Биссер. Мясо и акварель. Часть двадцать первая

Ребёночек не наш. 1993

Вокзал не для всех

У Вовы Булочкина два дефекта речи. Один по причине хронического тонзиллита – заложен нос и соответствующее произношение, второй – полный рот слюней. Кажется, что он все слова тщательно пережёвывает, смачивая слюнями и жидким подхалимажем, и потом заискивающе выплевывает в самые уши собеседнику. Очень нежно и деликатно. Так, чтобы они, смоченные слюнями, без трения прошли дальше, в мозг. А ещё он во время разговора захлёбывается от собственных слюней, но собеседнику кажется, что Вова захлёбывается от восторга. Самое неприятное впечатление такое производит, когда он действительно болеет простудой. Всем начинает казаться, что его рот полон соплей. Речи его преисполнены искреннего восхищения собеседником, даже когда они носят характер оскорбления. Пример наивысшего приспособленчества.

– А кому мороженое, на палочки положенное?

Осень. Он работает внутри вокзала и торгует там развесным мороженым. На другую группировку, не нашу. Он старательно накладывает шарик мороженого из переносного холодильника-контейнера на вафельный рожок. Невероятно старательно. Так, чтобы под шариком в рожке было максимально много воздуха. Потому, что всё, что он таким образом сэкономит, он положит себе в карман. С носа у него капает сопля. Очередной покупатель, выстояв огромную очередь, образованную медленным Вовиным обслуживанием, с омерзением смотрит на новую свисающую под носом продавца каплю, выхватывает рожок с шариком, и подставляет тому под нос:

– Да уже харкни сюда, блин, сморкнись, надоел уже, паршивец, размазывать и сопеть уже. Сколько, блин, можно?

– А чо-о-о-о?.. Чо такого-то?..

Вовочка пытается спорить, но покупатель уже уходит, унося с собой намазанное под соплями мороженое…

…

Через несколько месяцев Вова вдруг оказывается среди наших продавцов.

Он невероятно быстро умеет считать деньги, когда их много. И когда он это делает, мы завороженно смотрим на пропеллер из купюр в его пальцах. Закончив счёт, он передаёт пачку старшему для проверки и, дождавшись, когда она закончится, всегда заискивающе улыбаясь, спрашивает:

– Всё правильно? Всё сходится? Ребёночек не наш?..

…

Вова мастер съезжать от ответа:

– А что это за предъява? Чо ты тут мне пишешь? Я тебе чистый лист, что ли, писать?..

В конце этого съезда он так же может добавить свои:

– Всё правильно? Всё сходится? Ребёночек не наш?..

…

А ещё он мастер спрашивать с других:

– Ты мне что обещал? Вот и отвечай за базар свой. Или у тебя во рту мухи вошкаются?.. Всё правильно? Всё сходится? Ребёночек не наш?..

…

Через полгода он инициирует развал всего нашего бизнеса, сообщив ментам и другим крышам, какие реальные обороты в этом направлении. Лавочка закрывается. Он же так и не получает желаемого куска, не смог натянуть одеяло на себя…

…

У Вовы есть мечта. Лайба. Жигули шестой модели. Но накопить на неё он не может. Инфляция в стране рушит систему накопления. У денег больше нет такой функции. Поэтому он успевает купить только старую разбитую шоху.

Её надо восстанавливать. Для этого он со своим братом периодически угоняют по всему городу такие же машины, ставят в соседний гараж, снимают одну из нужных запчастей, а через неделю выгоняют донора наружу и бросают в произвольном месте. Владельцы, как правило, счастливы обрести свою ласточку, пусть даже в слегка урезанном виде. Уголовное дело прекращается.

В итоге его машина уже как новая. Но ездит он на ней недолго. Её у него забирают прямо на дороге. В оплату за его несдержанный язык. Почти как в фильме «Бумер».

Детские деньги. 1993

Вокзал не для всех

Я зарабатываю очень много денег на вокзале. Но отношусь к ним неправильно. Как ребёнок. Неграмотно. Как будто и этот бизнес и деньги от него будут идти бесконечно.

Во-первых, я трачу их на всякую белиберду. Поездки на такси, дорогие подарки, обеды в ресторанах, придурь, взбредающую в голову сию секунду. Во-вторых, не инвестирую. Не конвертирую в валюту, в акции и прочие активы. Потому что я про всё это ничего не знаю и даже не подозреваю. На серьезные покупки этих денег не хватает. А копить их бессмысленно. Дичайшая ельцинская инфляция сжирает любые накопления буквально за месяц-два.

Неудивительно, что, когда это всё заканчивается, как утренний туман, я остаюсь у разбитого корыта с пустыми карманами. На память об этом времени у меня сохраняется только пневматическое ружье да та самая жилетка.

Железобетонная крыша. 1995

Вокзал не для всех

Единственный оставшийся из всех торговцев мороженым на вокзале уже торгует сам, без продавцов. Со своими родственниками. Вот он бежит по подземному переходу к 3-й платформе. Поезд уже приехал. Срочно продать, пока стоит. Ему мешает идти встречный поток прибывших с этого самого поезда и попутный поток убывающих на тот же поезд.

Он на бегу грубо толкает какую-то девушку.

– Мужчина, вы что? Извинитесь.

– Пошла ты на фиг, коза драная!

Девушка остаётся в недоумении и растерянности. Но недолго. Пока товарищ продаёт свои две коробки пломбира, на площадь вокзала уже заезжают два чёрных джипа. Выходят высокие спортивные ребята. Встают в начало перехода вместе с той девушкой. Товарищ идёт обратно с пустыми коробками, его останавливают и объясняют, что он теперь должен денег. Очень много. Завтра.

Он звонит Горбатому. Крыша должна же решать такие вопросы. Сейчас наша крыша, жравшая наши деньги много лет, вообще этот долг спишет и замнёт базар.

Горбатый приезжает через минут 10. Что-то перетирает с ребятами. Потом подходит к виновнику торжества:

– Кароч, я порешал. Всё нормально. Отдашь не завтра, а через неделю. Не благодари. С тебя (и называет свою таксу за выезд).

Видеохостинг. 2015

Я в который раз спрашиваю свою младшую, чем ей помочь, или объяснить, или рассказать.

– Ты что, пап, видеохостинг же есть.

Сначала я расстраиваюсь, но потом решаю завести свой канал на видеохостинге, может, хоть там удастся пообщаться с дочерью.

Никак. 2015

Забираю младшую со школы, идём по улице домой.

– Лапсь, а тебя в школе как называют, Веселуха или, может быть, Бормотуха или Пошутиха? – шучу я.

– Никак, никак не называют.

– Никакуха?

 

А не взяться ли нам за Льюиса нашего Кэрролла? 1991

Мне дарят обеих Алис. И в Зазеркалье, и в Стране чудес. Но книга необычная. Тексты автора обильно снабжены комментариями четырех учёных – математика, физика, лингвиста, философа. Комментарии идут сразу в самом тексте. А не внизу страницы. И не в конце книги. И я читаю сразу не одну, а пять книг одновременно. Как этот автор столько много знал в то время?

 

Продолжение следует…