Про Принцессу на горошине, или Рассказ ни о чем

Фёдор Потявин — автор серьёзных, уморительных и одновременно поучительных сказок. Написанных не столько для электронной детворы, сколько для взрослого читателя. Читатель поймёт, о чём я говорю, когда эти сказки прочитает. Сам Фёдор в «поучительстве» совершенно не участвует, называя себя всего лишь наблюдателем современных нравов. Думаю, здесь нет противоречия и сам художник вполне и объективно искренен. Но просто тут подключается ещё и сам творческий Метод (он неисчерпаем авторским замыслом) и всё, что к нему прилагается.

Это сказочное чтение — редкое удовольствие. И прежде всего для людей взрослых, читавших сказки в детстве, но вдруг о них почему-то теперь вспомнивших. Может быть, скептически даже кривясь при этом. Это сказки, повторюсь, для «взрослых» взрослых людей. Ибо там, в сказках Фёдора Потявина (или за сказками) есть и опыт недетской жизни, с её разочарованиями, и дальнейшая школа художественного слова, и важен именно этот момент «повзросления» читателя, и хотя бы попытки осмысления им роли сказки в своей взрослой, чтобы не сказать пропащей, жизни.

Сказка как будто бы, на первый взгляд, разоблачается самим же скептически настроенным (взрослым) повествователем, вовсе лишённым какого бы ни было энтузиазма. Уж он-то видел виды и знает эту жизнь как облупленную! Рассказ ведётся таким современным «с горьким опытом» сказочником, мягко говоря, утомлённым отнюдь не сказочным, а как раз-таки прозаическим однообразием (если не мерзопакостностью) тотально пошлой, всегда побеждающей самую волшебную сказку, обыденности.

Но это только на первый взгляд сказку побеждает обыденность пошлой жизни. И вдумчивый читатель сам в этом убедится к своей радости.

Потому что на самом-то деле, именно момент художественного творчества (авторского вмешательства) объективно оживляет и саму сказку и преображает на миг жизнь самую ничтожнейшую. Но такой миг — есть вечность духовно-эстетическая, если не прямое спасение для страждущей души.

Неожиданно сталкивая сказку с новыми реалиями времени и места, Фёдор Потявин подвергает жесточайшему испытанию на прочность её изначальное, волшебное качество. Саму, то есть, сказочную сказочность сказки чуть ли не расчленяет подчас сам сказочник! И это оказывается невозможным, ибо «жанр имеет свою память». Тут-то и происходит на наших глазах (впалых в денежные расчёты «гляделках») самое обыкновенное и жизнетворное чудо… Мистика, так сказать, глубоко органического свойства: неожиданно вдруг преображается скука пошлой жизни! Экзекуцию выдерживает сказка, а не скука жизни. Но как рассказчик этого достигает — для меня полнейшая тайна.

Только я чувствую, что жизнь, одним своим краем как всегда погрязшая в очередной безвкусице, вульгарности или откровенной пошлости теряет свою заскорузлую энтропию и вновь вспыхивает в моём сознании и одновременно в крови, рассыпаясь искрами радости и по всей душе.

Непонятно как, но благородство творческого волшебства каждый раз заново побеждает окисление великовозрастной души привычного обывателя этого мира, к коему и я принадлежу тем же одним боком.

Очистительный эффект, возникающий по мере прочтения потявинской сказки, будет благотворен для небезнадёжного читателя — повзрослевшего, но не вполне ещё почерствевшего радужной оболочкой своего независтливого глаза, ясной роговицей взгляда на мир.

Такому читателю всё же понадобится некоторый, редкий в наше усугублённое электроникой механическое время, живой художественный вкус. Как и детская резвость хотя бы несколько, но всё же здоровой души будет ему необходима при чтении. Вкус — страшно сказать! — даже выше среднего уровня эстетического восприятия желателен тут. Живенький такой и вместе глубоковатый, вдумчивый. Непреклонный, но благосклонный!

Иначе всю прелесть сказочного рассказа Фёдора Потявина малоквалифицированный и преждевременно постаревший душой механический медно-звонкий лоб-читатель может просто не почувствовать в своей мертвецкой самонадеянности. Душой не почувствует, чувствилищем духа не схватит (за их отсутствием). А там, где только тикает всё, где один лишь счетовод-рассудок вперемежку с законодательным разумом, там восхитительное не ночует.

И не всегда автор в этом повинен.

Алексей Кривошеев

Про Принцессу на горошине, или Рассказ ни о чем

— Вы меня, конечно, извините, Ваше Величество, — прошипела красная от ярости Принцесса и топнула ножкой, — Но это уже слишком!

— Хм? — Король открыл глаза, деликатно зевнул и спросил:

— А в чем, собственно, дело, Ваше Высочество?

— Вот это что такое? — Принцесса подскочила к трону и угрожающе нависла над Королем.

— Хм… Это? — Король достал лорнет, протер полой мантии и уставился на Принцессу. — Полагаю… это какой-то овощ!

— Баклажан, Ваше Величество! — шепнул из-за трона Главный Советник.

— Да, спасибо, любезный. Это баклажан! Я так и хотел сказать.

— Я вижу, что баклажан! — прорычала Принцесса. — Что он делает у меня в постели? Вчера огурец, сегодня — баклажан. А завтра что будет? Кабачок? Это что, такая шутка дурацкая, или вы на что-то намекаете?

Король задумался. Потом тихо спросил через плечо:

— Мы намекаем?

— Ни в малейшей степени, Ваше Величество! Это такой древний обычай. Традиция. Как вы и хотели сказать. — Шепнул Главный Советник и смущенно пробормотал себе под нос:

— Ну почему сразу кабачок? Даже в голову такое не приходило…

— Да, безусловно, именно так я и хотел сказать. — Обрадовался Король. — Древняя традиция! И не могли бы вы, Ваше Высочество, чуть дальше… Еще шажочек… Да, вот так отлично. И давайте успокоимся. Никто не хотел вас обидеть!

— Традиция подкладывать девушкам в постель неприличные овощи? — возмутилась Принцесса, с отвращением бросила баклажан на пол и вытерла руки платочком. — Странные какие-то у вас традиции… Ладно, допустим. А в чем смысл?

— Ну… э….

— Разрешите, я, Ваше Величество?

— Да, пожалуй…

Главный Советник выбрался из-за трона, поправил кружева на рукавах и изящно поклонился Принцессе.

— Его Величество хотел сказать, что соблюдение многовековых традиций, это основа государственности! Ведь вы же, простите за дерзость, не кухарка какая-нибудь и прекрасно это понимаете!

— Прекрасно понимаю! Но смысл-то в чем?

— А вот это, да простит меня Ваше Высочество, государственная тайна! И пока вы не являетесь членом правящей династии, разглашать вам ее я права не имею. Еще раз покорнейше прошу меня простить.

— То есть, вы собираетесь продолжать чтить древние традиции, я правильно поняла? А я буду спать, как на грядке?

— Именно так, Ваше Высочество!

— Ноги моей больше здесь не будет!

— Как скажете, Ваше Высочество! Прикажете подать карету?

Принцесса возмущенно фыркнула, злобно пнула баклажан и ушла, громко хлопнув дверью.

— Ну? — поинтересовался Король. — Что скажешь?

Главный Советник изобразил лицом нечто неопределенное и пожал плечами.

— Вам решать, Ваше Величество!

Король грустно вздохнул.

— Вот и я думаю, что опять не настоящая. А жаль… Умница, красавица. Да что теперь поделаешь…

— Совершенно с вами согласен, Ваше Величество! Прикажете следующую?

— Да, распорядись там… А я отдохну немного. Утомился я что-то.

— Утренний сон очень полезен для здоровья, Ваше Величество! Не беспокойтесь, все будет исполнено!

— Да я и не беспокоюсь…

Король зевнул и устало прикрыл глаза.

Главный Советник низко поклонился и на цыпочках пошел к двери.

— А правда, в чем смысл? — буркнул Король, не открывая глаз.

— Что, простите? — Главный Советник остановился и вопросительно посмотрел на Короля.

— Смысл этой традиции в чем?

— Не могу знать, Ваше Величество! «Руководство по определению подлинности будущей идеальной жены монарха» сильно пострадало во время пожара еще при вашем дедушке. С тех пор, как вам хорошо известно, лучшие умы королевства бьются над восстановлением текста, и даже есть некоторые успехи, но…

— Да знаю я, — махнул рукой Король. — Просто… Одиноко мне бывает, понимаешь? Без женской ласки и вообще… Да и немолод я уже…

— Ну что вы, Ваше Величество! Вы в прекрасной форме!

— Ибо соблюдение традиций есть главное и наиважнейшее… — прогундосил Король, — Как там дальше? Что-то про долг монарха… Кому долг? Да, не важно… Ты это… Иди, куда ты там шел.

Главный Советник еще раз почтительно поклонился и удалился, тихонько закрыв за собой дверь.

Король поудобнее устроился на троне и через несколько минут уже тихо посапывал и блаженно улыбался.

Ему снились Настоящие Принцессы…