Смерть Кощея. Полусказка. Часть первая

Глава 1.

За окном пропел царский петух.

Вы когда-нибудь слышали, как поет царский петух? Царский – это не порода, не в ней тут дело. Обычный деревенский Петька, вскочив на забор, отряхнется от мусора, прилипшего за ночь, расправит крылья и надсадно завопит сиплым голосом. Голос этот он давно сорвал в баталиях за хронологическую точность и право шествовать впереди своих многочисленных куриных жен. От этого грубого звука в избе зашевелится мужик: «Ишь, разорался, старое мясо, и без тебя башка трещит!», и, кряхтя, начнет слезать с печи. Такой вот у мужика будильник.

У царского петуха задача совсем не такая простая, как у обыкновенного Петьки. Он, царский петух, должен кроме точности (нужно, чтобы он кукарекал не слишком рано, но и не опаздывал) обладать таким голосом, чтобы и царю-батюшке, и царевичам, и всей дворовой челяди утренний подъем был не в тягость, даже если накануне вечером все засиделись за чаркой доброго вина.

Вот такой петух меня и разбудил.

Встал я легко. Я всегда легко встаю, потому что не имею обычая засиживаться вечером: у меня режим. Да и с вином, хоть с добрым, хоть с каким другим, не особо дружен. Петьке спасибо, конечно, за службу, пусть так и продолжает оставаться в неведении, что поднимаюсь я с рассветом без его помощи. А уж сегодня не проспал бы ни за что!

В легкой льняной рубашке и штанах я вышел из своей опочивальни, тихонько притворив за собой дверь. Коридорами палат, через людские помещения, через черный ход и хозяйственные дворы я направился к озерцу, питавшемуся водой из удивительной чистоты ключей, где обычно пробежкой и умыванием начинается мое утро. Сегодня все это будет коротким и неутомительным. Нужно лишь взбодриться, а силы поберечь для главного события. Сегодня вечером у меня бой. Сегодня против меня выйдет лучший кулачник столицы Авдей, сын мельника Еремея, сильный, амбициозный боец, о котором уже давно говорят, что, мол, вот, наконец появился тот, кому под силу сбросить Ивана-царевича с его чемпионского пьедестала. И, скажу вам откровенно, молва эта небезосновательна. Хорош в кулачном бою Авдей. Я следил за его восхождением и видел схватки, в которых он одерживал весьма убедительные победы. А последний бой, в котором он победил монаха Харлама, прославленного кулачника и моего самого серьезного оппонента, бой, который вывел Авдея в претенденты, и вовсе достоин восхищения. Мало кто выстоит против Харлама с его левым боковым. Авдей выстоял. И не просто выстоял, а отправил Харлама в нокаут правым встречным. Так что дело мне предстоит нелегкое и опасное.

Спросят: «Иван, разве пристало сыну царскому с простолюдинами на кулачках махаться?» Вопрос резонный, и отвечу я на него серьезно: «А что еще мне делать?»

Посмотрим на ситуацию вот с какой стороны.

Нас у отца трое. Старший – Борис-царевич – первенец, наследник престола, папенькин любимчик и умница. Начитан, сведущ в науках и имеет незаурядный управленческий талант. Папенька с детства его готовил к передаче державы, так что сейчас, когда братец возмужал, их с отцом даже различать стало трудно, настолько их величественная походка, благородные манеры и царственные жесты стали похожи. Все говорят: «Копия отец».

Не думайте, я не завидую. Напротив, отдавая должное способностям брата, прекрасно понимаю, что он и есть наилучший кандидат на престол. Только когда это еще будет? Батюшка-то жив, здоров и полон сил, как говорится, на радость народу, захватчикам заморским на устрашение, и на покой не спешит, не торопится передавать наследнику престол и власть. Ну и что, что он с мальства натаскивал Бориску, какой ручкой скипетр, а какой державу хватать? Вон, прадед наш, до девяноста лет властвовал, его сыновья поседеть успели и внуков понянчить, прежде чем сесть на трон. Борис это прекрасно понимает, но события не торопит. Правильный он. Даже, наверное, слишком. Местами до занудства. Но хитер (а как при власти, да в политике без хитрости?) и выход для себя нашел, как при царствующем отце подержаться за власть.

Сначала понемногу, а затем все больше и больше стал помогать батюшке в делах, а нынче и вовсе незаменим стал. При Борискиных талантах это немудрено. И называется сейчас это не хитростью, а дипломатией. Теперь царь-батюшка не только по каждому государственному вопросу с ним советуется, но многие из них вовсе на него переложил. И царю выходит облегчение, и Борису удовольствие. Так что, когда придет время подхватывать бразды правления державой, они и так уже будут в надежных руках старшего братца. И будет брат править ничуть не хуже батюшки, а даст Бог, может и лучше, и так же славно. А главное, долго. Здоровье-то у него тоже батюшкиному под стать. Это вообще наша фамильная черта – крепкое здоровье.

А вслед за ним престол перейдет к среднему сыну – Аркадию-царевичу. Он, конечно, в сравнении со старшим братом звезд с неба не хватает и выглядит не так ярко, я бы даже сказал, блекло выглядит, но это только в отношении способностей к политике. А насчет амбиций, стремления показать себя и умения жить по-царски, равных ему нет. Не зря же он казначейством занят. Уже сейчас молва твердит, что его дворец не хуже царского, а вкус в одежде даже лучше, пиры он устраивает пышнее, слуги у него лучше вышколены, а про конюшни, псарни и прочее даже говорить не буду. Цепко ухватится братец за власть, как уже ухватился за казну. Но и ему тут нужно отдать должное. При казначействе Аркадия не было такого случая, чтобы в государстве не хватило на что-либо денег, или чтобы кто-нибудь проворовался. Более того, наше царство стало зажиточным, и даже разбогатело. Умеет средний братец мыслить по-государственному, так что повода опасаться за его правление нет. Не только не промотает наследство, но еще и преумножит его во славу Отечеству и себе, конечно. А про здоровье, кажется, я уже говорил.

Вот и выходит, что мне, младшему, Ивану-царевичу, вряд ли светит почувствовать на голове тяжесть короны, а на плечах – бремя власти. Слава правителя осенит меня своими лучами еще, ох, как не скоро. Если вообще осенит. А ведь хочется, чтоб осенила! Нет, ну, правда. Я ведь тоже царевич, тоже сын царский. Как бы там ни было, плести интриги и устраивать заговоры, чтобы заполучить себе эту славу, я не собираюсь, ибо хоть я и младший из всех, и во всех этих политиках, дипломатиях и финансах разбираюсь слабо, но одно знаю наверняка: мы – семья, и ничего плохого я своим родственникам не желаю, равно, как и нашему государству. Поэтому я и избрал себе путь иной славы, путь славы спортивной. Силой, ростом и лицом я не обделен, так почему бы и нет? И опять же, здоровье.

Обежав вокруг озера, я сбросил с себя взмокшую рубашку и с удовольствием ополоснулся по пояс среди желтых кувшинок. Солнце уже взошло, птицы пели, вокруг гремели крыльями черно-зеленые стрекозы, а вдалеке слышался неясный гомон пробуждавшейся столицы. Назад я шел уже не спеша, наслаждаясь ощущением молодой силы, растекавшейся по телу, глубоко вдыхая ароматы трав, полевых цветов и свежей выпечки из царской пекарни.

Навстречу мне шел молодой парень, в простой беленой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Он улыбнулся и протянул мне руку для приветствия:

– Здорово, Иван!

– Здорово, Никифор!

Рукопожатие у него крепкое и сухое. Никифор – государев водонос. Должность эта непыльная, скажу я вам, хотя и не особо доходная. Ежедневно утром мы с ним встречаемся каждый за своим делом: он идет за ключевой водой для питья, а я иду на пробежку. Хороший парень. Мой фанат, кстати.

– Готовишься к бою?

– Ага, готовлюсь.

– Я тебе свежей водицы прямо к бою принесу, наберу и сразу принесу, чтоб не стояла день. Так она вкуснее и освежает лучше.

– Спасибо, Никифор. Здорово иметь в своем углу такого парня, как ты. Возьми сегодня побольше сухих полотенец.

– Сделаю. Ну, до скорого.

– До скорого.

Недавно я пригласил Никифора быть у меня помощником во время кулачных турниров. Мне его сам Егорыч порекомендовал, присмотрись, мол, у парня руки золотые, будто сами чувствуют, что и где нужно делать. Верно подметил, много раз я это на себе испытал.

Во время нашего разговора я поглядывал Никифору за плечо. Там, по тропинке неторопливо и плавно приближалась фигура в цветастом сарафане. Не узнать ее было невозможно. Направляясь за водой к тем же ключам, что и Никифор, Марья несла на коромысле ведра. Шла она так, будто текла по воздуху, а свободный сарафан, казалось, так и норовил облепить ее тело, используя как повод даже самый легкий ветерок. Это вторая причина моих утренних пробежек в это время и в этом месте.

Я шагнул ей навстречу:

– Здравствуй, Марья.

Девица остановилась и, склонив голову, улыбнулась:

– Здравствуй, Иван-царевич. Молва идет, ты сегодня с Авдеем бьешься?

– Молва? Да об этом все знают. Зачем спрашиваешь?

– Да вот думаю, не боишься ли ты накануне боя встретить бабу с пустыми ведрами? Говорят, примета плохая.

Как же мне нравится этот ее прищур, эти пляшущие искорки в глазах! То ли смеется, то ли серьезно говорит, поди разберись.

– А я, Марья, в приметы не верю. И потом, ну какая же ты баба? Ты красивая молодая девушка.

Марья прыснула, прикрывая лицо тяжелой русой косой. Разговаривая, она двигала плечами, будто бы стесняясь, и от этого сарафан натягивался на выпуклостях ее тела, навевая мысли о скоромном.

– Ох, и навострился же ты, Иван-царевич, языком плести, не хуже чем кулаками махать.

– Что думаю, то и говорю.

– Ой ли? Может, еще скажешь, что случайно тут пробегал?

– Нет, конечно, не случайно.

– Может, скажешь, пришел восходом полюбоваться?

– Тобой.

– А пристало ли царевичу на простых девок заглядываться?

– Может, и не пристало, да хороша ты уж больно. Как не залюбоваться?

– Скажешь тоже. Тебе бы, Иван-царевич, на принцесс на всяких любоваться нужно.

– Может и нужно, да они по воду сюда не ходят.

– Стало быть, если б тут царевна шла, то на нее бы любовался, а не на девку простую?

– Хочешь сказать, что кроме принцесс на земле нет красавиц?

– Может и есть, да только царевичам-то они не ровня.

– По-твоему, любоваться только ровней можно?

– Любуйся кем хочешь, да только дорожку мне не загораживай. Видишь, по воду иду.

– Вижу. А на бой смотреть придешь? – спросил я, отступая в сторону потому, что Марья, развернув коромысло и целясь им мне в грудь, решительно двинулась вперед.

– А чего я там не видела? Как два здоровых мужика будут друг дружку под синюю гжель расписывать?

– Меня поддержать.

Марья насмешливо глянула на меня из-за плеча:

– Да больно нужна тебе моя поддержка-то. Сам говорил, что когда дерешься, то ничего вокруг не замечаешь, как глухарь на току.

– Зато я буду знать, что ты рядом находишься.

– Можно подумать, что это для тебя что-то значит. Вон, сколько раз и без меня побеждал. Ужель в этот раз не справишься?

– Может, и не справлюсь.

– Что ж ты тогда за боец такой, что без бабы справиться не можешь?

– Зачем ты все время себя бабой обзываешь?

Марья вдруг перестала улыбаться и, придвинувшись на шаг, настолько серьезно глянула мне прямо в лицо, что и с моих губ улыбка сползла сама собой.

– А хочешь, Иван-царевич, скажу, зачем я тебе понадобилась? Зачем зовешь на поединок твой смотреть?

– Скажи, если знаешь.

– Не поддержка моя тебе нужна. Ты меня зовешь, чтоб силу свою показать. Думаешь, как увижу я удаль твою богатырскую, так сразу на шею тебе брошусь, что слава твоя бойцовская меня твоей сделает. И запишешь ты меня тогда еще одной своей победой. А хочу ли я победой той быть, то кровь твою царскую не очень занимает. А ты меня спроси, буду ли я счастлива победой твоей стать?

Отвернулась и пошла прочь. Будто окатила из пустых ведер ледяной водой. Я стоял и смотрел ей вслед, а цветастый сарафан продолжал предательски вычерчивать контуры ее тела.

– И все же приходи, Марья! – крикнул я вслед. – Обязательно приходи. Я ждать буду!

Ответом она меня не удостоила.

 

Продолжение следует…