. Однажды на улице его остановил один щеголь и спросил:

– Скажите, эта жалкая штука у вас на голове называется шляпой?

На что последовал немедленный ответ:

– А эта жалкая штука под вашей модной шляпой называется головой?

Стал более разговорчивым

Александр Дюма писал «Трех мушкетеров» для газеты. За работу писателю платили построчно – то есть за каждую строку Дюма получал гонорар. Чтобы больше заработать, автор придумал мушкетеру Атосу слугу, который разговаривает односложно:

– Да!

– Нет!

Когда Дюма писал «Двадцать лет спустя», ему платили уже за количество слов. Тогда слуга Атоса стал более разговорчивым…

Завещание поэта

Незадолго до смерти Гейне позвал нотариуса и продиктовал ему свою последнюю волю: «Все свое состояние и гонорары за будущие издания своих произведений я оставляю своей жене при условии, что она снова выйдет замуж». Нотариус очень удивился:

– Но почему вы так поступаете?

Поэт ответил:

– Я хочу, чтобы на земле хоть один человек вспоминал меня с благодарностью.

Плохо пишет!

Великий французский писатель Ги де Мопассан некоторое время работал чиновником в министерстве. Много позже в архивах министерства обнаружили характеристику на него: «Прилежный чиновник, но плохо пишет».

Ильяс ГАЛЕЕВ