Мои деды

Когда по телевизору показывали Булата Окуджаву, мама говорила: «Иди, смотри, показывают твоего деда». Мой дед Анвар Камаев был похож на Окуджаву, как будто его двойник: такая же круглая голова, такие же усики квадратиком над верхней губой, и такой же взгляд черных глаз. Когда бываю в Москве, иду на Арбат к памятнику Окуджаве, сижу у его ног, как будто рядом с дедом. Дед был такой же невысокий, слегка сутулый. Неторопливый в речах.

Дед курил ароматные папиросы «Казбек», держал их в красивом портсигаре. Мне нравился его портсигар, и он мне его подарил. В него я складывала красивые конфетные фантики. Когда к нему приставала с вопросами рассказать о войне, он говорил «Девочкам не надо о войне знать».

Раз в год он приезжал в наш город Салават. Жил у старшего сына, папиного брата, а к нам приходил в гости на несколько дней. Любил ходить пешком. Семья дяди жила в старой части города недалеко от базара, а мы – на новостройке. Я говорила деду: «Садись в автобус, картатай, а если заблудишься, далеко ведь идти». Он мне отвечал: «Кызым, я до Берлина дошел». Дед служил в пехоте. «В вашем городе не заблудишься, улицы перпендикулярно пересекаются, идешь и идешь прямо по центральной улице», – объяснял он.

Я помню, как иногда ночью Анвар-картатай кричал: ему снилась бомбежка. Дед был строгим. Не любил, когда недоедали хлеб. Однажды он нас, внуков, проучил. Собрал наши недоеденные кусочки хлеба и выложил в тарелке. Больше ничего из еды не давал. А кушать-то хочется. И мы съели все засохшие кусочки. Урок усвоили хорошо. Хлеб и еду в тарелке не оставляли, доедали. Был он глубоко верующим человеком. Всегда делал тахарат, читал намаз и воспитывал нас согласно заповедям в священном Коране.

В гражданскую войну Анвар пришел в Уфу к старшему брату Сарвару. Брат ему сказал: «Ты еще молод воевать, возвращайся в аул». Сарвар ушел с белыми. С тех пор о нем ничего неизвестно.

А три брата – Анвар, Ахияр и Каррам – защищали родину в Великую Отечественную войну. Младший Каррам погиб. Его имя я увидела на обелиске среди имен других погибших при освобождении Кенигсберга, когда ездила по путевке в современный Калининград.

Ахияр-абый после войны работал некоторое время председателем колхоза. Потом они переехали в г. Октябрьский, жили в собственном доме в «Зеленом поселке». Дядя работал в строительном тресте, он был мастером-плотником. В мирное время к его боевым наградам добавился орден Ленина. Когда я спрашивала: «Ахияр-абый, за что тебя наградили?» – Он отшучивался: «По анкете подошел». На самом деле его в городе знали и уважали за профессионализм, хороший характер.

Тетя была суперчистоплотной женщиной (у них даже заборы были выскоблены), вкусно готовила блины, пироги. После бани усаживала меня в уютное кресло и укутывала теплым пледом, приговаривая, чтобы я не простудилась. Также заботилась она и о дяде. Жили они душа в душу. Родных детей у них не было. Помогали растить племянников. И мне Ахияр-абый помогал в студенческие годы. Он присылал в Уфу телеграммы с поздравлениями к праздникам и денежное приложение. Каждый месяц приличная добавка была к стипендии. И так все пять лет. А когда я получила диплом, дядя с тетей подарили мне золотой перстень.

Известный журналист, драматург и сценарист, земляк моего дяди Ахияра брал у него интервью после награждения орденом Ленина. Дядя летом подрабатывал в пионерском лагере. Дети ушли спать, а они остались сидеть у костра. Дядя смотрел на огонь и говорил, как хорошо сидеть у мирного огня. Костер догорел, остался пепел. И журналист услышал от него воспоминание об одном из эпизодов на войне. Дядя был командиром разведроты. От партизан они узнали, что немцы готовятся сжечь мирное население одной из белорусских деревень. Они немедленно направились туда. Но их ждали обгоревшие головешки. От бессилия сжимались кулаки, а на глаза наворачивались слезы. Рассказывая о зверствах фашистов через много лет, дядя не мог сдержать слез.

А мне он говорил так же, как мой дед Анвар: «Девочкам не надо знать о войне».