Уличные наблюдения

I

Она вошла в салон автобуса и спросила:

– Это 57-й? Он идет в Дёму?

Никто не обратил на нее внимания, даже не повернул головы. Пассажиров было не много и все были заняты собой – кто смотрел в окно, залитое утренними сумерками, кто пробовал читать газету, а кто просто дремал, коротая время. Пришлось отвечать мне. Она поблагодарила и пройдя к окну, села напротив. Это была молодая девушка лет семнадцати, в легком свободном плаще, независимая и стройная. Я бы не назвал ее красивой – неправильной формы нос, резко очерченные скулы, брови, упрямо вздернутые холмиком. И в манерах ее не было ничего от того узнаваемого женского кокетства, которое обычно привлекает к себе мужчин. Тем не менее, от нее исходило какое-то особенное очарование, не поддающееся мгновенному анализу, наполняя воздух искренностью и необычайной свободой.

Ощущение было настолько сильным, что я не удержался и взглянул на нее. Девушка смутилась и опустила глаза. Мне показалось даже, что она покраснела. Автобус остановился, и в салон вошли несколько человек. Один мужчина в меховой шапке, неуклюже протиснувшись, встал между нами, и я потерял девушку из виду. Вскоре объявили мою остановку. Я вышел, растворившись в будничной суете города.

Спустя две или три недели мне позвонили с просьбой выступить с концертом в математическом лицее. По окончании выступления ко мне подошла ученица и попросила уделить ей несколько минут. Я узнал ее – это была она, та самая девушка, которую я встретил в автобусе. Она протянула мне конверт со стихами и тихо, глядя в сторону, сказала, что хотела бы знать о них мое мнение. Девушка заметно волновалась. Вглядевшись пристальнее, я понял, что она стесняется своего взгляда, который, к сожалению, косил. Я взял стихи и обещал завтра же написать ответ.

Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю мне не было суждено исполнить своего обещания, ибо конверт куда-то затерялся, и я надолго забыл о нем.

Минула зима, долгая и снежная, уступив черед суматошной весне, которая ворвалась бурно и неожиданно и ликующе запела, зазвенела яркой мартовской капелью. Мне нужно было подготовить поэтическую выборку, и я сел перебирать свой архив, как вдруг натолкнулся на строки, которые, несмотря на подражание и видимое несовершенство, дышали чистотой и сильным чувством.

В белом платьице девушка

Слезы льет, слезы льет.

Жизнь жестоко сложилась,

И она не поет.

А она так мечтала

О любви неземной!

Почему поступила

Так судьба с тобой?

Он любил тебя сильно,

Ты любила сама.

Но тебе слишком поздно

Богом жизнь дана.

Ведь тебе лишь шестнадцать,

А ему двадцать лет.

И я вспомнил девушку с косым взглядом, ее задумчивое и грустное лицо, устремленное в пустоту. Мне так много надо было ей сказать, но я опоздал, завертелся в потоке дней. Как же я сразу не разобрался, что девушка любит, любит безответно! Вот почему тогда в автобусе я невольно обратил внимание на незнакомку – от нее во все стороны, как от источника тепла, растекались флюиды радости и добра, насыщая пространство беспокойной счастливой энергией. А я не сделал даже малости – не написал ей ответа, не откликнулся на стихи. Мне стало стыдно, и я почувствовал вину перед девушкой, которая нуждалась в моей помощи.

Теперь, по прошествии нескольких месяцев, ничего нельзя было поправить, и запоздалый ответ ничего бы не решил. Я отложил конверт и подошел к окну. Одинокий воробей, нахохлившись, сидел в весенней лужице и безразлично глядел по сторонам. Ветер гнал по небу обрывки серых туч, за которыми угадывалась бесконечная синева, холодное яркое солнце беспощадно било по отвыкшим от света глазам, кружа голову и обещая скорые перемены...

II

Было два часа пополудни того знойного и иссушающего непрекращающейся жаждой немилосердного лета, каким обычно бывает июль в нашем пыльном и вечно куда-то спешащем городе. Я собирался перейти улицу, дожидаясь зеленого огонька светофора, как вдруг заметил жалкую собачонку из рода дворняжек, растерянно метавшуюся взад и вперед по проезжей части. Едва увертываясь от проносящихся мимо машин и беспомощно озираясь по сторонам, она дрожала взмокшим лохматым телом, не в силах понять, что с ней происходит. Потеряв окончательно надежду выбраться, она вдруг опустилась, села посреди дороги, положив морду на передние лапы и закрыла грустные глаза – будь что будет!

Водители громко и недоуменно гудели клаксонами, но она неподвижно сидела, задумавшись о чем-то своем, вспоминая, видимо, напоследок свою непростую городскую жизнь. Светофор наконец мигнул, и движение начало ослабевать. Когда же все стихло и на минуту установилась короткая передышка – вот тут бы, кажется, и перебежать дорогу, спастись! – неожиданно из-за поворота на сумасшедшей скорости вылетел автомобиль. И откуда он взялся!? Желая проскочить на желтый и отчаянно завизжав тормозами, человек за рулем поздно понял, в чем дело, когда поправить ничего уже было нельзя. Послышался глухой звук, кто-то из прохожих ахнул, от резкого удара собаку подбросило вверх, она неуклюже перевернулась и упала на асфальт.

Машина, даже не остановившись, проскочила перекресток на красный свет и помчалась дальше, не сбавляя скорости. Возникла неловкая тишина, все смолкло, казалось, время замерло, потрясенное увиденным, но через секунду светофор сменил цвет, и все опять пришло в прежнее движение. И только тело собаки, оставшееся лежать на мостовой, напоминало о свершившейся несправедливости.

III

Когда в нашем городе появился первый турецкий «Мерседес»? Кажется, тогда отменили плату за проезд в транспорте и все оживленно катались, пересаживаясь сколько угодно, без счета, и не заботясь о мелочи, вечно оттягивающей карман. Спустя время парк общедоступных трамваев, троллейбусов и почерневших от копоти «Икарусов» заметно поредел, зато на улицах города замелькали эти самые «Мерседесы» с табличками у дверей «маршрутное такси. Плата за проезд – 2000 р.». Степенные пассажиры не спеша входили и выходили из них, тогда как бесплатный транспорт по-прежнему собирал на остановках толпы измученных ожиданием людей.

Я не часто пользуюсь услугами маршруток, только когда не хватает времени или не хочется толкаться в душном салоне. Приятно плюхнуться в мягкое удобное кресло и, расслабившись, уткнуться праздным взглядом в проплывающую мимо городскую панораму, можно даже вздремнуть. Как говорится в одной телевизионной рекламе – подарите себе настроение!

Тот июньский день был какой-то особый, не похожий на все остальные дни. Посреди ясного неба вдруг прогремел гром, за ним второй, откуда-то выползла туча, и на головы раздосадованных уфимцев хлынул сильный дождь. У меня не было с собой зонта и, спасаясь от непогоды, я заскочил в первое попавшееся маршрутное такси. Ко мне подошла молодая девушка и остановилась, деликатно посмотрев в мою сторону. Вид у нее был подавленный и, желая как-то приободрить, я бросил на ее ладонь мокрую двухрублевую монету. Она улыбнулась, подала мне билет и прошла в салон. Собрав с вошедших пассажиров плату, она вернулась и встала рядом у окна. Мы разговорились. Оказалось, она учительница, три года назад закончила филологическое отделение БГУ и теперь работала в одной из уфимских школ. Зарплаты в двести рублей катастрофически не хватало. Первое время помогала мама, тоже учительница, теперь мама на пенсии и помощи ждать неоткуда.

– Вот и пошла работать сюда контролером, – закончила она свой горький рассказ.

– Ну и сколько?

– Не знаю, я ведь только устроилась, месяца не прошло. Обещали триста.

– И всего-то? Не густо.

– А что делать? Все больше. Может, когда и премию подбросят.

– А дальше как?

– Не знаю.

У меня вдруг беспокойно защемило сердце – в словах девушки было столько отчаяния и безысходности, что я невольно пожалел ее.

– Неужели все так плохо?

– А что хорошего? Куда ни пробовала обращаться – у всех ответ один, мужской. Через постель.

– Даже так?!

– А вы что думали? Сейчас везде так. Жить не хочется.

Она устало и равнодушно прислонилась к пыльному окну. По улицам города, обгоняя друг друга, легко и с шиком проносились автомашины – «жигули», «москвичи» и разного рода иномарки.

– Вот такую хочу, – вдруг воскликнула она, указав на одну из них. – Только водитель мне не нравится. Такой же, как и все.

Я не знал, что ей ответить. Что-то пробормотав о совести и терпении, я осекся и замолчал, чувствуя, что, в общем-то, она права. Тяжелое сейчас время, злое, без потерь не преодолеть его, а надо, надо выжить и сохранить себя, свою душу. Иначе нельзя. Но как об этом сказать молодой девушке, которая жить хочет сейчас, модно одеваться и разъезжать в автомобиле? Соблазняя неопытную душу, вырвавшаяся на свободу необузданная жизнь подвергает молодых людей неимоверным испытаниям. Нам в свое время было легче.

Выходя на своей остановке, я машинально обернулся и увидел в окне «Мерседеса» устремленный на меня с растерянный взгляд. Как-то будет она дальше?

«Истоки», № 35 (335), 27 августа 2003. С. 10