Как жили башкиры. Счастливое детство в Абуляисово. Часть двенадцатая

А вечерами отец продолжал свое повествование о себе и о своей жизни:

– После никаха я привел вашу маму в дом Хабиры-апай. Мы с ней вдвоем начали батрачить на Юлай-езняя, смотрели за его хозяйством. Я пахал землю, убирал урожай пшеницы, работал на лобогрейке, молол зерно, смотрел за скотиной, выполнял все самые тяжелые дела. Мать ваша доила коров, ухаживала за молодняком животных, помогала Хабире-апай по дому, полола и окучивала, убирала картошку, овощи. Я еще валил лес, заготавливал уголь, который складывали в изготовленные из мочала вашей мамой большие мешки, потом я возил его на рынок и продавал. Вот так началась наша семейная жизнь.

В 1925 году, в день крещения русских, родился наш первенец – Хусаин. На следующее лето я начал рубить сруб для своего будущего дома, и осенью уже мы стали жить в собственном доме, хоть и маленьком, зато в собственном. Правда, у нас не было ни матраса, ни одеяла, ни путной одежды для ношения. Мне все так же, как и раньше, пришлось наняться батраком к богачам деревни, заработал такой службой лошадь, потом корову, завели свое хозяйство. В 1927 году родилась дочка Минзифа, а в 1929 году – Минихаят. Именно в этот год заговорили в стране о коллективизации крестьянских хозяйств. С думой о том, что коллективный труд облегчит обеспечение семьи всем необходимым, я со своими единомышленниками – молодыми крестьянами организовал в деревне ТОЗ (Товарищество по совместной обработке земли), мы объединили свои наделы земли, засеяли поля семенами, которые выделило государство для поддержки ТОЗ-ов.

Свое ТОЗ мы назвали «Корэш» («Борьба»). Лето в тот год было благоприятным для выращивания сельскохозяйственных растений, дожди выпадали вовремя, ясных, солнечных дней тоже было навалом, осень тоже была без дождей, и мы вовремя управились с уборкой зерна, получили хороший урожай пшеницы, ржи, ячменя, овса и проса. Когда мы складывали на хранение зерно в амбары, многие крестьяне были поражены количеством выращенного нами урожая и долго сожалели, что зря сами не вступили в ТОЗ. Наш пример на них подействовал, и многие крестьяне пришли к нам и вступили осенью в наше товарищество.

Зимой вместо ТОЗ-а организовали колхоз, организатором и первым председателем колхоза стал я. Зимой на деньги, вырученные от продажи нашего зерна, кормили детишек всей деревни бесплатно. Весной же этого года открыли детский сад-ясли, чтобы женщины-колхозницы могли работать в колхозе. Назначили заведующей детсадом комсомолку Уммикамал, которая собрала вокруг себя несколько юных девушек и организовала работу детского сада. Мать ваша с другими женщинами в это время работала на молочной ферме дояркой. Мужчины же из ивового плетня строили времянки-сараи для обобществленной скотины. Летом женщины обмазали их глиной. Оттого что стены сараев этих были тонкими, зимой там скотина мерзла, стала болеть, поэтому объягнившихся овечек с их ягнятами и коз с козлятками раздали жителям деревни, чтобы они зимовали в теплых сараях и в домах, таким образом сохранили поголовье скота.

Колхозники с огромным рвением трудились в колхозе, понимая, что от общего труда зависит само существование членов семьи. Мужчины весной вспахали деревянными плугами общественные поля, засеяли пшеницей, рожью, овсом, картошкой, просом, женская бригада на берегу речки устроила огороды и выращивала там капусту и другие овощи. После весеннего сева мужчины заготавливали сено на лугах возле речек Ишапай, Ергаиш, Ерекле, на Балтугае.

Осенью собрали опять богатый урожай. Глядя на результат коллективного труда крестьян, все те, кто не вступал до этого в колхоз, попросились тоже в колхоз. Таким образом, все крестьяне деревни стали колхозниками. Затем в 1932 году родилась ваша сестра Минигуль, в 1934 году – Минсара, в 1936 году – Гульшат, в 1939 году – Файза, перед самым началом войны, в 1941 году – Фариза. А летом 1941 года, 22 июня, началась Великая Отечественная война, – так закончил свое повествование отец.

И в остальные вечера были продолжены такие воспоминания родителей Банат, только в этот раз дети слушали уже повествования их матери.

– Я родилась в 1905 году в бедной крестьянской семье Мурзабулатова Абуталипа и Якшибаевой Хадисы (дочь богача Егетбая из деревни Самазы). В нашей семье было 6 дочерей и 1 сын: Залифа, Хазира, Хатира, Вазифа, я, Гайниямал и Ахмадулла. Дом наш стоял в районе Шэртугая в Абзане, где в основном жили Мурзабулатовы. Почти напротив нашего дома стоял дом тети Захиды – сестры моей матери (она мать вашего двоюродного брата Галимардана Мурзабулатова: моя мать и Захида-апай обе были женами двух родных братьев Мурзабулатовых). Раннее детство мое прошло, как и у всех деревенских ребятишек, было и не голодно, и не холодно, благодаря неустанному труду моего отца и матери, великих тружеников. Летом детвора купалась в реке Аселе, все дети и мы тоже ходили босиком, из одежды на девочках – платье и платок на голове.

С ранней весны мы поднимались на горы, искали там всякую съедобную траву и коренья, оттого что ходили босиком, стопы ног были задубевшие, в цыпках. Когда появлялись ягоды за перевалом, собирали их и ели, вечером встречали табун, помогали взрослым загонять скотину в плетеные из ивы загоны для животных.

Перед революцией 1917 года в деревне открыли медресе, и меня, Гайниямал и Ахмадуллу отдали туда учиться. Учила нас жена муллы – абыстайка Гарифа (будущая теща вашего брата Хусаина, мать его жены Магафуры). В одной руке держа Афтияк (книга с сурами), в другой – полено для топки печи медресе, каждый день, кроме пятницы, ходили мы учиться.

После Октябрьской революции медресе в деревне закрыли, муллу заставили закрыть мечеть, потом в здании медресе стали учить по-новому, по-светски. К этому времени моя мать умерла от холеры. После ее смерти отец женился на одной бездетной женщине из соседней деревни. С ее приходом в наш дом изменился весь привычный нам уклад жизни: отец стал каким-то жестким к нам, к своим детям, мачеха невзлюбила нас, чужих детей, хлеб она стала закрывать на замок, прятала молочку, сметану и масло.

Когда отец узнал о том, что в новой советской школе учат по-светски, он запретил мне и сестренке моей Гайниямал ходить в школу, говоря, что нечего делать в школе, где учат, как лошадь идет и телегу за собой тянет, а не основам ислама, это все мы знаем и без учения. Поэтому девочкам в школу ходить необязательно, больше пользы будет от вас, девочек, если будете помогать мачехе в домашних делах. Один Ахмадулла только продолжил учебу в школе. В тот год отец избавился и от лишнего рта в доме, от нашей сестры Вазифы, шестнадцатилетнюю выдал замуж за мужчину в годах из деревни Сунарчи. Гайниямал и я занимались домашними делами.

Настало лето 1921 года, оно было страшно засушливым, в течение двух месяцев не выпало ни капли дождя. Вся наша пшеница и рожь, засеянная на полдесятине земли, почти полностью погибла от зноя, кое-где только сохранилось просо, его колосья в некоторых местах только торчали как клочья волос на голове шелудивого. К тому же от эпидемии холеры стали гибнуть люди, умерли наш отец и мачеха от этой страшной болезни. Мы, трое детей, остались сиротами. Аллах, видимо, пощадил нас, детей, от смерти. Из детей самая старшая – я, мне шел тогда шестнадцатый год. Брат моего отца, дядя Афлятун, живший с нами по соседству, и его жена Камила взяли нас на воспитание. Весь наш домашний скарб перевезли они в свой дом, а скотину перегнали в свой сарай. До осени в нашем ларе не осталось ни горсти муки. Мы, голодные, по очереди сторожим свое просяное поле, чтобы чужие не своровали наши колосья проса.

Ранней осенью мы серпом скосили свое просо и сохранившееся зерно и перетаскали в амбар дяди Афлятуна, потом долго били цепами его, выбивая из соломы просо и пшеницу. Убранное зерно и просо Камила-енгяй ссыпала в большой ларь, повесила на него огромный амбарный замок, а ключ спрятала подальше от наших глаз в укромное место.

По вечерам, когда топили печку, она жарила в сковородке зерно-курмас, каждому из домашних выделяла в день всего две горсти курмаса, и на молоке готовила жиденький суп из талкана или затируху из ржано-пшеничной муки. Оголодали мы все, похудели, одни скулы только выпирали на лицах. Особенно сильно сдал Ахмадулла, я боялась, как бы он не умер от голода. Поэтому, улучив момент, когда дядя Афлятун и Камила-енгяй уходили из дома по делам надолго, брала ключ от ларя. Быстренько открывала ларь, доставала из него несколько горстей зерна и раздавала его Ахмадулле и Гайниямал. Велела жевать зернышки и долго держать их во рту, не глотая. Не забывала и дочь Камилы-енгяй Мархию, ей в первую очередь выделяла ее долю, и пока она отвлекалась, жуя зернышки, я успевала накормить Ахмадуллу и Гайниямал, не забывая, конечно, положить ключ от ларя на место.

Из-за этого до прихода Камилы-енгяй детишки, слава Аллаху, не просили есть. Спасибо Мархии, она ни разу не проговорилась об этом своей матери, не выдала меня. Вообще-то, и она голодала в ту страшную зиму не меньше нас, поэтому и молчала. Зима эта выдалась к тому же страшно холодной, мне, дяде и енгяй приходилось из ивняка, росшего по берегам Аселе, таскать на себе срубленные дядей ветки ивы.

Продолжение следует…