Значок. Часть вторая

Ветер штормовой, молнии сверкают и гром громыхает. Было видно, как на нас грозовой фронт с северо-запада шёл и вот-вот должен был накрыть.

Смотрю – этот аппарат американский уже справа по борту плавает, совсем рядом. На нём здоровенными буквами «USA» написано и ещё что-то не по-нашему. Похож он на здоровенное перевёрнутое ведро, поверх которого антенны и шары какие-то. Наподобие надувных. Ну и вокруг основания – оно в диаметре метра два с половиной или чуть больше – понтон. С виду тоже надувной. А палубный кран наши развернули и стропила уже спустили так, что их волна касается. Ясно-понятно, думаю. Мне, значит, их закрепить надо, чтобы этот конус оранжевый на борт поднять можно было. Условия для работы, конечно, критические. Но и я не первый раз за борт выходить должен. Ладно, закрепляю страховочный трос, надеваю ласты, маску, сую загубник в рот – и пошёл.

Аппарат американский с умом сделан – специальные крепежи предусмотрены на случай экстренной погрузки. Так что я быстро нашёл за что зацепить клешни стропил. Его сразу же и подняли. Потом меня шлюпбалкой вытянули.

Только я на палубу ступил – гроза началась. Пока снаряжение снял, гляжу – а аппарат уже в трюм cпускают. Прямо в тот же отсек, куда и скарб спортивный вместе с Лениным ещё в Тампико погрузили – там места много оставалось. Ну, мне, понятное дело, интересно – что за штуковина аппарат этот американский? Снаряжение отнёс к себе, переоделся и прямиком в трюм. А там люк аппарата уже вскрывают два моториста и Сеня, радист наш. Рядом капитан со старпомом и помполитом стоят. Помполит весь бледный – молоденький, первая загранка у него. И такой случай ему судьба подбрасывает. Моряков других больше никого нет – тревогу-то судовую никто не отменял. Я к старпому сразу.

– Что делается-то? – спрашиваю.

– Да вот, – говорит, – Семён дурынду будет обследовать – чтобы радиомаяков работающих там не оказалось.

– Так всё равно же поймут, что мы аппарат подобрали, – говорю, – сопоставят координаты точки потери сигнала радиомаяков с нашим курсом и всё! Кранты! Сразу понятно станет, у кого рыло в пуху!

Старпом зыркнул на меня, как на врага народа, и тихо так прошипел:

– Лучше рыло в пуху, чем совсем без косметики! Москва сказала, чтобы радиомаяки отключили – значит, отключим!

Тут мотористы люк в аппарате открыли и фонариком туда светить стали. Все к люку сразу потянулись. Ну, и я тоже. А там три космонавта в блестящих скафандрах ремнями к креслам пристёгнуты. И не шевелятся совсем. Я сразу смекнул, что это не люди, а манекены. Тут капитан как гаркнет:

– Всем отойти от аппарата! Радисту приступить к выполнению задания!

Смотрю – у одного из мотористов в руках уже то ли часы, то ли компас с манекена. Старпом это дело тоже увидел и давай орать:

– А ну, давай эту фигню сюда! По статье у меня все пойдёте!

Моторист – бывалый морячок, Шуриком его звали – только ухмыльнулся и спрашивает:

– Это по какой ещё статье?

А сам стоит и эту самую «фигню» рассматривает.

– За хищение собственности! – не унимается старпом.

Тут Шурик второму мотористу подмигивает и спокойно так старпому говорит:

– Вот те здрасте! И какой же, позвольте полюбопытствовать, собственности?

Старпом после этих слов сразу, видать, уверенность потерял. Аж заикаться стал:

– С-с-с-с-социалистической собственности.

А второй моторист его передразнивать стал:

– С каких это пор американская собственность стала с-с-с-социалистической? Может, она ещё и колхозно-кооперативная?

Я не выдержал и говорю:

– С тех пор как мы её скоммуниздили, так она и стала социалистической.

Ну, а сам стою и думаю: «Вот ведь на самом деле. Мы же чужую вещь, что называется, прём всем колхозом. Она ж не наша. Понятное дело, что американская. Но всё равно, как-то не по-честному это».

Шурик всё в руках тот предмет держит и не отдаёт старпому. Тогда капитан уже не выдержал:

– Немедленно отдайте, – говорит, – что взяли! Там, куда мы аппарат будем сдавать, быстро разберутся, кому и по какой статье идти!

Ну, тут, конечно, слов нет. Капитан, как говорится, в самое темечко попал. С людьми у нас всегда быстро разбирались. Не то, что с какими-нибудь проблемами там, или вопросами. Это и Шурику хорошо известно было – он сразу «фигню» старпому передал. А Сеня, тем временем, башку свою высунул из люка и докладывает:

– Всё, два радиомаяка было – коротковолновый и длинноволновый. Оба обесточил.

Потом похлопал по корпусу дурынду американскую:

– Хорошо бы, – говорит, – снять маячки и привязать их к спасательному жилету. А после по новой запитать, да за борт выбросить. И пускай амеры потом посудину свою в океане подальше от нас ищут.

Толково, конечно, он придумал. То, что американцы аппарат свой искали – это как пить дать. Их, скорее всего, гроза накрыла. И она же сам аппарат отнесла от того места, где его ждали.

Старпом затылок чешет и рассуждает:

– Спасательный жилет не пойдёт – по нему сразу поймут, у кого искать. Надо что-то другое, чтобы на нас никакого намёка не было.

Что тут скажешь? Старпом – он и есть старпом. Материться да задницу себе и команде прикрывать никто лучше него не умеет. На каждом спасательном жилете ведь штамп стоит, что сделан он в СССР. Да плюс ещё и номер инвентарный с названием судна.

Тут капитан опять слово берёт:

– Отставить! Я получил чёткое указание ничего не трогать. Только радиомаяки отключить и всё!

После этого отсек с «трофеем» задраили и охрану выставили. Потом тревогу отменили – мы все по каютам разошлись. Сидим и всё, что произошло, обсуждаем. А корабль уже полным ходом подальше от грозы уходит.

Часа через три, уже ближе к вечеру, шторм слабеть стал. И как только ветер утих, сразу шум вертолётов послышался. Мы на палубу все высыпали. Глядим – а над нами три вертолёта американских кружат и на горизонте, сзади по курсу, корабли видны. Все сразу смекнули – это вдогонку, значит, американцы за нами идут.

Ну, думаю, ясно-понятно! Сейчас мы под раздачу попадём. Знает кошка, чьё сало съела. Тут опять – второй раз да день! – тревогу объявляют. Я плюнул на неё – и к старпому.

– Какая к чёртовой матери судовая тревога? – говорю, – вы давайте ещё «человек за бортом» объявите! Тут сейчас абордаж будет! Топоры да ломы раздавать надо!

А он мне спокойно так отвечает:

– Остынь, Аника-воин. По всем морским законам никто не может требовать досмотра нашего судна в нейтральных водах. Да и штуковину эту мы нашли без экипажа. И тоже в нейтральных водах. Значит, она была брошена и принадлежит нам с того самого момента, когда ты стропила на неё набросил. Так что наше дело правое!

Да уж, дело правое. Зато мысли левые! Это ведь не брошенный экипажем старый рыбацкий баркас. Это космический аппарат! Военный объект, считай! У нас, вон, не то, что заводы – целые города засекречивают, где такие штуковины делают. И попробуй оттуда что-нибудь вынести. А американцы-то тоже не с другой планеты сюда прилетели. У них у самих, поди, секретность и неразглашение государственной тайны распространяются на всё, что с космосом связано. И плевать они хотели на морские законы с нейтральными водами.

Ладно, думаю, не бежать же мне помполита с парторгом искать и заявление о приёме в партию писать. С чего начинается Родина, сейчас уже не важно. Важно, чем она для тебя закончиться может!

Снял я с пожарного щита топор и на палубу поднялся. Когда на семь бед один ответ, то можно спокойно бедокурить. Пускай, думаю, видят, что нас голыми руками не возьмёшь. Смотрю – вертолёты так низко зависли, что их бортовые номера видно. Я топором им машу и ору – мол, давай, спускайся. Всех вас на консервы в раз порубаю!

И тут их прямо как ветром сдуло. Я грешным делом даже подумал, что это они моего воинственного вида испугались. Вдруг слышу – капитан в мегафон обращается ко мне:

– Бородко! Сейчас же прекратите этот балаган и очистите палубу! Или вам напомнить, где вы должны находиться во время тревоги согласно штатному предписанию?!

Я ему в ответ орать стал:

– А им с вертолёта плевать на моё предписание штатное! У них у самих, поди, Штаты! Сейчас вот они обратно прилетят и как тогда отбиваться будем? Предписанием и корабельным журналом?

Он меня, конечно, не услышал. Но, видать, понял хорошо. Потому что опять мне в мегафон говорит:

– Успокойтесь, Бородко. И посмотрите справа по курсу – у нас теперь сопровождение есть.

Я посмотрел – и всё понял сразу же. Впереди, хоть и далеко, виднелись очертания подводной лодки. Понятное дело, нашей, раз американцы удочки так быстро смотали. Как мне потом Сеня по секрету сболтнул, она там не одна была. А ещё он сказал, что на борт из Союза передали – нас будут до Одессы сопровождать.

Видать, так оно и было. Потому что никто к нам больше не подходил вплоть до Средиземного моря. А у входа в Гибралтар нас сторожевик советский поджидал. Он с нами все Средиземное прошел, потом Босфор и Черное море. Так и сопровождал нас, как говорится, до самого дома.

Разгружались мы ночью. Сначала у военного причала стали и «трофей» выгрузили. А уж потом ушли на грузовой. И там всё остальное у нас забрали.

Перед тем, как команде разрешили сойти на берег, особист портовый и наш помполит с нами долго общались. Болтали нам про государственную тайну и про то, какие бывают последствия за её разглашение. А какая может быть тайна? Мы ещё в пути у Сени по «вражьему голосу» всё про свои «подвиги» услышали. Там они ничего не приврали. Всё как есть… Ну, вернее, как было поведали. Только про моё геройство, с которым я их вертолёты шуганул – про это умолчали.

Вот такая история.

 

* * *

Мы ни разу не перебили рассказ Кузьмы Захаровича. Когда он закончил, мне показалось, что я держу в руках не значок, а нечто исторически ценное. Вроде осколка от снаряда с войны. Я даже не хотел расставаться с ним и вешать его на вымпел рядом с другими значками.

Но тут моя мама сказала фразу, после которой у меня сердце в пятки ушло:

– Ну, что вы, Кузьма Захарович. Мы не можем принять от вас такой дорогой подарок. Ведь это такая память для вас.

– Да бросьте, – махнул рукой Кузьма Захарович, – у меня о том плавании есть память. Правда, Лиля?

Он подмигнул своей жене. Лилия Асхатовна заулыбалась:

– Сразу после возвращения капитан корабля Владимир Михайлович написал в пароходство представление на Кузьму. К Ордену «Знак Почёта». За проявление гражданской доблести. На единственного из команды.

– Ага, на единственного из команды, кто доблестно с топором по палубе бегал, – улыбаясь, вставил Кульма Захарович.

– И на следующий год, – не обращая на него внимания, продолжила Лилия Асхатовна, – в День Флота, Кузьму этим Орденом наградили. Так что память о том плавании у нас есть.

Тут у меня от сердца отлегло и я сразу, пока мама не придумала ещё что-нибудь, подбежал к вымпелу и прицепил на него значок.

Потом я каждый день в течение месяца снимал его с вымпела и рассматривал, вспоминая в деталях рассказ Кузьмы Захаровича. Все мои дворовые друзья знали про значок и про историю, связанную с ним.

Мы подружились с семьей Бородко. Переписывались с ними и посылали друг другу открытки на праздники. Даже несколько раз летом ездили к ним в Одессу в гости.

С тех пор прошло много лет. Распался Советский Союз, мы стали жить в разных странах и вообще в другом измерении. Переписка со всеми друзьями семьи из других городов как-то сама собой стала сходить на нет. Я перестал заниматься своей коллекцией, полностью «ушёл» в бизнес, потом купил квартиру и стал жить отдельно. Коллекция осталась у мамы, хотя я всегда о ней помнил.

Однажды я узнал от маминых соседей, что Кузьма Захарович Бородко умер. Я не мог в это поверить. Красивый человек и храбрый моряк остался в моей памяти таким же, каким я его увидел в первый раз в далёком детстве. Работа подводников связана с частыми, порой очень большими перегрузками. Поэтому они рано и, как правило, тяжело уходят из жизни.

Потом не стало мамы…

Когда я перебирал фотографии, документы и прочие бумаги из маминого архива, я наткнулся на свою коллекцию значков. Вымпел уже давно не висел на стене. Он хранился в нижнем ящике письменного стола. Я сразу же стал искать значок MEXICO. Увы, я его не нашёл. У мамы в гостях бывало много людей. Но я не хотел и не хочу никого подозревать. Тем более, что сам «забросил» свою коллекцию.

Такие значки не исчезают бесследно. Рано или поздно они попадают в руки коллекционеров или знатоков. По крайней мере, мне хочется в это верить. Но эти люди могут не знать того, что связано с этим значком. И если они прочитают этот рассказ, то смогут вернуть ему его историю. Тем более, что значок этого заслуживает.