Мой Петербург

Я живу в Уфе и, конечно, люблю ее, но мои чувства к Петербургу особые – как ни банально это звучит. Мне в жизни посчастливилось побывать за границей (по работе, по путевке, по чартерному рейсу), посетить великолепные столицы мира: Париж, Брюссель, Амстердам, Хельсинки, Абу-Даби, Дели и другие. Но, исходя из собственного опыта, с уверенностью скажу, что Петербург перед ними отнюдь не меркнет: он действительно был и остается одним из самых прекрасных городов Земли.

Мне довелось побывать в Петербурге несколько раз. Первый раз я туда попала по «горящей» путевке от института, где работала после получения диплома. Была зима, в «северной столице», помню, было градусов семнадцать мороза, бесснежно, ветрено. Город поразил меня тогда какой-то нереальной холодной красотой: город-музей в морозной дымке. Я посетила его центр, главные музеи изобразительных искусств (Эрмитаж, Русский музей) и, конечно, осталась в восторге. Но еще на меня произвели впечатление – причем теплое впечатление – тамошние кафе. Есть там такие удивительные музыкальные кафе-клубы: снаружи, с улицы, неприметные, со скромной, порой без вывески, входной дверью, а внутри очень уютные, теплые, со вкусом обставленные. Таким заведениям внешняя реклама не требуется: кому суждено туда попасть – попадет. Меня туда привел житель Петербурга (правда, не коренной), по специальности биолог. Он ценил этот город, но на мои восторги неожиданно резонно заметил, что нельзя всю жизнь жить в музее, и что он в недалеком будущем собирается переехать в какой-нибудь промышленный город.

Но Петербург продолжал неуклонно вторгаться в мою жизнь. Как-то летом, года три спустя, подружка пригласила съездить с нею туда в июле на время отпуска к другу ее отца. Тогда мне неожиданно повезло: я совершенно случайно, стоя в длинной очереди в Эрмитаж, познакомилась с одним историком, музейным работником. Хотя он был нездешним, но город и его пригороды знал прекрасно, возил меня по интересным историческим местам, много рассказывал о них; нас впускали даже в те музеи и дворцы, куда «простым смертным» вход был воспрещен. Так передо мной оживала история «града Петра», а с нею и России. Я, сама не историк, внезапно прониклась искренним интересом к истории, как-то по-человечески стала ее переживать и понимать, что люди с тех пор не сильно изменились. Все это как бы ненавязчиво убеждало: этот город заслуживает большего внимания, его надо знать.

Прошло около десяти лет; в город на Неве переехала моя родственница, и я стала наезжать туда чаще – летом, когда тамошний климат не так суров. Теперь я уже могла сравнивать: старинный центр Петербурга сродни главной в Хельсинки площади Маннергейма и созвучен Дому инвалидов (где могила Наполеона) и мосту Александра III в Париже (один и тот же архитектор – Растрелли), а его каналы и даже озеро на писательской даче в Комарово напоминают Амстердам.

Меня очень удивляют люди (особенно если это люди искусства или гуманитарии), которые спокойно говорят, что в Петербурге ни разу не были. Художникам, например, там необходимо побывать не столько для того, чтобы срисовывать местные виды – они и так растиражированы в огромном количестве, сколько чтобы приобщиться к тому высокому и прекрасному, что сумел сохранить в себе, вопреки всему, этот город (например, Невский проспект во второй половине двадцатого века сумел уцелеть главным образом благодаря подвижническим усилиям основателя Фонда культуры в нашей стране академика Дмитрия Лихачева). А история и литература там буквально разлиты в воздухе. Интерес к истории просыпается даже у тех, кто его доселе никогда не испытывал; тем более что история сейчас нередко пересматривается (например, оказывается, основой «града Петра» послужили не только пустынные болота, но и крепость соседей – шведов; да и финских влияний там немало, что видно, например, из названий пригородов).

Хотя, конечно, бывают и издержки, например, стрелка с надписью на стене мрачного подъезда старинного дома на одной из центральных станций метро, указывающая, в какой квартире Раскольников «пришил старушку», или появившиеся в городе по роману «Преступление и наказание» комиксы.

Всякий согласится, что Петербург – город неоднозначный. Для одних это кладезь мудрости или «большая тусовка», для других – возможность как-то устроиться и заработать денег, для третьих – «бандитский Петербург» и утраченные иллюзии… А я хочу в этой статье поговорить о любви – о любви к городу. Я знаю, что есть люди, которые его любят почти как человека; у них и своей судьбы-то подчас толком нет: им хватает любимого города, а их личные неурядицы, обманутые в чем-то надежды, мелкие уколы самолюбия как-то бледнеют и стираются перед его красотой и величием. У меня там уже лет 15 живет приятельница – бывшая уфимка, в прошлом маменькина и папенькина дочка. Когда она жила в Уфе, буквально бредила этим городом, ей он снился, она мечтала в нем жить. А когда она, наконец, туда переехала, он не преминул облить ее холодной водой жизни: близкие люди оказались не такими уж близкими, и она осталась предоставленной сама себе. И в грустные минуты жизни она идет в Летний сад и слушает там скрипку…

Или знакомая мне бывшая жительница Псковской области, которая сумела организовать в «северной столице» собственную книжную инофирму в самом центре, у Казанского собора. И хотя от этой инофирмы она гораздо больше потеряла, чем приобрела, она до сих пор по-своему счастлива… Я слышала об одном японце, который, приехав ненадолго в Петербург, морозными вечерами часами простаивал у памятника Пушкину на площади Искусств напротив Русского музея. Что ощущала тогда его японская душа – нам неведомо…

Каждый год в Питер из провинции приезжает творческая молодежь, и живет она там частенько в каких-то невообразимых условиях, в каких-то холодных сыроватых полуподвальных помещениях порой до 12 человек в комнате, работая уборщиками, сторожами, уличными музыкантами, художниками, танцовщиками и совсем не желая возвращаться назад… Один молодой уфимский художник, последние годы живший в Питере, вернулся в Уфу – здесь ему сделали квартиру, но оторваться от Питера так и не смог и живет теперь как бы «на два города» – сейчас он опять уехал в Питер…

Хотя, как оказалось, к юбилею благоустройство города было в основном «косметическое», главным образом в центре, да и то не везде (например, неприятно резануло то, что выходящий на Неву корпус университета на Васильевском острове так и не успели привести в порядок и просто закрыли его фасад расписанным под него щитом). Многие старые здания, в том числе жилые, продолжают требовать капитального ремонта и потихоньку разваливаются. Я тогда приобрела книжку о Петербурге 2003 года издания, написанную одним из депутатов Госдумы (явно из плеяды «новых реформаторов»), в которой сообщается, что в городе уже давно перенаселение: в нем проживает 5 миллионов человек, а по своей площади он якобы рассчитан всего на 3 миллиона. Кроме того, необходимо увеличить приток туристов, в связи с чем нужно освободить исторический центр города от жителей. Поэтому и цены здесь в последнее время поднялись – так сказать, выживет сильнейший. Только вот куда «рассосутся» остальные 2 миллиона жителей? Конечно, можно переехать на окраины, в пригороды, наконец, в другие города – те, где можно найти работу и со временем даже заполучить отдельное жилье. Не учитывается в книге лишь один фактор – человеческий: фактор любви к городу на Неве…

Люди все едут и едут, невзирая на вредный сырой климат, участившиеся наводнения и устрашающие прогнозы о возможности полного затопления города через какие-нибудь два-три десятка лет (дамбы-то старые!) и на тот факт, что четверть населения там продолжает жить в коммуналках, часто безо всякой надежды хоть когда-нибудь заиметь отдельное жилье…

И я тоже люблю этот город. Люблю его центр и рабочие кварталы, люблю его новостройки и пригороды. Я благодарна жизни, что мне довелось там побывать, и надеюсь еще не раз туда попасть. Это город-явление, это больше, чем город, и никаким эпитетом его не исчерпать. Я посвятила ему свои стихи: они, конечно, несовершенны, но искренни; они могли быть написаны только в Петербурге и для Петербурга.