17.11.02
Вид из моего окна немногорадостен – так скучен паук заключённому одиночной камеры. Послушай, послушай, там совсем не далеко, это не поздно. Я знаю, изменить долженствует, ты же человек, брат или сестра мне, послушай... Даже из Кубы на матрацах для загорания доплывали на Майями-Бич, а в Австралии... там есть ферма, где нужен пастушок – ты. Иначе что, ты сойдёшь с ума?
Я ей, некрасивой, откуда-то взявшейся перед моими пьяными глазами, рассказывал про трамвай, у которого всего две двери. Я проникновенно объяснял ей, что и это тоже не имеет никакого значения, потому что «будьте осторожны, двери закрываются», понимаешь ли ты, они закрываются! Она кивала, улыбалась. Когда выпьешь слишком много, хочется приставать и цитировать прохожим Шопенгауэра, а потом лечь на асфальт посреди автомобильной дороги и, наконец, успокоиться. Бескорыстный будущий алкаш, слушающий Виктора Цоя и читающий Антона Чехова. Но мыто, мы-то знаем, кто из нас... Эх, всё к чёрту!.. Милый мой дедушка, пишу тебе из далёка, нового у нас нет ничего, пишу, чтоб сказать, что живём мы здесь грустно и печально; про то, что больше нет сил, про то, что я почти запил, но не забыл тебя... По утрам на остановках я обращаю внимание людей на себя, когда вожусь ногами со снегом. По вечерам я хожу среди людей ли, нет ли – не знаю. А в остальное время я отсутствую. Забери меня, пожалуйста, отсюда, мочи моей больше здесь нет, пропадаю... Я подожду ОТВЕТА от тебя ещё немножко, потому что все мои надежды на перемены закончились, и больше ничего не осталось. Но это ничего себе, скоро наконец-то всё закончится. Стучишься ли в дверь к родной своей сестре, говоришь, пойдём, попьём чаю, и почему именно сейчас, в три часа ночи? Потому что в последний раз. И я не знаю точно, кто из нас прав, закройте за мной дверь, я ухожу.
20.11.02
Живём дальше, однако...
Я студент. У меня сессия. Я тихо сижу со своим бессменным другом компом, а за окном завывает вьюга. Я пишу какие-то тексты, я считаю их глупыми и ненужными, но всё равно пишу, потому что это моя война. Я перестаю стучать по клавишам, и опять тихо... Думаю. О том, что, кроме этого ветра за шторами ничего и нет, что все эти дела, которые я неусердно делаю – выдумки людей от скуки. Так и есть, это всё ерунда. Я уже не доказываю преподавателям, что латинская семантика слова «реферат» означает учебную работу для повышения аналитических способностей и интеллекта, а не его понижения. Я уже не улыбаюсь им, и не говорю с задорной улыбкой «богохульные» мысли. Я обычный заключённый, меня взяли в плен, и выхода из этого вражеского лагеря нет.
В детстве мне доставляло особое удовольствие рисковать. Больше всего я любил залезать на всевозможные высоты. Взрослые просили меня, чтобы я не занимался дурью, что такие дурачества просто глупы. Времена детских дурачеств прошли, наступили времена больших, взрослых дурачеств. Но теперь меня никто не ругает, напротив, даже заставляют совершать глупые поступки. Что за странный мир, мама?
07.12. 02
Уважаемый Сократ, как мудро вы поступали, не записывая свои мысли. Вы относились к жизни так несерьёзно, дурачились с молодыми девушками, рассказывали им странные истории. Легкомысленный старец, он ненавидел кухонную посуду и выстиранное сушащееся бельё.
Неправда, что ты не думал о нас, ты думал очень много, больше всех. Но что мог ты поделать с этой бессмыслицей? Какая разница. Нет, нет, ты не должен был. Никто ничего никому не должен, в этом мире так много долга. Нет, я не прошу, просто так стало грустно, далёкий-предалёкий дедушка Сократ. Если бы ты пошутил надо мной на своём греческом языке или латыни, ухмыляясь – я бы ничего не понял. Вот так живём мы тут севернее от того места, где был когда-то твой каменный дом. Здесь холодно, города у нас совсем другие, чем ваши жаркие полисы. На улицах наших городов ходят угрюмые люди. Скажи, не казалось ли тебе когда-нибудь, что люди на улицах пустыми как бы видятся, словно надуманными? Передаю тебе привет отсюда: знаешь, ещё из того, что ты любил сейчас, ничего не осталось, всё куда-то исчезло. Хочу открыть тебе маленький секрет: твоя душа не умерла, когда ты выпил кубок с цикутой, она осталась жить. В каждом из нас по чуть-чуть, и даже во мне. Ну, прощевай. Только с тобой мне нравится разговаривать. Пойду пить чай. Пробовал ли ты когда-нибудь индийского чаю?
25.12. 02
Познакомился в виртуальных пространствах с добрым женским голосом. Встретились телами у памятника Ленину. Нам не о чем было говорить из-за её бессодержательности. Мы долго смотрели друг на друга и каждый думал о своём, о неудовлетворённом. Я думал, что нужно как можно быстрее бросить её, дабы не было мучительно больно потом. У меня и раньше так бывало: искусственные отношения строить тогда, когда знаешь прелесть настоящих, практически невозможно. Рано или поздно – я уходил, всегда. Потом она улыбается мне, прикусывает нижнюю губу, а я, смотря на неё, продолжаю думать. Хорошо, что можно уйти от неё, от этого моего несчастья, и как плохо, что нельзя уйти от жизни, которая ничуть не умнее этой хитрой по-своему девочки.
01 января 2003 г.
Таким образом, с Новым годом или с каждым днём поздравляю тебя, невидимый адресат мой.
Морозы были до минус... Стояли в грязном подъезде, трогали друг друга носами, шептались. Шубка, мех, кончики пальцев – стукали друг друга маленькими разрядами электрического тока, таким образом, флюиды добра.
Непрекращающиеся звонки, я удивляюсь, что кому-то ещё нужен. Переживания маленькой девочки на другом конце города, которая долго выбирала сентиментальную открытку для меня. Извозчик в виде молодого таксиста дерёт нещадно, но романтика важнее. Вокруг взлетают ввысь азиатские петарды маде ин Чина. Потом я не нахожу того, что искал, я покупаю себе что-то вроде литра алкоголя, распахнутый, рискованно смотрю на верхушку муниципальной ёлки и думаю примерно так «а что, жизнь как бы прекрасна».
Возвращаясь домой, кто-то во мне заладит своё липкое: «I like this game».
03.01.03
Вот она выбирает себе пушистые тапочки, сделанные в виде различных животных: зайчиков, львят, котят. Вот покупает 7-метровый телефонный провод-удлинитель, потому что кроме неё у ней в доме телефон никому не нужен. Потом, надев купленные тёплые тапочки с глазами и ушами, сидя в своей комнате, заводит разговор с умным парнем, старше её на 2 года. Она рассказывает ему, какие великолепные фотографии получились на её фотоаппарате, обещает, что подарит ему самую удавшуюся из них. На её тупую коленку (значит – добрая) падает холодная белая капелька от стаканчика мороженого в её руке, она слизывает её и удивляется новому ощущению. Перелистывает следующую страницу своего любимого фотоальбома, видит школьный класс предвоенной подготовки гражданской обороны, где она с подругой разбирает автомат Калашникова; вспоминает, что другие девчонки не захотели возиться, так как боялись сломать себе ногти, да и к тому же оружие было смазано оружейным маслом.
Через два дня мы видим её на том же месте, прокалывающей одно из ушей своим тапочкам-зверям, и вдевающей туда стальное колечко; потом задирающей свитер и смотрящей на другое кольцо, в её пупке, и ненакрашенные ногти, теребящие его.
05.01.03
Я знаю, почему никто никогда не смеётся во сне.
Я знаю, почему скрип снега под ногами нравится людям, но, идя по улице – не всё так просто – кому приятнее слышать шаги: тому, кто идёт, или тому, за кем идут?
Мы помолчали с полминуты, а потом я тихо спросил её, занималась ли она когда-нибудь любовью... Напрасно.
Разместил в компьютерной сети объявление о знакомстве: «Безденежный, безнадёжный, циничный романтик ищет родственную душу с телом противоположного пола, к которому можно было бы прижаться, когда совсем грустно». Теперь ночь, я, обняв себя за предплечья, сижу медленно, очень спокойно, умиротворённо. Думаю о том, что это было бы хорошо, вот таким и быть всю жизнь, говорить медленно, всегда видеть понимающие глаза, никогда не раздражаться. Ощущение такое, когда дома никого нет, ты бегаешь по дому голый, потом, дрожа, опускаешь сперва одну, потом другую ногу в горячую наполненную ванну, по телу бегут мурашки, и сразу возникают мысли о том, что жизнь на самом деле не так плоха, как ты считал до этого времени; что Иисус, в сущности, был удивительнейшим человеком. Погружаясь всем телом в воду, закрывая глаза, начинаешь думать о смерти, потом, как правило, почему-то начинают всплывать воспоминания о детстве. Обонятельные галлюцинации. Потом всё прекращается, резко открываешь глаза, видишь длинный волос на эмалированной стенке ванны или на кафеле. И становится нестерпимо печально и грустно, слёзы начинают течь по щекам, капая в воду... И в этот момент тебе хочется только одного – прижаться к кому-нибудь, неважно к кому, спрятать своё заплаканное лицо у него в ладонях, непременно добрых и ласковых. Больше ничего, всю свою ненужную и трогательную жизнь за это, тоже ненужное и, может быть, настоящее, то есть такое, какое и должно быть.
Чтобы узнать, чем живёт человек, нужно подслушать его бормотание, когда он моется в ванной комнате...
Потом слышится звук открываемого дверного замка, становится очень неприятно, на уровне рефлекса. Я всегда не люблю, когда они возвращаются домой, и они злятся, видя меня, меня, не зарабатывающего алтын. Наверное, я – неблагодарная сволочь и больше ничего, наверное, это так и есть. Просто я устал воевать с этим миром, просто устал, и всё...
09.01.03
Она громко говорит: «Алло!» А мне слышится: «Клоун!» Я, смеясь, спрашиваю её, почему это она решила, что я клоун. Хоть ей и нужно было идти на работу в шесть утра, мы проговорили до пяти. Люблю таких людей – романтики же они. Она всё смеялась над своими оговорками и ослышками: «поощрительный please (приз)», дики-дики извиняюсь. Она сравнивала жизнь с роялем, где есть белые и чёрные клавиши, и крышка, закрывающая клавиатуру. Я просил вальс только на белых, она же говорила, что его нельзя сыграть, не используя чёрных, выходит только какая-то полька... А недавно мы с дичёнками... Я – говорит – вообще-то непиривиредливая.
В своих размышлениях я чувствую себя порой каким-то рыбаком. Сегодня утром только (утром обычно у каникулирующих студенток никого не бывает дома, ибо все деньги зарабатывают), в самый пикантный момент вскочил и принудил разомлевшую подо мной девчонку предоставить мне листок бумаги и пишущий прибор. Такова была мысль. Схватился за голову (в попытке удержать мысль, если она вздумает выпорхнуть из мозговых камер) и ходил туда-сюда. Зажмурившись, чтобы не видеть полураздетого женского тела, отвернувшись, начал лихорадочно писать в стиле «тараканьи бега». Поставив традиционное многоточие, я умиленно начал уже озираться вокруг – она, оказывается, всё это время внимательно следила за мной. «Всё, – сказал я с облегчением, – теперь не уйдёт, стерва (имея в виду так невовремя навестившую меня мысль)». «Ну, ты даёшь» – только и проговорила она...
13.01.03
Из всех времён больше всем люблю осень в последних числах, из маленьких времён люблю раннее утро и позднюю ночь, когда мир становится более таинственным и малонаселённым. Сейчас пусть это будет утро, так уж и быть, не раннее...
Люблю уходить из дома. В этот раз я еду в серединку своего города, в один из многочисленных мирков потрескавшихся железобетонных коробок и старух со злыми глазами. Проходя возле Управления внутренних дел или иначе, по-чеховски, – полицейместерство, я вижу свой фоторобот на доске лиц, объявленных в федеральный розыск. А вот и трамвайное депо. Когда я был маленький, мама мне говорила, что все трамваи живут в своём домике, где они перемигиваются лампочками. Вообще, у меня нездоровое отношение к этим существам. Киноафиша: «Властелин колец», по роману Д. Толкиена. Рядом с её домом и прорвало трубу под землёй. Оглушительный рёв техники и крики суетящихся рабочих. Невероятно высокий гусеничный экскаватор с включенным мотором создаёт устрашающее впечатление, в кабине этого дракона сидит маленький лысый человек в фуфайке и читает какую-то книгу, почти вплотную приблизив её к своему лицу. Я невольно улыбаюсь, делаю некоторый манёвр, чтобы разглядеть автора – Дж. Толкиен, «Властелин колец», часть I.
Невероятно тоскливый вид из окна – когда смотришь на такие пейзажи, не может не хотеться застрелиться. Замурованные камешки и ракушки в стеклянной банке из-под кофе. Полузаржавевшие колокольчики для подлёдной рыбной ловли. Кот Граф – Фёдор Тимофеевич из чеховской «Каштанки», занимающий половину софы.
Фотография: совершенно милая маленькая девочка в сандаликах и белых гольфиках, удивлённый и растерянный взгляд; она уверенно сжимает своей нежной ручонкой рот. Отрываю глаза от альбома, перевожу на неё уже взрослую, она улыбается мне и говорит так: «В фотосалоне фотограф с мамой пытались мне всучить всяких там плюшевых игрушек, а я же упрямая, взяла этого козла с рогами, и ничего не хотела другого, ну они меня так и сфотографировали. Правда, там был ещё крокодил, но он был пластмассовый». Я беру с неё обещание о том, что когда-нибудь она расскажет мне все подробности своих семейных преданий.
Прощание. Самый нелюбимый акт в моём частном театре. И каждую я подвожу к зеркалу, которое есть в прихожей каждого дома; и каждую я обнимаю, и так мы стоим, смотря на обнявшихся там – семейная фотография молодожёнов. И почти каждая мне когда-то с завистью в глазах говорила что-то вроде: как же повезёт той девушке, которую ты полюбишь... Я думаю о том, что я ещё очень молодой, она – о том, что теперь будет дальше в наших отношениях. И остаётся только тоже постепенно уходящий твой запах на одеяле, изгибах моих локтей. «Как томительно будет тянуться день!» – говорит он даме и тихо выскальзывает из дома, а она провожает его долгим взглядом, но даже самый миг разлуки останется у неё в сердце как чудесное воспоминание.
Прихожу домой. Люблю приходить домой.
«Истоки», № 1 (353), 7 января 2004. С. 10