Смерть Кощея. Полусказка. Часть пятая

За огромным дубовым столом, обложившись бумагой и перьями, сидел Борис-царевич, сосредоточенно глядя на исчерканный листок с какой-то схемой.

— Здравствуй, Борис. — Я присел на скамью напротив брата.

— Здравствуй, Ваня.

Борис хоть и смотрел на меня, но было ясно, что мысли его где-то далеко в дебрях дипломатических джунглей, и что для разговора со мной он хоть и вышел на опушку, но покидать эти заросли все же не собирался. Я решил идти напрямую.

— Где батюшка?

— Батюшка? А зачем тебе батюшка понадобился? Если просьба какая, ты для начала мне ее изложи, может, царя-батюшку и тревожить понапрасну не стоит, может, эту просьбу твою мы и сами решить сможем, не доводя, так сказать, до высших инстанций.

— Хочу с ним о свадьбе поговорить.

— Ты жениться надумал? Дело, Вань, это конечно хорошее, можно сказать, нужное и даже необходимое. Молодец, что надумал, поддерживаю тебя всячески и радуюсь с тобой. Только вот какой нюанс возникает. Старший твой брат — я, то есть — семьей еще не обзавелся, средний тоже пока холост, а ты в семье младший, и уже жениться хочешь. Я не против, конечно, женись себе на здоровье, да только сначала подумай, как это будет выглядеть со стороны, так сказать, общественного мнения. Не получится ли так, что это твое решение приведет к разного рода превратным толкованиям, вроде того, что младший царевич Иван потерял уважение не только к старшим братьям-царевичам, но и к батюшке своему царю, а царь наш, государь-самодержец, обуздать его не в силах, контроль над своими детьми потерял. Сам знать должен, от потери контроля в семье недалеко и до потери власти над державой. В головы боярские да дворянские легко может войти мысль, что хватка у государя нашего ослабела, значит, и власть его тоже. А там, где воля слабеет, там вольница крепчает. Тут и до смуты рукой подать. А отсутствие контроля изнутри есть ослабление позиций и на внешнеполитической арене. А это, в свою очередь, грозит нам интервенцией и войной, тут только дай повод. Один опрометчивый поступок в личной жизни может иметь далеко идущие политические последствия. Женитьба — это хорошо, но нам с тобой, Вань, в первую очередь о державе думать нужно. Потому не только как брат, но и как царевич, как наследник престола и будущий царь, прошу тебя: не торопись, подожди немного.

— Я не о своей свадьбе хочу с батюшкой поговорить, а о его.

— Это, братец, дело политическое. Тут не любительский взгляд нужен, а профессиональный, потому что событие такого масштаба не может быть делом исключительно внутренним. Вот, к примеру, список гостей. — Борис ткнул пальцем в исчерканный листок. — Пригласить их на торжество — это только верхушка дерева. Их нужно еще и разместить, с учетом индивидуальных особенностей и политической ситуации. К примеру, у одной королевы, имени которой я называть не буду, ибо оно и так общеизвестно, есть кошка, которую она с рук не спускает и повсюду носит с собой. А недавно одному не менее известному эмиру поднесли в дар комнатную собачонку, и теперь этот властелин, известный своим крутым нравом, от этой животины пребывает в нескончаемом восторге, и куда бы ни направлялся, тоже всегда ее с собой берет. Это, безусловно, лишь прихоти царствующих особ, но нам ведь от этого не легче. Оба они — и королева, и эмир — на батюшкину свадьбу приглашены, и так их разместить надобно, чтобы их звери ненароком не встретились, потому что результаты такой встречи предсказать попросту невозможно. Из животного конфликта может запросто международный конфликт возникнуть. Все это нужно предусмотреть, составив план размещения гостей, который не только бы соответствовал официальному рангу каждого приглашенного, но и помог бы избежать конфузов, а тем более скандалов, соблюдая наши государственные интересы, и, по возможности, укрепив наше влияние.

— Так где батюшка?

— А зачем тебе батюшка?

Чувствуя, как во мне начинает закипать гнев, я по мудрому совету брата решил как можно скорее избежать внутрисемейного конфликта, который в перспективе мог привести, по его словам, к конфликту международному. Ну, или к чему там еще.

— Борис, просто скажи, где я могу найти отца.

— Ты меня в неловкое положение ставишь, Ваня. Подготовка к предстоящей свадьбе весьма многохлопотное дело, поэтому я в порядке личной инициативы предложил батюшке часть забот об этом торжестве переложить на меня, чтобы он мог сосредоточиться на более важных и деликатных делах. А дел у царя в государстве мало не бывает. Поищи его в библиотеке.

Памятуя слова Егорыча о дисциплине, дверью хлопать я не стал, хотя искушение было сильным.

В библиотеке батюшки не оказалось, как не оказалось его и в обоих приемных, большой и малой, и в банкетном зале, и в оружейной палате, и в охотничьей комнате и много еще где. Я уже начал сомневаться в успехе своего предприятия и подумывать, не бросить ли мне это дело и просто дождаться официальной информации, когда внезапно увидел одного из младших постельничих, стремительно бегущего в направлении царских покоев с отрезом ткани под мышкой. Не без труда перехватив его за воротник, я узнал, что царь-батюшка изволит принимать в своей опочивальне портного, принесшего ему для примерки свадебный кафтан. Стоило мне разжать пальцы, как постельничий мгновенно исчез, и я уже не спеша направился в царские покои.

В опочивальне царил кавардак. Всюду, где только было возможно, были развешаны, разложены и брошены как попало отрезы материи, выкройки, какие-то лоскуты, и даже почти готовые кафтаны всевозможных расцветок и фасонов. Мелькая как в калейдоскопе, между всем этим великолепием постоянно двигалось примерно с дюжину портных, которые что-то поправляли, перекладывали, расправляли и совершали множество иных, непонятных мне действий. Может, портных было больше, а может и меньше, сосчитать их я так и не смог ввиду их совершенно беспорядочных, на мой взгляд, перемещений. Возле высокого, в пол, трельяжа я наконец заметил своего батюшку. Одет он был в расшитый золотом полукафтан с зарукавьями, украшенными жемчугом и камнями, на плечи был наброшен корзно с собольим мехом, на голове шапка с собольей же оторочкой. При этом на ногах у него были кальсоны, заправленные в новенькие сафьяновые сапоги, расшитые не хуже полукафтана. Он придирчиво осматривал свое отражение в зеркале, поворачиваясь то одним боком, то другим. Вокруг него, словно мухи вокруг подтаявшего сахара, вились портные. Несмотря на общий хаос, было ясно, что именно здесь находится центр мистерии под названием «примерка царского свадебного платья».

Я кашлянул, привлекая внимание. Это мало помогло, поэтому, не дождавшись отцовского позволения, я приблизился и по обычаю, опустившись на одно колено, поцеловал отцу руку:

— Царь-батюшка!

— Иванушка, сынок! Поднимайся скорее, не до церемоний сейчас. Видишь, какой ералаш развели с этим кафтаном. То, говорят, он меня старит, то слишком молодит, то по цвету к бороде не подходит, то к глазам. То, говорят, длинен, то короток. У меня уже в глазах рябит от этой пестроты, а они все никак не угомонятся, все никак фасон подобрать не могут.

— Батюшка…

— А этот вот, предводитель их, Ёсиф Семенович, больше всех старается, бестия. Говорят, лучшего портного в нашем царстве не сыскать. Может оно и так, да только я в их модах не разбираюсь. Но понимаю, женитьба — дело нешуточное, нельзя престиж государев под гору пускать, потому и терплю эту их канитель. Ёсиф Семенович, терплю али нет?

Ёсиф Семенович держал во рту несколько шпилек, поэтому лишь часто закивал в ответ, не прекращая манипуляций с кафтаном.

— Кивает, соглашается. А я вот возьму и перестану терпеть. А заодно прикажу всей вашей артели головы отрубить, чтоб не морочили своего царя. И тогда кивать будешь, Ёсиф Семенович?

Серия кивков повторилась. Я решил попытаться еще раз:

— Батюшка, разреши…

— Главное, скоро три недели как с этим кафтаном бьюсь. Свадьба на носу, понимаешь, а они толком мне платье сообразить не могут. Спорят друг с другом, а я со всеми ними сразу. Господь Бог вон, за шесть дней мир создал, а они за три недели костюм осилить не могут. Не можете, Ёсиф Семенович?

— Так вы посмотрите на этот мир, — продребезжал портной, не вынимая шпилек изо рта. — И посмотрите на этот прекрасный костюм.

— Я тебе поговорю, егоза! Надоел ты мне. Бракосочетание через неделю, сговор печатью моей царской скреплен. Невеста моя — Василиса Прекрасная — уже в пути, к столице приближается с обозом. Не сегодня завтра тут будет. Потому слушай, Ёсиф Семенович, мою волю царскую: на завершение дел твоих швейных даю тебе и всем помощникам твоим сутки сроку. Коли по истечении суток я останусь без парадных портков, как есть, прикажу всех вас на голову укоротить. Укропное семя!

Не стану описывать всплеск активности, который вызвало батюшкино заявление, но по сравнению с ним, прежняя суета напоминала пузырек воздуха, медленно поднимающийся в густом сиропе. Мои глаза настолько устали от этой карусели, что я почел за лучшее покинуть батюшкину опочивальню без формального разрешения удалиться. Уверен, мое отсутствие там никто даже не заметил. Только в затемненной прохладе коридоров дворца я смог, наконец, вздохнуть свободно. Эта недолгая экскурсия в царские палаты была настолько утомительной, что ее можно смело ставить на один уровень с кулачным поединком средней интенсивности. В конце концов, нужную информацию я все-таки получил.

Покидая дворец, я внезапно обнаружил одну вещь, поднявшую мне настроение и сгладившую чувство неуместности, которое я неизменно испытывал, находясь среди родственников. Справа от входных дверей, не бросаясь, однако, в глаза, красовалась свеженацарапанная надпись «Иван-царевич — чемпион».

Продолжение следует...