Нюрка-краля

В дореволюционный период и в первые годы советской власти куплю-продажу подержанного товара осуществляли на базарах, в специально отведенных для этого местах. Позднее возникла потребность изолировать продавцов, торгующих, как теперь сказали бы, «секонд-хендом», от других продавцов. Так появились «толкучки», где работникам правоохранительных органов было легче контролировать деятельность спекулянтов, то есть «несознательных граждан», сделавших перепродажу (случалось, что и краденых вещей) своей основной профессией.

Еще в довоенные годы на уфимской «толкучке» (тогда она располагалась на улице Зенцова, недалеко от бани) раскрылись многочисленные «таланты» бойкой красивой женщины Нюры по прозвищу Краля. Нюрка была высокой яркой брюнеткой; по-французски худощавой, с легкой танцующей походкой. Ее густые иссиня-черные волосы, заплетенные в косы и уложенные изящной короной на голове, делали ее еще выше, а быстрые зелено-карие глаза смотрели на мир царственно-надменно, с кокетливым прищуром из-под длинных ресниц. Нюрка жила в районе улиц Карла Маркса и Чернышевского в деревянном доме на нескольких хозяев. Числилась она где-то уборщицей, но всю свою неутомимую энергию направила на спекуляцию, самогоноварение, не брезговала и мелкими кражами. В фаворитах у нее ходили воры-рецидивисты, складские работники, инкассаторы и даже директора магазинов.

Одна из старших сестер моей мамы жила на общей кухне с Нюркой. Мне едва исполнилось пять лет, когда я впервые увидела «торговку» Кралю в теткином саду, где она варила малиновое варенье. Стрельнув в мою сторону глазами, Краля положила в вазочку свежие ягоды и пригласила меня к небольшому сбитому из досок столу под яблоней. Пока я угощалась, Нюрка сидела рядом со мной, подперев голову рукой, чему-то улыбалась, показывая несколько золотых зубов, и тихо напевала: «Шумел камыш…».

Все дефицитные товары – а в 50–60 годы многое приходилось «доставать» – приобретались либо «по блату» с черного хода магазина, либо на «толкучке». В 60-е годы уфимская барахолка находилась между улицами Кирова и Чернышевского, поблизости от кинотеатра «Йондоз» (ныне вновь открытый Рождество-Богородицкий храм). На огороженной территории под открытым небом рядами стояли узкие столы, на которые выкладывался товар, но уже метров за 150–200, на дальних подступах, люди предлагали на продажу какие-то вещи «с рук».

Нюрка занимала два стола, торговала с размахом, имея богатый ассортимент: тюль и байка, фланель и юбки, платья и брюки, хрусталь и сервизы, попадалась и на продаже краденого. Несколько раз за спекуляцию она отбывала срок в колонии, но неизменно возвращалась к знакомому ей ремеслу. Изредка «предпринимательница» сама ездила за товаром на Украину, где по дешевке скупала у сельских жителей кружева, вышивки, модные в те времена подзоры, накидки на подушки. Помню в нашем доме белоснежные с вышитыми анютиными глазками скатерти и салфетки, мамины зимние сапоги, папино драповое пальто, мой детский белый свитер – все «от Нюрки». До нынешних дней сохранилась необыкновенного зелено-желто-коричневого цвета вазочка для цветов. Торговала Краля словно играючи, красиво – ловко подбрасывала ткань на руке, поворачивая к солнцу так, чтобы выгодно смотрелся узор, тонко льстила покупателю. Ее звучный голос слышно было издалека: Нюрка сыпала шутками-прибаутками и, как фокусник, вынимала из сумок или мешков посуду, платки, обувь. Нередко говорливая спекулянтка умудрялась сбыть некачественный товар – побитую молью шаль, прожженную утюгом юбку; в таких случаях ей доставалось от покупателей, но вскоре ее узнаваемое контральто опять привычно оживляло «толкучку».

Нехватка товаров в 90-х стимулировала энтузиастов-перекупщиков – только теперь их деятельность стала именоваться «предпринимательством», а те, кого недавно презрительно называли «торгашами», стали «бизнесменами». Последний раз Нюрку за прилавком мы видели в середине 90-х годов на Центральном рынке, где неугомонная старушка торговала целебными травами, вязаными шарфами, варежками, соленьями. Голос у Крали погрубел, но характер остался прежним. Как в былые времена, черные (видимо, уже крашеные) волосы диадемой возвышались на гордо поднятой голове, подчеркивая матовую, словно в молодости, белизну лица. Острая на язык, постаревшая торговка привычно подшучивала над своими товарками и над прогуливающимися по «объекту» милиционерами. Однако годы неумолимы. Последние восемь лет Нюрка была совершенно слепой и полностью зависела от дочери, которая знакома с моей мамой. В первых числах июля Нюрка умерла; с нею прощались, как с эпохой, которую она в каком-то смысле представляла. В гробу лежала высохшая, маленькая седая старушка в белом ситцевом платочке. Хищно, словно птичий клюв, торчал тонкий орлиный нос, и только длинные пушистые ресницы напоминали красавицу-Кралю. Прожила она 102 года.