Дорожные истории. Завод находился в степи...

Ринат Рифатович Юнусов родился 9 ноября 1961 года. Поэт, прозаик. Окончил Уфимский автотранспортный техникум. Печатался в республиканских газетах, журнале «Уральский следопыт», «Крещатик» (ФРГ), автор поэтических книг «Пригоршня звезд» (Уфа, Башкнигоиздат, 1994), «Стихотворения» (Уфа, 2001), «Медленное небо» (Уфа, Вагант, 2010). Жил в Уфе. Работал заместителем главного редактора журнала «Уфа».

Скончался от разрыва сердца 28 марта 2010 года. Похоронен на Тимашевском кладбище в Уфе.

ЗАВОД НАХОДИЛСЯ В СТЕПИ...

Завод находился в степи, в стороне от города. Чтобы заехать на погрузку, нужно было отстоять очередь, которая двигалась круглосуточно. Это же надо, степь да степь кругом, вьюга, ночь, мороз, и только цепочка из двадцати – двадцати пяти машин хранит в себе тепло и медленно, но упорно пропускается через проходную в чрево гиганта индустрии.

Дилижанс (вообще-то его звали Вовик) подъехал сюда, не заезжая в гостиницу, оформил пропуск у осоловевшей от желания спать хранительницы пропусков и побежал занимать очередь.

КамАЗ с одесским номером был чистеньким, ухоженным, с удочкой антенны на кабине. Вовик постучал в дверь.

– Эй, коллега, за тобой никто не занимал?

В окошке появилась физиономия человека, по глазам которого можно было понять, что он уже много ночей не спит и спать не хочет.

– Ну нет, так шо же с того, молодой человек? – Стариковский голос с явным еврейским акцентом принадлежал пожилому водиле, который в ожидании въезда со скуки был готов говорить сам с собой, а тут подвернулась живая душа.

– Заходи, сынок, в мою обитель, поболтаем. Ибо нам еще долго тут лежать. И будь я проклят со своим Аркашей, – он любовно похлопал рукой по баранке, – ежели мы не найдем с тобой общего языка, мой мальчик.

Дилижанс сбегал закрыть кабину и, вернувшись, залез к одесситу.

Закурили, помолчали. Вовик чтобы освоиться (он еще был молодой и стеснительный), одессит – чтобы найти наиболее обширную тему для разговора.

– Откуда же ты такой желторотый да мокроусый?

– Из Уфы, батя, из Башкирии.

– С чего же ты решил, что я тебе родный папа? Нет, конечно, я имел рейсы и в Башкирию, но за Уфу у меня совесть чиста. Все мои возможные потомки разбросаны много южнее. Уж ты поверь старому Соломону на слово. А как тебя звать?

– Вовик, можно Дилижанс, – Вовикина усталость пропала сама собой.

Такой колоритный одесский говор он слыхал только в кино. Неужели и в жизни люди могут так говорить?

От Соломона не ускользнул эффект от его речи, и в глазах старого еврея сверкнула та самая чертовщинка, которая со времен Соломона вводила людей то в эаблуждение, то в гнев, то в восторг. Перед Дилижансом сидел человек, способный сказать речь хоть в Кремле, хоть в Белом доме, хоть перед Господом Богом.

– Так вот, господин Дилижанс, расскажу я тебе одну историю, которую ты, конечно, в силу ее знаменитости не мог не слышать (старик кокетничал). Но все твое преимущество перед другими будет состоять из того, что ты услышишь от очевидца. Похлопай своими лопухами для разминки, чтобы не пропустить ни единого слова. Ибо говорить два раза мне нет никакого резона, ты ведь не глупый.

– Ну.

– Значит, еду я по зною Каракумов и везу партию дерьмовой армянской обуви. Из графика не выхожу, кушаю тушенку, пью «Саяны», курю «Родопи», и все у меня хорошо, даже великолепно. Я знаю, что через триста верст меня будет ждать женщина, которая одинока так же, как и я, к которой я заезжаю раз в году, но той благодати, которую я привожу в себе, ей хватает до будущего моего визита. В общем, полный амур. Вдруг вижу впереди себя такую автомобильную идиллию, что, честное слово, у меня от смеха слеза выкатилась. Стоит на дороге один военный КамАЗ, груженный чем-то совершенно секретным, вокруг штук десять черных «Волг» и «чаек», и целые толпы в военном и штатском бегают вокруг КамАЗа и всем своим видом показывают, что они в панике и вся их жизнь и карьера висит на волоске. Я по тормозам и спрашиваю: «Что скажете, отважные спартанцы, может быть, я смогу вас чем-нибудь утешить?» А они мне: «Товарищ, везем срочный ответственный груз, и у нас полетела помпа. Нет ли у тебя запасной?» – «Как же нет, – говорю. – Не будь я прямым наследником Дюка, если бы я выезжал на трассу без запасной помпы». Они мне: «Дай». А я им: «Дай в Москве хреном подавился». Они: «Продай!» Я: «Сто тысяч на бочку, помпа ваша». Они мне: «Товарищ, где ваша сознательность? – А сами в сторонку: – У, жид проклятый!» Я им: «Не хотите, как хотите, я поехал». А они: «Сто рублей». – «Нет». – «Двести». – «Нет». – «Пятьсот». – «Нет». – «Тысяча». – «И еще соляркой заправите». Вот так вот, мой дражайший Омнибус, я заработал тысячу рублей.

– Дилижанс.

– Ах да, пардон. Ну, давай вылезай. Там, кажется, ворота открыли. Дернем машины, и опять приходи.

Так за разговорами пролетела вся ночь. Старый Соломон знал кучу разных историй, у него был не по годам острый ум и не менее острый язык. К утру они погрузились и поехали каждый в свою сторону.

С тех пор прошло много лет. Вовик уже не считал себя салагой, хотя по привычке при знакомстве назывался: «Вовик, можно Дилижанс».

Как-то раз он вез телевизоры в Каракалпакию, и вдруг в пути начала греться вода в радиаторе. «Что-то с помпой», – подумал Дилижанс и решил дотянуть до придорожного домика, стоявшего километра за два впереди. Вовик тормознул, поднял кабину, и... так и есть, сальник помпы полетел. Дилижанс заглушил мотор и в расстроенных чувствах пошел к дому. Седенькая старушка вышла на крыльцо, поправила накрахмаленную косыночку и вдруг как выдаст:

– Что случилось, браток, может, чем подсобить?

– Так это, стало быть, помпа полетела...

– Корпус целый?

– Ага, сальник крякнул.

– Снимай свою, у меня есть на замену.

– А сколько это будет...

– Да нисколько. Это у моего мужа хобби было такое. Как поселился здесь, так и начал по мелочи ремонтировать агрегатики да вашему брату на замену отдавать. Он ведь раньше тоже шоферил, все угомониться не мог. Царство ему небесное, с год как помер. Ну а мне с этим барахлом что делать? Вот я и начала тоже, значит...

– Бабусь, а как звали его?

– Да Соломон. Вот ведь жид пархатый, а душа как у Иисуса. За что я его и любила и ждала.