– Марат, проснись! Проснись, пора!
Марат открыл глаза, уже зная, кого увидит. И да, разумеется, он был здесь – вихрастый черноглазый паренек, широко улыбаясь, в нетерпении приплясывал возле дивана. Так похожий на самого Марата двадцатилетней давности. Вот только никогда у Марата не было такой бездонной глубины во взгляде никогда не смеющихся глаз.
Марат пошевелил ступнями, почему-то одетыми в разноцветные носки (правая – в черный, а левая – в вызывающе оранжевый), радостно улыбнулся и сел на диване. Встал, потянулся.
– Пошли, лежебока, – голос паренька звучал уже из прихожей. Щелкнул замок двери.
Марат посмотрел в окно, отметил голые ветки деревьев. «Осень», – подумал он, – «всегда осень». Вздохнул и пошел в прихожую.
На улице и в самом деле царствовала осень, но – ранняя. Деревья в парке раскинули по небу трещины черных ветвей. А газонная трава сияла изумрудной зеленью – как гимн жизни и неверию в то, что однажды придёт зима. Марат сошел с дорожки в траву, нагнулся и распустил шнурки на ботинках. Обернулся к мальчику, с любопытством наблюдающему за ним.
– Можно?
– Конечно, – мальчик коротко улыбнулся, – и не спрашивай. Ты здесь хозяин.
Марат снял ботинки, носки и босыми ногами встал в траву. Трава сухо шуршала под ногами, как пропущенная через шредер бумага, да и ощущалась так же. Но все же ощущалась. Марат взял в руку ботинки и пошел вдоль дорожки. Паренек пристроился сбоку, шел, бросая быстрые взгляды на бредущего с мечтательной улыбкой Марата.
– Ты как будто даже рад? – спросил вдруг он.
Марат удивился. Подпрыгнул на месте. Покружился под сухой шорох травы.
– Конечно, я радуюсь. Почему я должен расстраиваться?
– От ощущения потери, разумеется.
Марат пожал плечами.
– Глупо расстраиваться из-за потерь. Мы всегда что-то теряем. Каждый день. Так уж мы устроены. Даже если вдруг покажется, что сегодня ты ничего не потерял, это не так. Ты потерял целый день своей жизни, который никогда не сможешь вернуть. Так что это неважно.
– А что тогда важно?
– То, что мы приобретаем взамен потерянного, конечно.
– И что же ты приобрел?
– Кто я был тогда, и кто – сейчас? Я приобрел намного больше, чем потерял. А значит, все не зря.
Мальчик задумчиво пожевал губы.
– Ты меня разочаровываешь.
– Вот уже не беда.
– Думаешь? – мальчик прищурился, глаза его полыхнули оранжевым отблеском, из ноздрей вырвались две струи дыма. Марат засмеялся.
– Ой, вот не начинай даже.
– Что-то ты сегодня совсем непочтителен. Кто, ты думаешь, я такой?
– Не спорю, было бы лестно думать, что сам Князь Тьмы тратит время на скромного историка. Но я не столь эгоцентричен. А еще я все же материалист. Поэтому я думаю, что ты – часть меня самого. Это не очень весело звучит для любого, кто что-то понимает в психиатрии, но это не смертельно, сам понимаешь. И даже не больно.
– Думаешь, я твоя шизофрения?
– Не совсем. Ты – не отдельная личность. Ты – тот дьявол, который сидит в каждом человеке. Который заставляет переживать о своих ошибках. Тратить время и силы на сожаления о несбывшемся. Да, ты очень опасен. Но только если дать тебе волю. А так ты можешь быть и полезен.
– Вот как? Посмотрим, как твоя чрезмерная самоуверенность тебе поможет. Кстати, мы пришли.
Марат огляделся. Парк незаметно перешел в дикую поросль кустов и кривых деревьев, окружающих потрепанную башню из красного кирпича, изрисованную граффити. Узнавание больно царапнуло Марата.
– Я знаю это место! Зачем мы здесь?
– Как вы там её называете? «Объект культурного забвения»? Ты не видишь в этой башне свое будущее? Когда ты, всеми забытый, будешь лежать на кровати, неотвратимо превращаясь в руины?
Марат только фыркнул. Мальчик поизучал его внимательным взглядом, потом нырнул в зияющий на месте двери проем башни.
– Ты куда? – Марат торопливо натянул ботинки и зашагал следом, – там ничего, стоящего вни…
И осекся. Потому что пол не был завален хламом, как ему помнилось с последнего посещения старой водонапорной башни. Пол был чист и гладок, словно отполированная мраморная плита. А посредине круглого пола мягким светом призывно светились три концентрических круга. Мальчик стоял возле кругов, и их свечение отражалось в его глазах. Марат подошел ближе.
Внешний круг был около метра в диаметре. Внутренние круги были каждый на пару сантиметров меньше. Каждый круг по диаметру был перечеркнут тонкой перемычкой. «Как ручка» – подумал Марат, присел и взялся рукой за перемычку внешнего круга. На ощупь она оказалась твердой и холодной, как металлическая. Приготовившись к тому, что ничего не получится, Марат попробовал её повернуть. Но перемычка поддалась и внешний круг с негромким шипением повернулся. Марат хмыкнул и попробовать покрутить оставшиеся круги. Они тоже легко поворачивались.
– На замок похоже, – сказал Марат, не поднимая головы, – сейфовый.
– Может быть, – отозвался мальчик, – ты любишь головоломки?
Марат, неожиданно для самого себя, разозлился. Поднял голову. Мальчик смотрел на него, улыбаясь наглой и снисходительной улыбкой.
– Нет, – сказал Марат, – не люблю. Они ограничивают разум.
Он установил перемычки внутренних кругов горизонтально, взялся каждой рукой за свою перемычку и развел руки в стороны. И круги поддались! Немыслимым образом они вышли из зацепления и выстроились в линию на полу перед Маратом – «ƟФƟ». Марат радостно вскрикнул, но тут все помещение залило светом, бьющим из надписи на полу. А потом все погасло, заполнившись темнотой и назойливым жужжанием.
* * *
Марат открыл глаза, огляделся в полумраке спальни. Взял с тумбочки мерно гудящий телефон, мазнул пальцем, выключая будильник.
– Алиса, включи свет, – голос прозвучал хрипло, но умное устройство Марата поняло. Зажглась люстра, осветив убранство спальни, лежащего на кровати под одеялом Марата и стоящую рядом инвалидную коляску. Марат вздохнул, помассировал виски. Помогая себе руками, сел в кровати. Надел на тонкие безвольные ноги штаны. С привычной натугой перевалился в коляску.
Проехал в ванну, почистил зубы, ополоснул лицо. Посмотрел в висящее в полуметре над полом зеркало. Улыбнулся своему отражению. Отражение улыбнулось в ответ – неуверенно и виновато.
– Это просто сон, – сказал Марат, – нет причин расстраиваться. Отражение нехотя кивнуло. Марат вздохнул, потер подбородок и взял с полочки бритву.
Гладко выбритый и посвежевший, Марат подъехал к невысокому, в полтора метра, шкафу и достал из него пиджак. Придирчиво осмотрел его, надел и подъехал к двери квартиры. Открыл её.
– Алиса, выключи свет.
* * *
Марат припарковался недалеко от университета, открыл дверь, натянул перчатки. Привычными движениями вынул с пассажирского сиденья сложенную коляску, достал из-за спины колеса, закрепил их на коляске. Разложил коляску, защелкнул замки и быстрым движением перекинул себя в неё. Слегка откатился, закрыл дверь. Щелкнул брелком, машина, моргнув фарами, попрощалась с ним коротким звуком. Объехал машину, и повернул коляску к пандусу, тянущемуся к крыльцу вдоль здания университета.
Крутанул колеса и вдруг заметил худощавую женщину, быстрым шагом идущую по тротуару. Вдохнул прерывисто. Развернулся и поехал ей наперерез. Женщина, увидев его краем глаза, повернулась с очень знакомым Марату растерянно-жалеющим выражением на лице. Замерла. Сглотнула. Машинально поправила волосы.
– Привет, Искра.
– Здравствуй… Ветер, – голос женщины сорвался. Она прокашлялась.
– Хорошо выглядишь, – Марат улыбнулся.
– Ты тоже.
Марат поднял брови, Искра нахмурилась:
– Нет, правда. Намного лучше, чем когда мы… последний раз встречались.
– А. Ну, если тогда, то, наверное.
Искра отвела взгляд, неловко пожала плечами.
– Ну, я рада, что у тебя все более-менее. Как бы. Я, как видишь, тоже… ничего. Жива-здорова. Ты б не знаю, заходил… ой, извини.
Марат поморщился:
– Ниче-ниче. Продолжай, меня это давно не задевает.
– Ага. Наведывался бы к нам, короче. Мы все там же тусуемся. Да?
Марат кивнул.
– Ну, давай тогда, что ли? А то спешу я.
Искра натянуто улыбнулась.
– Погоди. Тебе… некомфортно со мной общаться?
– Нет, что ты ерунду несешь!? – ненатурально возмутилась Искра, – Я же сто лет тебя не видела. Просто тороплюсь сейчас и вообще…
– Ты что… виноватой себя чувствуешь?
Искра нахмурилась. Со злым прищуром посмотрела на Марата, впервые заглянув ему в глаза.
– С чего бы мне чувствовать себя виноватой? Может, с того, что это я тебя притащила на скалолазание? Или с того, что это я тебя уговорила присоединиться к нам в той проклятой поездке. И это я же тебя бросила, в конце концов!
– Во-первых, ты кое-что перепутала. Бросил тебя все-таки я.
Искра оскалила зубы в злой улыбке.
– Да-да, конечно. «Ты молодая красивая девушка, ты не должна себя хоронить, уходи». А знаешь, что самое гадкое? Я послушалась и ушла!
– И правильно сделала.
– Нет! Но я потом вернулась, правда, вернулась. Но твой отец нас даже в подъезд не пускал. Ни меня, ни Лету, никого. А Джеку морду набил... И на телефон ты не отвечал.
– Джеку морду набил? Он же самый здоровый из… нас?
– А, что он, отвечать, что ли, будет? Стоял, жмурился, только мяукал, как котенок, – Искра коротко усмехнулась, подавила улыбку, вздохнула, – Но отца твоего понять тоже можно. Как он, кстати?
– Он умер. В прошлом году.
– Ой, прости!
– Да, ничего. Ему ж под восемьдесят уже было.
Они помолчали. Потом Марат поднял глаза, встретился с испуганно-злым взглядом Искры и заговорил, медленно подбирая слова.
– Я бы не хотел, чтобы ты меня помнила таким, каким я был в нашу последнюю встречу. Я тогда был не в себе. И многого не понимал. А сейчас…
– А сейчас ты, конечно, все понял. Что без ног тебе даже лучше. И поэтому ты на меня не сердишься? Да?
– А ты все такая же ершистая, – Марат хихикнул, – давно со мной никто так не разговаривал. Но это здорово, знаешь ли. И – ты почти права.
– Да? А то, что ты фигню несешь, тебе никто не говорил? Ты забыл, как ты рвался ввысь? Говорил, что хотел бы весь земной шар с высоты увидеть? Много ты сейчас видишь? С высоты своего метра? Без кепки?
– Да! Теперь я могу видеть так много, как и помыслить раньше не мог! Потому что мне пришлось включить мозг. Знаешь, как наш далекий предок, слезший с дерева. У него не было когтей, острых клыков, прочной шкуры и бегал он небыстро. Среди своих конкурентов он был… неполноценным. Прямо как я. Но он включил мозг и... Ему пришлось включить мозг, чтобы не вымереть среди более приспособленных к жизни существ. А теперь посмотри, к чему это привело.
Марат повел рукой вокруг. Искра машинально огляделась. Хмыкнула.
– Мне тоже пришлось. И – смотри – я не вымер, – Марат помолчал, – Так уж устроено в человеческой жизни. Довольно фигово, кстати. Часто надо чего-то лишиться, чтобы смочь перешагнуть через стену, которую ты сам себе воздвиг. Это многие понимают – про стену. Но надо, чтобы что-то щелкнуло внутри, иначе это так и остается пафосными нравоучениями. И вот так щелкнуть без непоправимых потерь – это мало кому дано. Разве я стал бы тем… кем стал, будь у меня ноги? Так бы и пытался залезть повыше, чтобы посмотреть подальше.
– Ты серьезно?
– Да, – просто ответил Марат. Искра ошеломленно покачала головой.
– Я доволен своей жизнью, – сказал Марат, – Да, я заплатил высокую цену, и лучше было бы её не платить. Но я и получил немало. И я не уверен, что получил бы столько же другим способом.
Окончание следует…