Эпоха снов

Хикки сидел неподвижно в кресле, уставившись на экранную панель, что занимала почти всю стену. По экрану скользили красочные пятна. Они разбегались, словно цветные тараканы, сталкивались между собой, перетекали друг в друга; то хаотично мельтешили, то расползались. На глазах мужчины – оптика, напоминающая детские очки для ныряния.

Все началось с обычного письма, замигавшего в электронном ящике. Хикки решил, что спам, но все же кликнул по нему. Совершенно фантастический короткий текст: «Корпорация по созданию виртуальной жизни приглашает добровольцев для тестирования нового программного продукта». Ответил. Скорее из любопытства.

Вскоре хикки оказался на месте. Он представлял, что увидит гигантские ангары, в которых проводят секретные испытания, воображал, как кругом снуют роботы-андроиды, а запальчивые люди в белых халатах спорят между собой, доказывая друг другу безумные научные теории, после чего возвращаются к моделированию виртуальной вечности.

Реальность предстала более плоской. Его приняли в обыкновенном офисном здании. Сотрудники корпорации проверяли потенциального испытуемого, в основном прогоняя по психологическим тестам. Убедившись, что хикки здоров, на следующий день в его квартире разместили панель с огромным экраном, выдали оптику и инсталлировали необходимые программы.

Первые ощущения затянули сразу: все пространство вокруг мгновенно выключилось, как если бы выдернули шнур из розетки, которая питала обстановку, поддерживала не то реальную жизнь, не то искусственный мираж, казавшийся самой жизнью. Старый стол, допотопный, разваливающийся компьютер, сервант, стены квартиры, многоэтажный дом и вся планета исчезли. И сам хикки перестал существовать. Словно прервался в одном месте, чтобы продолжиться в Виртуме – той самой модели жизни, которую предстояло воплотить.

Поначалу хикки растерялся. Его вытолкнуло в дикие места. Остался наедине с чащобой. В изумлении мужчина обнаружил, что обоняние прекрасно «ловит» окружающую среду: запахи смешанного леса, смолы. Даже воздух прекрасно ощущался – влажный, как будто только осела роса. Чуть погодя вспомнил, что может трансформировать местность, либо менять ситуации. Хикки сосредоточился и пожелал найти выход в населенный пункт. Вскоре он приметил тропу.

…А после азарт схватил своей горячей лапой и уже не отпускал: хикки рисовал картинки и условия, прописывал сценарий – строил дом, заводил друзей и подруг, путешествовал. Он совершал долгие прогулки под водой: здесь ему не нужен кислород, чтобы дышать, не говоря уже о способности видеть на глубине. Ему нравилось бродить по дну, следить за каракатицами, скатами и дельфинами, отыскивать затонувшие судна. Фантазии, связанные с океаном, стали самыми любимыми. Хикки обходился без спутников. Одиночество не довлело над ним.

Недостаток программы вычислили с первого же запуска: человек не мог вернуться сам. Запущенный сон оказался настолько осязаемым, что хикки забывал о жизни реальной. Он не ощущал времени.

Ученые из корпорации, осознав ошибку, вносили поправки в программу. Пару недель хикки ждал нового продукта. Грезил, даже прикидывал, какие пейзажи, декорации создаст еще, где побывает. Выстраиваемый его мечтательной натурой, иллюзорный мир привлекал. Никакая компьютерная игра не могла сравниться с Виртумом, где он чувствовал себя свободным.

Нечто подобное он ощутил лишь раз в жизни, когда поймал на мгновение призрак счастья, выйдя на улицу в последний учебный день в школе: бесконечное жаркое лето впереди, купания на речке, футбол, кино допоздна, приключенческие книжки и никакой зубрежки. Простое воспоминание осело в голове, в нем отражалось ожидание лучшего.

*  *  *

…«Хикки, хикикомори» – дразнила его Кристина. Будучи поклонницей аниме, девушка очень любила использовать модные словечки. Дима не думал, что прозвище, которым она подначивала его, быстро укоренится. Даже некоторые друзья все чаще обращались к нему «хикки». Родное имя затерлось, стало несущественным, каким-то излишним. Как будто перестаешь быть собой.

От хикикомори – человека, находящегося на содержании родных и избегающего общества, пренебрегающего жизнью вне своей комнаты – Дима все же отличался: он не сидел ни у кого на шее, правда, работу искал такую, чтобы ее можно было делать, не покидая квартиры. Зарабатывал крохи, и в целом находил ценность денег преувеличенной.

«Ты никогда не бываешь на улице? Как хикикомори? А как же друзья? Семья, может?» – интересовалась Кристина при знакомстве. В квартиру хикки она попала из любви к русскому року. Их свел общий друг, который соблазнил Кристину «настоящим андеграундным квартирником у крутого музыканта».

«Конечно, бываю. На концерты дочки хожу, она играет на фортепиано… в магазин иногда».

«Но очень редко. И ты не гуляешь просто так? Не ходишь в кино или на концерты любимых групп? Не встречаешься с друзьями?» – допытывалась она.

«Зачем? Друзья сами приходят. Я не закрываю дверь…»

«А музыка? Ты не выступаешь?»

Хикки пожимал плечами. Он любил играть для друзей. В своей квартире. Сцена не привлекала его.

О прошлом он умолчал. Кристина не напирала. Дима ей нравился. Она видела в нем затворника и протестанта.

Хикки одолевали неприятные воспоминания, когда Кристина расспрашивала. Он и рад бы не рассказывать, но, в конце концов, с живым человеком рядом делишься всем живым в себе, пусть и по крупицам, даже если это боль – несвежая, но отмеченная внутри, будто ожог.

Музыкальная группа Димы развалилась, когда жена ушла к другу, бас-гитаристу. Эмоции осели спустя время, и ему казалось, что не осталось и обломков, одна опустошенность. Его самого точно попытались вырезать из жизни, повредив ткань ее до крови. У хикки изменился взгляд. Темнота привлекала и отталкивала девушек, она сгущалась у его глаз, как будто хотела сожрать лицо.

Кристина не жила с ним. Но любила коротать время у хикки. Он работал усердно и много, хотя и без фанатизма; деньги не успевали залечь в карманах: внушительная их часть уходила на гашение кредита, который он брал, чтобы содержать звукозаписывающую студию. Мечта юности – записывать альбомы, помогать музыкантам, рухнула. Хикки не потянул аренду помещения, а записи приносили мало прибыли.

Выезжая с работы, Кристина звонила хикки, интересовалась, что купить. Вместе накрывали на стол. Пили пенное. Ходили за добавкой в ближайший ночной.

Хикки брал гитару и играл все, что она любила.

– Я хочу записать свои песни. Назову альбом «Эпоха снов». Ты напишешь музыку? – спросила она как-то.

Хикки кивнул:

– Но никогда не проси выступать с тобой. Я больше не играю в клубах. Только для друзей, дома.

Кристина понимала: жить с ним и пытаться его переделать – слишком искусственно, да и кому из них нужен самообман. К тому же, она не могла принять его образа жизни: дверь в квартире хикки действительно не запиралась – то забредут восторженно-простоватые ребята, с виду совсем студенты, временами наведывались неуклюжие бородатые дядьки с развевающимися волосами.

Пару раз заваливались застиранного вида девушки. Одних присутствие Кристины смущало, и они спешили ретироваться; те, что постарше, выпивали пугающе молча и так же безмолвно укладывались спать, заползши на диван и прибившись к стеночке. В последнем случае уходила уже Кристина.

*  *  *

– Хикки, послушай…

– Ты так и будешь обзывать меня? Смотри-ка, соседи не стучат, а уже ночь. Они как будто не слышат наших песен, мы все равно что умерли.

Он мрачно ухмыльнулся.

– Перестань, – впрочем, она не сердилась. – У тебя была мечта? Хотя бы тайная?

– А как ты сама думаешь?

*  *  *

Новая программа, написанная разработчиками, учитывала время, проведенное участником Виртума внутри системы. Теперь, в каком бы облике хикки ни передвигался по миру, где бы ни находился – он не забывал вернуться. Если хикки скитался в человеческом облике – у него всегда были наручные часы. Если же мужчина прибегал к метаморфозам и становился животным или птицей, часы попадались ему в разных вариациях. Время следило за ним даже в небе. Виртум напоминал о возможности выхода. Когда лимит иссякал, хикки вырывался из придуманной жизни. Он бы и рад потеряться в своих мирах, стать метеоритным дождем или обратиться в вечный дуб, а потом снова в человека... Но он должен соблюдать правила.

После тестов корпорация планировала запустить Виртум в продажу. Хикки догадывался, что на «игрушку» наклеят солидный ценник. Иногда он задумывался, для чего они вообще создали программу… точнее, для кого. Осознавал и то, что оборудование унесут. Хикки откладывал деньги, сколько мог, на будущую покупку.

Кристина чувствовала перемены, происходящие в нем. Если раньше он редко выходил из дома, но все же радовался гостям, то сейчас погрузился в апатию, замкнулся.

– Может, найдешь другую работу? – она не рассчитывала на успех, и все равно заговорила об этом. – Я устала. По сути, я кормлю тебя за свой счет. А ты как зомби!

– Ты свободна. Делай все, что хочешь. – Он отхлебнул из кружки.

Кристина вспылила:

– Вот как?! Ну, хорошо!

Вызвала такси. Хикки не провожал, остался сидеть в кресле, мрачно потягивая напиток и бессмысленно глядя перед собой. Девушки приходили-уходили, устраивали быт, пытались повлиять на него так часто, что он научился не замечать их требований, желаний, огорчений, капризов, любви к нему.

Дверь захлопнулась, и он впервые вышел в коридор, чтобы повернуть замок. Нахлобучил оптику и потонул в счастливом забвении Виртума.

*  *  *

Через неделю Кристина вернулась. Она скучала по их вечерам, наполненным музыкой, а еще тревожилась за него. Хикки не ждал. Обрадовался. Как подросток, которого внезапно поцеловала та самая девочка.

Панель с экраном демонтировали, тесты завершились. Он рассеянно возвращался в настоящую жизнь.

– Дим, мы запишем «Эпоху снов»? – спросила она.

– Хорошо, будет тебе альбом.

Он хотел лишь снова погрузиться в Виртум. И не возвращаться больше.