Лечение неизлечимых

Так что, леча неизлечимых, не проще ли их сначала залечить? До смерти! Разумеется, клинической. Символической. Мнимой. А уж потом реанимировать, оживлять, воскрешать к новой, здоровой – свободной и независимой от наркотиков – жизни. Умерших от неизлечимых болезней больных, бывало, даже хоронили в эмбриональной позе. С поджатыми коленками, склоненной к груди головой и молитвенно сложенными ладонями, чтобы ему было удобнее родиться заново.

Даже официальная лекарственная медицина предупреждает нас, что все лекарства – яды. Все травы – отравы. Так что лекарственной травой можно отравить, а хирургическим ножом – зарезать. А словом – и того хуже – зарезать без ножа и отравить без травы! Кстати, тот же Асклепий свой легендарный оживляющий эликсир приготовил из убивающего змеиного яда. Рассудив, что если яд убивает, то он должен и оживлять.

Так, при лечении тяжелейших неизлечимых психических заболеваний применяют, к примеру, инсулиновый или атропиновый шок. Электрошок. Так называемую шокотерапию на грани жизни и смерти, когда все может закончиться как смертью, так и внезапным излечением. Кому уж как повезет.

Или взять терапию типа гипертермии. Когда неизлечимых больных (шизофрения, рак, СПИД, наркомания) лечат разогреванием в специальных ваннах до температур, несовместимых с жизнью.

Известный врач-нарколог прошлого века, доктор Буренков из Челябинска, леча алкоголиков своим методом, брал с них расписки в том, что во время лечения рвотным корнем они могут умереть. От рвоты. И, случалось, умирали! Но чаще исцелялись. В то время в Челябинск к доктору Буренкову на смертельную «рыгаловку» ездила едва ли не вся страна.

Основатель метода лечения кодированием – доктор Довженко из Феодосии – занимался тем же. Брал у алкоголиков упредительные расписки. Хотя лечил без всяких лекарств. Одним лишь словом. Внушением. Кодированием.

При рекламном «ДЕТОКСе» используется наркоз. Наркотические аналгетики, спазмолитики, «сонники». Что, как известно, другой раз пострашнее хирургического ножа. А разрекламированный в свое время доктор Назаралиев из Бишкека лечит токсикоманов-наркоманов своим, естественно, «назаралиевским» методом – катарсисом (очищением души). Очищая неизлечимых от злых, нечистых духов. Изгоняя из них бесов болезни – с помощью и старого шаманского наркогипноза, и нового атропинового шока, и самых новейших психоактивных зелий.

Но и официальная, научно обоснованная психотерапия погружает больного в гипнотический сон или в глубокий транс (сон наяву), подобный самой смерти. Ведь ухоголовый Морфей – младший брат пустоголового Танатоса, демона вечного сна. Так что все традиционные и нетрадиционные методики можно назвать «танатотерапией». То есть терапией смертью, которую – с научной точки зрения – называют эмоционально-стрессовой терапией. Или эмоционально-стрессовой психотерапией.

Кстати, в Штатах, в Лос-Анджелесе, есть знаменитый на весь мир мост, с какого на сегодняшний день успели кинуться более тысячи самоубийц. И лишь немногие из них уцелели. Но самое интересное, что большинство уцелевших избавились от своих неизлечимых психических расстройств, в том числе токсикоманий и наркоманий, какие и довели их до самоубийства. И все они свое чудесное исцеление объясняют тем, что сначала умерли от стресса, а уж потом воскресли – и тоже от стресса, от встряски, от радости, от восторга, что остались живыми.

У нас же, в Союзе, «мостов самоубийц» не было и в помине. И то правда, мои сверстники, ребята из нашей школы, все больше «кидались с парашюта». Ходили в аэроклуб. Записывались в летную школу. В летчики. В парашютисты.

При народном лечении неизлечимых наркоманов лечат почти так же – и стрессами, и встрясками, и шоками. Например, по типу русской рулетки. Стрельбой из револьвера с одним патроном в барабане. Когда неизлечимый, агонирующий, горящий синим огнем наркоман и без того уже отстрелялся. И, что удивительно, иногда помогает. Во всяком случае, мне известен, по крайней мере, один случай такого чудесного исцеления. Со слов очевидца. Хотя чаще это преподносится как милосердие. В виде незаконной, но кое-где уже и узаконенной эвтаназии. Такое вот нетрадиционное ноу-хау.

Впрочем, давно известно, что начинающие наркоманы, неофиты таинств наркопритонов, сразу же отказываются от наркотиков, если им случается быть свидетелями внезапной смерти кого-нибудь из соучастников наркоманической оргии от передозировки. А такое в пору дикой уличной жмуры, самопальной грязи, рукотворного ширева и «полиэтиленовых колпаков смерти» случалось нередко.

Так, один из вдруг завязавших наркоманов рассказывал мне, что когда он освободился из мест не столь отдаленных, то встретился со своим старым корешем. «Поедем, братан, к цыганам – ужалимся. Ну, поехали. Ну, ужалились. Я и вырубился. Слетел с катушек. Как паровоз, в каком кончился дым. Припадок! Изо рта – огонь, кровь, пена. Ладно корефан не свалил. Сделал мне дыхалку. Рот в рот. Не побрезговал. А через пару дней и сам заглотил собственный язык. Короче, крякнул! Передозировка, полный кирдык. Тут-то я и завязал с наркотой. С перепугу. К врачам, правда, не пошел. Сам перекумарил. Как ни ломало – вытерпел».

А по старинке лекари-знахари лечат неизлечимых и могильной землей, и трупной водой, и мертвой рукой из холодильника, и синим языком утопленника. Мой учитель в нетрадиционной медицине Гор Белышев наставлял: «Чтобы воскреснуть, надо умереть. Пожить мертвым! Пожевать мертвой пищи – могильной земли своих мертвых земляков. А уж потом запить ее красной живой водой из живого оживляющего живца». В народе и по сей день отводят иного горького пьяницу на могилу матери, заставляют есть могильную землю и клясться ей, что пить больше не будет.

Белышев и сам лечил наркоманов «красной живой водой». Подобную водотерапию можно отнести к так называемой аверсионной, или заместительной, терапии.

«Вода, – объяснял Белышев, – тот же наркотик. Если наркоману не давать пить сутки, двое, трое, то умирающий от жажды наркоман уже ни о чем не станет думать, кроме как о воде. У него сужается сознание – он сохнет, впадает в прострацию. А глотнув живой водицы, признается, что никогда в жизни ни от чего на свете не испытывал большего удовольствия, не ловил большего кайфа! И оживает. И к нему вдруг возвращается жажда – и воды, и еды, и жизни!».

Впрочем, и здесь есть свои тонкости и таинства. Например, секретные, полные народной поэзии наговоры, заклятия, причитания. Вроде того, что вот, дескать, лежишь ты здесь на солнцепеке и умираешь от жажды. В каких-то двух шагах от «красной живой воды». От живца-студенца. От самой живой жизни! И соленый пот твой лижут бродячие собаки. И я еще должен тащить тебя за волосы. По этим камням. Как последнюю падаль. А не лучше ли тебе в рот насыпать еще и песка и оставить так, на съедение тем же собакам? Гиенам и грифам. Падальщикам.

Рассказывал он мне и о народном так называемом «глазном кодировании», когда бродячие слепцы сажали на железную цепь какого-нибудь там богатенького барчука-пьянчужку и таскали его за собой по городам и весям. С постоянной угрозой выколоть его поросячьи глазки, если он, не дай Бог, даже подумает о выпивке! Пьянчужка, разумеется, не мог не думать о выпивке и, находясь в состоянии постоянного страха (стресса, транса), исцелялся.

Подобные игры – реликты очень древних обрядов, так называемых инициаций. Посвящений молодых во взрослых, зрелых людей. В охотников, наездников, воинов. В мастеров своего дела. С испытанием на выживаемость, на жизнестойкость. С обострением в них Великой жажды жизни, воли к жизни!

Так что, беседуя с детьми или с подростками, например, о вреде табакокурения, я обычно играю с ними в жмурки. Или танцую солнечную вертуху – старый танец солнцепоклонников. А потом командую: «Стоп!». И смотрю, кто как встал. Куда повернулся лицом. Во что уперся глазами. Покачнулся, всплеснул руками, сел на пол, повалился, упал. И тут же предсказываю каждому его будущее, в зависимости от того, будет он продолжать курить или бросит курево. Такая вот педиатрическая, подростковая, нетрадиционная, встряхивающая, эмоционально-стрессовая психотерапия.

Неизлечимого наркомана надо не лечить, а скорее помочь ему отказаться от потребления наркотиков. Для чего не обязательно быть даже лечащим врачом. Но если ты врач и дерзаешь лечить неизлечимых, то убедись – желает ли неизлечимый лечиться сам. Хочет ли он избавиться от своей любимой наркозависимости. Слезть с иглы. Завязать с наркотой. Снять проблему. Излечиться. И вообще, хочет ли он того, чего хочет.

Более того, начинать лечение наркомании надо сразу же с психотерапии. С психотерапевта! Под его непосредственным началом. Потому что при наркомании только психотерапию можно отнести к патогенетическому, более-менее радикальному, направленному на «ген» заболевания, на корень болезни лечению. Ибо наркоманию нельзя лечить, как и тушить пожар, на одну треть. Или даже наполовину. Тушение наркомании может быть только радикальным. Вне зависимости от того, удастся ее потушить или нет.

Отсюда главное правило: наркоманию надо лечить радикально! Делая при этом все возможное и невозможное или уж ничего не делая вообще. И тогда в случае рецидива болезни виноватым в нем будет сам наркобольной. «Тебе сделали все возможное и невозможное! А ты, сорвавшись, поступил, как поступает самоубийца». И, что еще важнее, не будет при этом разочарования с утратой веры ни в кого – ни больного во врача, ни врача в самого себя.

Когда говорят о врачевании как об искусстве, то обычно имеют в виду умение врача искусно владеть врачующим словом, что напрямую относится к врачам-психотерапевтам, как правило, одаренным даром говорения. Про каких, случается, говорят, что они «знают слово» от всех болезней и недугов, хворей и немощей.

Помнится, Гор Белышев, знавший моих родителей, вспоминал: «Ты начинался в Златоусте, а родился в Уфе, на Пушкина. И в этом что-то было. Какая-то подсказка. Может быть, даже самой Судьбы».

Действительно, с самого детства я всегда тянулся к слову – читал запоем. Писал стихи и прозу. И со временем, кажется, дописался. До писателя. К тому же, и моя мать подтверждала, что я родился на улице Пушкина, в роддоме напротив Башмединститута, в присутствии многочисленных практикантов, студентов-медиков. И кто-то из них тогда же сказал: «Еще один медик родился!».

И в этом тоже что-то было. Какое-то невольное внушение. Конечно, я ничего еще не понимал. Но, находясь в глубоком послеродовом трансе, мог это услышать. Как глас с небес. Как некое пророчество относительно моей судьбы. И оно, запав в мое подсознание, зафиксировалось, а в свое время активировалось! Именно тогда, когда я решал, кем быть, что делать, куда пойти учиться.

Кажется, еще никто не проявлял научного интереса к тому, что говорят окружающие в момент рождения ребенка… Или над его колыбелью. И как эти говорения влияют на его дальнейшую судьбу. Иначе откуда же берутся неудачники или счастливчики по жизни? Баловни судьбы или ее пасынки? Злодеи или гении?!

И теперь мне думается, что основная причина нашего нынешнего бедствия, связанного с токсиманиями и наркоманиями, заключается в том, что мы, россияне, выпали из природного порядка вещей, оторвались от своих древних корней, от своих исконных обычаев и традиций. Молимся не своим богам, носим чужие имена, живем не своей, чужой жизнью. Даже питаемся и одеваемся по-другому. И говорим далеко не на своем языке, забыв свои народные были и былины, сказки и колыбельные песни. Раньше мать или бабушка пела над колыбелью или рассказывала на сон грядущий «снотворную» сказку с последующим внушением, как с заклятием: «Спи крепко, расти большим, здоровым и умным». Ныне же наши дети сквозь сон слышат чужую речь из неумолкающего всю ночь телека, пьяные песни или шум ночных уличных драк, матерщину и всякие проклятия…