И бумажные одноразовые стаканчики мечтают о вечности

Уж они влекли куда-то торопыгу, того и гляди могут втянуть в авантюру, наверняка. Что взять со стаканчика? Хрупок, слабосилен мышцей, в меру округл, а ему всё нипочём – пошёл мять свои бока бумажные о жёсткий лужённый снег. С неделю, как не падал прошлогодний… фу ты, не бывало давненько снежных завитушек. Забылась природа. А тут, стало быть, стаканчик и сорвался с места. Прислуживал совсем недавно кофемашине – лакействовал, как, впрочем, и его тоскливые сотоварищи. Но он нет: не придавался хандре, унынию без просветов, его другие узоры жизни влекли. Вот однажды и выдался случай. Вырвался чудом, катаясь меж стульев и столов бара. А тут ещё чей-то и ботинок подсобил, придавая молниеносную скорость. И так и прошмыгнул через двери – на волю… а там…

Над головой его бумажной, пока он катился, кружились, словно на карусели, руки-крюки деревьев в белой бахроме. Небо-синь же на месте стояло, но в то же время тоже нарезало круги, будто находилось в пьяном угаре. Прыгали из стороны в сторону электропровода как шальные, идущие с дылд-столбов. Ступали величаво и одновременно бесшумно, шли в одну сторону дома-великаны. И ровненько шагали, как солдаты в строю. Стаканчик, поди, как колобок, таки мчался и перекатывался дальше по улицам зимнего городка. Неожиданно ему навстречу попадается человечек с огромным баулом… чемоданом на спине, так сказать, с едой от Яндекса. Кушанье так себе, от господ знатных. Сам же, будто тишайшего характера, человечек, сутулившийся от сей тяжести, брёл себе да брёл, не обращая ни на кого внимания. А тут вдруг его глазки-семечки полоснули блеском на спешащего, бог знает куда, стаканчика.

– Эй! Придержи коней! Куда так несёшься? – проорал что есть силы человек с едой от Яндекса, несмотря на то, что стаканчик находился в двух шагах от него.

– Не твоё дело! Куда надо – туда и несусь! – ответил бойко бумажный бегун.

– Ишь ты какой! С норовом!

– Какой есть!

Человек-яндекс остановился. Снял со спины свой жёлтый баул, похожий на огромный куб, и опустил его на землю, сам же присел, согнув ноги в коленях. При сём глядел он с явной хитринкой на стаканчик, будто что-то замыслил недоброе. Червячки в нём закопошились… Стаканчик замедлил свой бег, любознательность взыграла: как же, сам человек перед ним на корточки присел… снизошёл как бы. И принялся он кружиться да ёрзать вокруг мужика с баулом.

– Слушай! А не хочешь погреться, отдохнуть в моей… э-э, сумке. Там теплынь какая надо. И достаточно сухо. А ты тут по снегу, по морозцу, бедняга, скачешь. Для чего терпеть подобные неудобства, дискомфорт, – заскользили его приторно-медовые слова.

Стаканчик, недолго думая, ответил сразу, как по барабану отбил дробь.

– Ха! Нашёл дурака! Я тебе что?.. Дырявый дуршлаг? – срезал он, и тут же снова заскользил по снегу… бочонком, то ли колесом – и как можно подальше от ненормального, очевидно, человека. Как же – такие глупости предлагает.

Как раз горка небольшая, с наледью, поблизости блеснула словно шёлк, и он с неё и скатился: со свистом, с привычной ему разудалостью. Более в нём, в этом сорванце бумажном, пробудилось игривости и какой-то невиданной ошалелости, что ли. И упёртой самонадеянности лишка, а, значится, не напрасно… ох, как не напрасно вырвался он на простор свободный. Вот же где жизнь-то била ключом, салютом новогодним, а не в том кафе-баре, где он ранее пребывал, в табачном дыму средь толпы, жаждущей набить свои желудочные мешки.

Здесь всё иное: бодрый полноценный пузатень-день так и прыскал живыми красками. Небесное огнище, висящее будто в одной точке, молчало: соблюдало призор… за теми, кто внизу; да службу свою несёт всегда верно. Если быть беде, на то солнечные мечи-лучи имеются… Но вряд ли дойдёт. На часах не та минута дрожала. И сейчас не та. А зима же, схожая с гипсовым слепком облаков и вообще похожая на всё стадо облаков, продирала морозцем не на шутку. Щипала что может щипать. Из рта, гуляющих туда-сюда пешеходов, пар шёл; руки упрятаны глубоко в карманах – поди, как футляры они в своих одежонках. И от скованности шевельнуться лишний раз трудно было, да и лень. Малец мимо пробегал в лохматой шапке – зверёк какой, что ли. Кинул в блескучий сугроб что-то – и дальше сиганул. Через несколько секунд бабахнуло. Бомбочка! Наш одноразовый и бумажный аж подпрыгнул от сего сюрприза, но после затрясся весь от хохота, что его обуял.

– Так-с! Отход промышленного производства! А ну-ка, шагай живо сюда! – вдруг заскрипела у пешеходной дорожки урна, набитая, почитай, доверху сигаретными бычками, фантиками от конфет и прочим омерзительным мусором. Урна – та ещё фифа! С мозгами из листового металла.

– И чего надо? – с нотками нахальства проговорил бумажный стаканчик. Он от воздействия вольного воздуха будто выпрямился в высоту, почувствовал в себе некую важность бытия. И как тут не понаглеть, разгибая пальцы веером.

– Ишь, какой острястый на язычок! Ты вот что… чего здесь шляешься? Ты где должен быть? Мусорная мелюзга.

– И где? Любопытно бы узнать.

– Ты смотри-ка! Ещё идиота из себя строит, – ворчала хрипло урна. – Ты видишь, у меня над головой особое место для таких, как ты. Специально для вас изобрели учёные… голову веками ломали. А что нужно перво-наперво для развивающейся цивилизации? Вот именно. Порядок. Наипервейшая задача. Так сказать, альфа и омега. Краеугольный камень. Вот для этого меня сюда и назначили. Чтоб тут ни соринки, вообще ни-ни. А ты тут, сопля бумажная, шляешься как по проспекту. Променадик устраиваешь. Непорядок! Одним словом, прыгай-ка ко мне наверх! Немедленно!

– Ага! Щас! Разбежался! – и вновь заколесил по дорожке стаканчик, оставив урну далеко позади.

– Ну, народ пошёл! Никакого воспитания, – вовсю принялась ворчать ему вслед урна. Бурчала, хрипела от негодования. И затряслась она вся от переизбытка неприятных эмоций, а меж тем из её верхушки посыпались… как бы ненамеренно, всякие рваные кулёчки, грязные салфетки, пустые пачки из-под сигарет, одноразовые медицинские маски, перчатки. Но урна уж и не обращала на подобные мелочишки никакого внимания. Ветер-бродяга, мимо проходящий, всенепременно унесёт куда подальше это безобразие.

А что там наш свободолюбивый беглец? Колесил по-прежнему. Через бордюры, изловчившись по-хитрому, как-то перепрыгивал. На рядки ёлок с улыбкой любовался, вымахавших так, что до макушки их никакой лестницей не достать. Модницы те ещё; как в песенке – «…в треугольных платьях», а поверху белые шубки с серебью. Важничали! Носики задрали. Они же на аллее, поди, как на подиуме, на показе мод – позёрствовали, с должным умением. К прочему: не подберёшься к ним поближе – иголки! Верная защита от супостатов. У стаканчика того и желания нет с ними якшаться. Вот ещё. И на скамейку с чугунными завитками по бокам тоже нет смысла залезать, да и высока больно…

«О-го-го! Сколько же сизых голубей налетело?» – удивился бумажный бредун. Будто созвали неведомой дудкой какой. Голосили и ворковали, требовали… и чего? И ходили в этом гомоне голуби друг за дружкой, паровозиком. Семян ли подсолнечных, тыквенных дать? Да нет таковых. Все жадничали маленько: те, кто проходил мимо. Голуби и возле стаканчика прошлись царскими шажочками, выпятив грудки. А осмелев, и вовсе принялись его поклёвывать. Ему же от такой щекотки… Впрочем, чего стоять, покатил дальше топтать снежок. Голубиное веселья – это будет впрок. И долго ещё он крутился бочонком. Мимо школьного двора проскользнул; музыка стрекотала, чихала из уличной колонки, и полоски цветных огоньков свисали с окошек – моргали чего-то. Старик в красной шапке, рисованный, на школьной двери – и даже не противно улыбкой играл. Щёки надул зачем-то. На футбольном поле… на футбольном же поле? Двое пацанят сцепились, валяясь в снегу. Вот-вот друг другу носы расквасят. Ага! Они же смеялись… И далее покатил одноразовый бумажный стаканчик. Незачем здесь задерживаться. Выскочил он спешно… вот же окаянная торопливость, на проезжую часть. Проносились мимо огромные дикобразы, драконы, тираннозавры, тигры, пантеры… А что? Очень же похожи на таких зверушек автомобили, и рычат они точь-в-точь как они. Сами по себе хозяева мира, хотя и железные.

И принялся пересекать дорогу бумажный стаканчик. И побежал себе, и без всякой на то оглядки. Уж храбрости, видно, избыток. Но что ему?.. Вот и пёр, не видя никакой опасности со стороны рычащих «зверушек». Пролетел под днищем одной автомобили. Другую, на него летящую, тоже избежал. И вдруг на него всем телом, тенью, огромным колесом ложился грузовик. И ведь наедет, раздавит в приличную лепёшку. И никакие умения не спасут. Но… это с чего вдруг… Грузовик дал по тормозам. Показалось что-то водителю грузовой машины. Скорее всего, бумажный, одноразовый стаканчик, к которому и жалости быть никакой не может, принял за что-то иное. Так или иначе, огромная «железная туша» остановилась в нескольких сантиметрах от стаканчика. Стаканчик постоял пару секунд как бронзовый монумент, затем, переведя дух, дальше заколесил. Но напоследок жахнул словами и весьма громко, будто важное объявление зачитал:

– Я, что, вам – колобок? Я тоже хочу жить вечно!