От рассвета до рассвета над морем

В рабочую пору главное не опоздать на работу. Это сумасшедшая гонка с будильником, рисование макияжа и заталкивание себя в переполненный общественный транспорт.

Любовь к рассвету осозналась в Феодосии, в отпуске на море. Раннее утро полное тишины, встать раньше хозяйки мини-пансионата и очень её удивить этим, и объяснить это несколькочасовой разницей с родным городом. Заварить себе кофе в чашке и смотреть, как медленно меняется небо, как оно сереет, светлеет и выцветает, а потом наливается розовым с края. Или годом раньше запущенная турбаза в Нижне-Имеретинской бухте, которая была у самого моря. Взять чашку с горячим чаем и полотенце, пойти на близкий влажный бесприютный пляж, где море теряется в утреннем тумане, сесть на камень и пить маленькими глоточками кипяточек, глядя, как туман отрывается постепенно от воды и возникает полоса, белая плотная полоса над темной водой, и она поднимается всё быстрее и быстрее, становясь выше и выше. И, ап, по воде скользят блики. Она уже не темная и становится какой-то частично прозрачной. Из-за горизонта бьёт свет. Но вот выскакивает и солнце – ощущение, что рывком включают музыку на полную мощность с тихого невнятного бормотания, будто поворачивая регулятор, сначала медленнее и вот довернули до предела. И вода становится абсолютно прозрачной до различения разноцветных камней на дне.

Солнечный свет как регулятор четкости. Ставишь чашку, сбрасываешь рубашку и наступаешь в воду. Останавливаешься, ибо прохладно, уговариваешь организм, медленно идешь, заходишь по пояс. И резким рывком приседаешь. Дальше уже от температуры воды и прибоя зависит. Иногда вылетаешь обратно, стуча зубами. Иногда тебя опрокидывает и выбрасывает волной. О, если волна большая, можно и в воду не зайти, она сама обрушится на тебя сверху, чуть лишь подойди к береговой кромке. И даже если все спокойно, ранним утром недолго пробудешь в воде, у Черного моря в сентябре не такая карибская температура. После растираешься полотенцем, отжимаешь купальник, и наполненная душой и светом, идешь в щелястую дачку, продолжать на веранде завтрак.

И вот, думая про наполненную душу – наполненную тем, что жизнь – это прекрасно, – вспомнила, что рассветы пришли, когда душа была пуста. То были душные рассветы огромного мегаполиса, пыльное лето на изломе страстного брака. Когда было непонятно. Убьют ли тебя завтра или может уже сегодня. Когда ты уже не знаешь – с человеком ты встретишь день или с чудовищем. Просто ты пережила еще ночь и чудовище спит. Единственные секунды, которые ты можешь побыть наедине с собой – это очень раннее утро. Остальное время без вариантов – чудовище, имя которому ревность, тотальная ревность заглядывает тебе через плечо, когда ты читаешь, устраивает истерики с допросом, когда ты пишешь «Я искала дверь в лето, а открыла дверь в зиму». Чудовище разбило в доме все хрупкие вещи, типа телефона, и даже прочные стулья сломало об стену с криками «Я же умру за тебя, а ты сволочь, я чувствую – уйти хочешь, богатого мужика искать». Чудовище разбило морду твоему шефу, и тебя уволили с работы с формулировкой «разберитесь со своим мужем». После этого тебя уволили ещё из трех мест с такой же фразой, правда, мордобития в эти разы ты умудрилась не допустить. Твои мини-юбки улетели в окно. А ведь когда то он восхищался твоими «божественными ногами». Жуткое недоумение, отчего бы мужчинам сразу не ухаживать за невзрачными девушками, завернутыми в десять слоев дерюги. Нет, они упорно и настырно полгода будут доставать ярчайшую красотку, ловить бабочку, только чтобы оборвать ей крылья… То время можно вспомнить лишь от третьего лица, иначе провалиться снова в эту боль.

Иногда за весь день только слова ранней молитвы были единственными слетевшими с ее уст. Даже когда он кричал: «Отвечай мне». Она стала призраком в своем доме, мастерски научилась ускользать от взгляда, например, сесть на кровати, ногами под одеялом, а на колени вертикально большую подушку и исчезнуть от его взора. Он искал ее в ванной, на кухне, на балконе и не понимал, куда она делась. Или, поскольку жарко было, сесть на полу у окна под закрытыми шторами у стены. Читала она в то лето «В поисках утраченного времени» и понимала, что уже утратила свою жизнь. Ах, да, уходя из дому, муж запирал её на замок, который изнутри не открыть. Домашний арест длился два месяца. Квартира была на пятом этаже. Атмосфера раскалялась, ненадолго съездили на дачу. Там ей не разрешали разговаривать даже с пожилой соседкой: «Небось, жалуешься ей».

Вернувшись в город, она захотела съездить к подруге, ибо та никак не могла ей позвонить и, наверное, уже волновалась. Маме она звонила раз в неделю строго под контролем мужа: «Не дай бог лишку скажешь». Её не выпустили из дома, сказав «Спрятаться хочешь, везде найду, у любых друзей. И друзей твоих поубиваю, если тебя прятать будут». Причем дал волю не только языку, но и рукам. Почему привычное сокрушение последних останков латанных-перелатанных стульев переросло в захват ее белой шейки, никто объяснить бы не смог. Просто она потеряла сознание. Было очень больно. Когда очнулась, мужа нигде не было, и дверь нараспашку. Встала, подошла к зеркалу, багровые следы пальцев в синяки уже начали наливаться. Одела на голову шифоновый шарфик, концы обернула вокруг шеи, взяла из комода паспорт и деньги на билет. Вышла в распахнутую дверь.

Когда сошла через сутки с поезда, начались дожди и лили без перерыва двадцать дней. Каждой утро она вставала по привычке рано и смотрела в стену из ливня и своих слёз. А потом они закончились… Он писал, звонил, а потом тоже закончился где-то через год.

Впереди ее ждали другие, совсем иные рассветы, потому что она на них решилась. Море и Небо – это лучший любовник, который случается у сгоревшей души.