Значок. Часть первая

Каждый коллекционный предмет должен иметь свою историю. Без разницы, интересная она или нет. Просто история должна быть. И всё. Иначе это не предмет коллекции, а вещь из кучи. Раритетность и цена, безусловно, имеют значение. Но не всегда именно они являются главными для коллекционера.

Я это понял ещё в детстве, когда стал собирать значки. Моя мама была языковедом. Она часто ездила в командировки в разные города Союза. Из каждой поездки мама привозила для моей коллекции значок. Как правило, с гербом или символом города, в котором она побывала. У меня были значки из Алма-Аты и Фрунзе, Самарканда и Бухары, Ижевска и Оренбурга, Томска и Улан-Удэ, Москвы и Ленинграда…

Когда я закончил третий класс, мы с мамой съездили в Болгарию. В гости к её друзьям, с которыми она познакомилась ещё в студенческие годы, во время фестиваля молодёжи и студентов в Москве. Я гордился привезёнными оттуда значками с изображением гербов Софии и Варны, памятника солдату-освободителю Алёше и монумента героям Шипки. Всякий раз, когда я смотрел на них, то вспоминал нашу поездку на Балканы и маминых друзей. Но очень скоро у меня появился значок, который затмил болгарские «артефакты» и сразу же стал настоящей жемчужиной коллекции.

К нашим соседям – моему другу детства Рустику и его родителям – приехали гости. Нас об этом, конечно же, никто не ставил в известность. Но в подъезде хрущёвки, тем более панельной, соседи всегда знали у кого что происходит. Дни рождения и свадьбы, приезд гостей и похороны, пьянки и семейные скандалы не проходили незамеченными.

Песня «У Чёрного моря», которая доносилась из пятьдесят пятой квартиры, наводила на мысль о том, что приехавшие были из Одессы – города, который в детстве у меня ассоциировался с моряками и голосом Леонида Утёсова. Мои догадки подтвердились, когда в первом часу ночи в нашу дверь позвонил отец Рустика и, долго извиняясь, попросил у мамы взаймы что-нибудь выпить.

– Выручай, соседка. Гости к нам из Одессы приехали – сестра Нафисы с мужем. Кузьма Захарович… Он водолаз – здоровый, как бык… Два литра уже выпили… Не к таксистам же бежать…

Мама достала из бара серванта коньяк и вино, которые всегда у нас были на случай прихода гостей. Сосед обрадовался и пообещал, что в ближайшие выходные вернёт долг.

На следующий день, после обеда, к нам пришли те самые гости, для которых сосед и позаимствовал спиртное. Это был невысокого роста, коренастый мужчина лет сорока и женщина, очень похожая на маму Рустема.

– Доброго здоровьичка вам. Я Кузьма Захарович. А это моя супруга Лилия Асхатовна. Она, получается, сестра вашей соседки Нафисы, – представил мужчина себя и свою супругу. У него был протяжный говор, с мягким «г», характерным для всех южан, – хотим извиниться за вчерашнее беспокойство.

Гости протянули маме коробку конфет. Она не стала отказываться, но сказала, что раз такое дело, то мы все идём пить чай. Иначе извинения и дары не будут приняты.

Пока мама вместе с Лилией Асхатовной накрывали стол, Кузьма Захарович подошёл к висящему на стене вымпелу со значками и стал рассматривать их.

– О! Варна! Бывал там много раз! А из Томска мой зять родом – мы к нему прошлым летом ездили. В Казани у Лилиных родственников два года назад были.

Тут Кузьма Захарович повернулся ко мне и спросил:

– Что, ты собираешь?

– Я.

– Интересная география. Почти весь Союз! Откуда у тебя это всё? Поди, меняешь?

– Нет, мама привозит из командировок. А в Москву, Ленинград и Болгарию мы вместе ездили.

– Ясно-понятно. Эх! Жаль, не знал про твою коллекцию. Привёз бы тебе значок с памятником Ришелье. Или с Потёмкинской лестницей.

Тут мама пригласила нас к столу. Когда она наливала в чашки чай, Кузьма Захарович вдруг хлопнул себя по лбу и обратился к супруге:

– Слушай! А в твоей сумке на внутреннем кармане так и приколот значок? Ну, который вместо сломанной застёжки?

– Ой, а ведь и вправду приколот! – обрадовалась Лиля Асхатовна и, с ноткой вины в голосе и надеждой на понимание, обратилась к моей маме:  – Это я замок-кнопку наладить всё время забываю!

Кузьма Захарович встал из-за стола и прошёл в прихожую. Он взял сумку жены, открыл её и, что-то отцепив внутри, положил обратно на тумбочку. Затем вернулся к столу и протянул мне значок.

– Держи, коллекционер! Только с тебя булавка или какой другой значок. Нам кармашек в Лилиной сумке очень нужен – наши билеты и документы там.

Я взял из его рук значок. Он был медным и совсем маленьким. Значок не был сделан по технологии штамповки. Его отливали в специальной форме. Это был символ Олимпийских игр – разноцветные кольца, сплетённые в форме W, которые, словно на постаменте, покоились на небольшом основании с надписью «MEXICO». Застёжка у значка была своеобразная: маленькая ножка, заострённая на конце, чтобы проткнуть ткань, и крошечная прищепка вместо «шляпки» на остриё. Действительно, очень удобно, если под рукой нет булавки.

– Этот значок я привёз из плавания, из которого вообще мог не вернуться.

– Спасибо большое! – сказал я, пропустив мимо ушей последнюю фразу гостя. Поскольку с интересом рассматривал подарок, казавшийся миниатюрным даже на моей детской ладони.

– Что значит «мог не вернуться»? – насторожилась мама.

– Да нет, не то, чтобы была какая-то угроза жизни. Просто мог произойти ещё один Карибский кризис. Только маленький.

– Это как, Кузьма Захарович? Расскажите!

– Да не, что рассказывать-то?

– Ну что ты ломаешься, Кузьма? – вступила в разговор Лилия Асхатовна, – расскажи людям на трезвую голову. А то ведь только как выпьешь, вспоминаешь про свои походы. Вчера, вон, надоел своими рассказами про подводные лодки, да торпедные аппараты!

– Ну, будет тебе, – расплылся в улыбке Кузьма Захарович, – Вчера просто душевно посидели, вот и накатило. Ладно, чай попьём, пока он горячий и потом расскажу.

 

* * *

Было это семь лет назад – осенью шестьдесят восьмого. Наш сухогруз «Брест» вышел из Одессы на Кубу. В очередной раз таранили Фиделю Кастро помощь от братского советского народа. Они ведь там на Кубе живут по принципу «Патриа о муэртэ». Это значит «Родина или смерть». Только одними принципами, как говорится, сыт не будешь. Если не сам себя, тогда кто-то кормить должен. Ну, а так получается, что кубинскому народу кормить себя некогда. Потому как народ этот находится на переднем крае борьбы с империалистами. А мы, значит, в тылу окопались. То есть кормить их должны.

Хорошо кормим – они как буржуи живут. Ананасы у них свои, а мы им, выходит, рябчиков доставляем. Ну, в виде сгущёнки, муки, тушёнки, леса, труб, шифера и до фига всего того, чего у них нет, а у нас вроде как завались. И оружие им туда, понятное дело, тоже тараним. Это если патриа всё-таки муэртэ, то чтоб не от голода, а в бою.

Но и Команданте нас «подкармливает». Табачком, сигарами, сахаром, фруктами. Это, значит, чего у них завались. Не ахти что, но одно хорошо, что порожняком обратно никогда не шли.

Так вот, загрузились мы в Гаване, но один отсек в трюме порожним оставили. Просто нас сразу предупредили, что после Кубы мы пойдём на Тампико. Это в Мексике порт. У них в столице – в Мехико, значит – как раз Олимпийские игры закончилась. И нам надо было обратно барахло своё забирать. Это которое туда из Союза ещё раньше припёрли для участия наших спортсменов в тех самых играх.

Пришли мы в Тампико. Встали на рейд, потому как судов там было много и надо было очередь к причалу ждать. Мы сразу к капитану – спрашиваем у него разрешение сойти на берег.

После того, как Фидель стал сеять под боком у американцев разумное, доброе, вечное – то бишь ненависть к Штатам и любовь к Союзу – наших мореманов чуть ли не силком стали принуждать сойти на берег в портах у соседей Команданте. Вроде ходячей агитбригады захотели сделать. Только вот языка мы ихнего не знаем. И денег нам меняют так, будто у нас там родственники живут, которые нас напоят, накормят и гостинцев семье передадут. Я из-за этого тоже филателией, или как её там, иногда занимаюсь. Значками, в смысле. Октябрятских значков напокупаю в киоске, а в дальних странах их меняю. На сигареты, пиво. Или продаю. По доллару за штуку. Чтобы можно было чего-нибудь привезти жене да дочерям. У нас ведь Ильич в сердце, а у них в дефиците. Поэтому мне не совестно, а им приятно. Вот именно тогда, в Тампико, я этот олимпийский значок и выменял. Вернее, не выменял, а как бы это сказать… Просто мужичок хороший в лавке попался – к пачке «Мальборо» ещё и значок дал. Я же говорю – Команданте сеет там разумное, доброе, вечное.

Стали мы, наконец, к причалу под погрузку. И грузят нам всякую всячину – снаряжение, амуницию, лодки с вёслами, велосипеды… Даже «красный уголок» с Лениным – и тот решили мексиканской партийной ячейке не оставлять. Видать, никак забыть не можем, что те в своё время Троцкого у себя пригрели.

Поздно вечером, значит, как только последний груз приняли, вышли в море и взяли курс на Одессу. А идти должны были через Бермудский треугольник. Ходили не раз уже через него. Это кто наслушался ерунды всякой – тому страшно. А так «треугольник» этот – океан, как и везде. Иногда штиль полнейший, а через час может штормить не на шутку. И течения там очень сильные. К тому же ещё и меняются постоянно.

Так вот, на следующий день вошли мы в акваторию этого самого «треугольника». Небо тучами заволокло, ветер поднялся. Море штормило, но не особо – балла четыре. В такую погоду те, кто не на вахте по каютам сидят и в домино или карты режутся. Вдруг чувствуем – перешли на малый ход. Потом судовую тревогу объявили. Причём, явно не учебную – капитан на судне моряк бывалый был. Да и команда ему под стать. Я к своему снаряжению, как и положено по инструкции, рванул. И тут меня по внутренней связи к вахтенному вызывают. Я наверх, в рубку. Захожу – там капитан, старпом и вообще всё начальство. Стоят, в бинокли смотрят. Все в одну сторону – куда-то прямо по курсу. Старпом меня увидел и свой бинокль протягивает.

– Погляди, – говорит, – какая штуковина по курсу.

Я беру бинокль и смотрю. Вижу – что-то вроде рубки подлодки, но не рубка. Оранжевая вся, как спасательный жилет. И на волнах качается поплавком, будто подводной части у неё вовсе нет.

– Что это? – спрашиваю, – аварийный буй?

А сам думаю: «Вот тебе и Бермудский треугольник!»

Старпом бинокль у меня забрал и говорит:

– Мы описание объекта в пароходство передали. Они сейчас с Москвой связываются. Америка то рядом.

– А при чём тут Америка? – интересуюсь, – Куба тоже недалеко. Что, совсем уже без врага жить не можем?

– Это не мы – это враг без нас жить не может! Вдруг провокация какая?

– Понятно, – говорю, – а меня чего вызвали? С провокаторами бороться?

Тут капитан поворачивается ко мне и говорит:

– Бородко! (это я, значит) Вас сюда пригласили не шутки шутить, а с обстановкой ознакомиться. Если вы ознакомились – приступайте к выполнению своих обязанностей согласно Уставу службы на морских судах!

– Есть, – говорю.

И пошёл туда, где и был бы, если б меня в рубку не вызвали.

Работа у водолаза на судне какая? Перед выходом в море должен осмотреть подводную часть корабля, начиная от бульба и до гребного винта – нет ли каких повреждений – и потом свободен всё плавание. Так, снаряжение только наготове держишь, и, если что потом случись – будь готов погрузиться и доложить обстановку. А то и меры какие принять. В море ведь как? На бога надейся, но не рассчитывай.

Примерно через полчаса меня опять вызывают в рубку и там я узнаю, что эта оранжевая штука по описанию не что иное, как спускаемый аппарат космического корабля американцев. Вот так-то! И получен приказ из Москвы поднять его на борт. А для этого мне, как водолазу, предстоит поработать за бортом. Ну, чтобы наш палубный кран этот самый аппарат зацепить и поднять смог.

– А там что, космонавты американские? – спрашиваю.

– Нет, – говорит старпом, – из Москвы передали, что никого не должно внутри быть. Вроде как это у американцев экспериментальная штуковина. Ну, или испытательная. В общем, неважно. Наши говорят, что вещь эта может оказаться очень полезной для наших спецов, кто с космосом подвязан. Но ты всё равно, аккуратней там, смотри.

– «Аккуратней» – это как? – спрашиваю, – не материться, что ли? И если там космонавты всё-таки есть, то сразу извиниться перед ними? Мол, сорри, ваш аппарат со своим перепутали! У нас точно такой же потерялся, только весь пегий и грива у него стриженая!?

Старпом ругнулся и сказал, что приказ получен и обсуждению не подлежит. Ясно-понятно, чего уж там. Приказ получили они, а выполнять-то должен я.

Ну, баллоны проверил, гидрокостюм натянул. Вышел на палубу. Волнение усилилось – покачивало уже серьёзно.

 

Окончание следует…