В литературном кружке «Бойкое перо». Часть седьмая

Пожалуй, Виргиния права. Парни еще те актеры. Они недовольны тем, что девушки играют с ними в игры, но сами очень любят хорохориться. Помню, как Виргиния мне рассказывала, что запала на одного парня только из-за его плоского живота. А тот, оказывается, просто умел его хорошо втягивать. И еще один молодой человек, узнав, что Виргиния пишет курсач по этнографии, очень вдруг увлекся мифологией айнов.

– И еще я думаю, – сказала я, вспомнив о Максиме, – что у музы должна быть собственная голова на плечах. Восхищение восхищением, но даже гений – не идол, требующий бесконечных гекатомб.

Проснувшийся Лупанков искренне посочувствовал Савенко:

– Да, Жора, нелегко тебе будет найти свою Крупскую.

– Ну Базановскому тогда подавно, – буркнул бойкоперьевец. – Что-то я не слышал о девушках, которые бы статистикой интересовались.

Загорский не согласился, поспешив подбодрить своего небритого розовощекого протеже:

– Я знаю массу девушек, которые, выйдя замуж и сменив фамилию, поменяли все – веру, убеждения и даже гражданство. Как сказала Марианна Столярова: черного кобеля не отмоешь добела, а вот девушке стать блондинкой ничего не стоит.

Я вдруг поймала себя на мысли, что поэты и писатели – не девчонки-диспетчеры в курилке с синяками под глазами от вечного недосыпа, озабоченные исключительно покупкой новой сумочки или свинским поведением нового-старого кавалера. В груди разлилось какое-то радостное и томительное ожидание неизвестного чуда. И чудо не замедлило произойти.

8

В середине нашего пиршества неожиданно появился Архипелагов. На нем был узкий, продранный на локтях плащ, с которого потоками стекала вода. Его лицо, даже глаза, казались вымокшими. В скором времени под Архипелаговым образовалась маленькая лужа.

– Ба, ба! Какие люди! – закричал Загорский, как будто увидел человека, который принес ему миллионный выигрыш. – Г-н Архипелагов, какими судьбами!

– Да я вот как-то подзадержался, мы с адвокатом письмо составляли в суд, а потом у меня бумага закончилась, и я пошел в магазин. А магазин, оказывается, только до восьми вечера работает. Тогда я поехал в другой магазин, в Сипайлово. Мне сосед сказал, что он работает до одиннадцати вечера.

– Ну и как, работает?

– Нет, я так и не выяснил. Автобус по дороге сломался, а деньги за проезд так и не вернули и к тому же я потерял деньги, которые отложил на покупку бумаги. Мне пришлось назад пешком пойти.

Увидев меня, Архипелагов вежливо, но как-то неуверенно кивнул. Загорский подхватил его под локти и посадил рядом с собой.

– Располагайтесь, Василий, не стесняйтесь. Вы пришли очень кстати. У нас сегодня настоящий аншлаг, столько молодых ослепительных девушек. Одна из которых, оказывается, уже отлично знакома с вами. Вот, хотите почитать – распечатка статьи нашего уважаемого председателя Худабердыева. Ее мы будем обсуждать на следующем заседании. Берите пример. У вас ведь тоже есть статьи!

– Есть, – вздохнул Архипелагов. – У меня есть целый цикл статей, посвященных творчеству Фихте, Шопенгауэра и Сартра. Я три года состоял ученым секретарем общества Фихте. Но потом я поссорился с профессором Лубанковым, и он меня выгнал, даже ни копейки не заплатил, хотя мы договаривались, что за каждую статью мне будут платить по сто рублей.

Загорский покачал головой.

– Это вы зря, Василий, с отцом Мишеля поссорились. Он известный профессор, доктор наук.

Засыпающий на ходу молодой человек, тем не менее, не забывший скромно ужинать салатом из редиса с белокочанной капустой, даже не поднял головы.

– Фамилия моего отца Лупанков, а Лубанков – совсем другой профессор, философ. Говорят, он уже в третий раз женился, причем на своей бывшей студентке. А недавно был вообще позорный случай, когда Лубанков зачем-то начал группе рассказывать о своих гениталиях, а после того, как студенты выразили недовольство темой лекции, вызвал всю группу на дуэль.

Загорский, казалось, никак не мог успокоиться.

– Василий, может быть вам взять чего-нибудь? Я угощаю.

Архипелагов задумался, переместив свой взгляд на богатый поднос Нурмана.

– Я бы от пирожка какого-нибудь не отказался, – сказал наконец Архипелагов.

– Давайте я вам возьму пирожок и еще бокал пива за компанию, – сказал Загорский.

…В самом конце нашего пребывания под сводами гостеприимного кафе Жора Савенко вдруг деятельно принялся меня отговаривать от посещения жилища Архипелагова (при этом, нимало не смущаясь присутствием последнего; впрочем, кажется, Василий был туговат на ухо):

– Не ходите туда. Архипелагов настоящий мракобес и реакционер! – У него все книги черносотенного содержания, ни одного прогрессивно мыслящего философа. К тому же, там, знаете, грязно, антисанитария, сумасшедшие соседи. Лучше ко мне заходите с подругой. Кино посмотрим. Вы давно в кино, наверное, не были. У меня большой выбор фильмов и музыки. А за окном – потрясающий вид на пролетарские кварталы города Черниковска.

По-видимому, наговорившись всласть с Эльзой, Загорский, совершив замысловатый пируэт, встал за моей спиной.

– Ого, тут, я погляжу, Жора времени даром не теряет?

Жора пронзил Загорского злобным, тонким, как швейная игла, взглядом.

– А что это вы, господин Загорский, сюда прибежали? У нас тут своя компания, у вас своя. Давайте соблюдать стратегический паритет.

– А куда опять Базановский убежал? – спросил вдруг проснувшийся Лупанков.

– Зажил половой жизнью, вот и убежал, – заметил Жора. – Вот раньше что за чудо гарный хлопец был, по бабам не бегал, только по библиотекам и кладбищам. А теперь – испортился. Я, как президент черниковской республики, считаю нужным выразить строгое порицание человеку, отрывающемуся от коллектива.

– Предал, предал наш союз коллективистов! – сказал Лупанков. – Смерть изменнику социалистической родины. Расстрелять как бешенного пса. Столбы повалены, заборы поваляться легче. Уфа – не оазис, а место классовой борьбы. Поскорее забыть проклятую фамилию. Осиновый кол на его могилу!

– Что за еще союз такой? – спросила Виргиния.

– Кто-нибудь мне расскажет, наконец, про эту таинственную «черниковскую республику?» – сочла нужным добавить я.

Жора посмотрел на нас немигающим взглядом.

– Союз настоящий людей, противостоящих капиталистическому распаду общества на отдельные злобные индивидуумы. А Черниковская республика – это территория пока ограниченная стенами моей квартиры на Первомайской. Но скоро придет время, и красный стяг взовьется над башней Восьмиэтажки, призывая угнетенные массы уфимских обывателей сбросить ярмо буржуйской власти.

– А он вообще, чем занимается ваш Базановский? – спросила я.

Жора поморщился.

– Да что вы все Базановский да Базановский. Вы же если с ним познакомитесь, жизни рады не будете. Это же ходячее недоразумение. Он вас постоянно статистикой будет пичкать. Вот вам интересно, какое место занимала Россия по потреблению мыла в 1913 году? Нет? Мне тоже не интересно, потому что последнее. Или предпоследнее, перед Монголией. Или, вот, представьте: новый год, все с похмелья, а этот подсаживается и говорит: «э… а ты в курсе, что население Уфы в 1920 году сократилось по сравнению с 1917 почти на 100 тыс. человек?»

И тут раздалось уже мне знакомое пыхтение. Появился Базановский.