Получается, сны вечно хранятся в нашей памяти. Но вот что интересно... ведь когда я смотрю повторно какой-то сон, сам я уже не такой, каким был тогда, когда сон приснился. Особенно это касается снов детских. Сначала мне повторно приснился один сон из совсем раннего детства, где меня пытается схватить Человек-Кобра, и один из семилетнего возраста...
Мама и папа подходят ко мне, папа говорит, улыбаясь: "Малютка, знаешь, мы с мамой для тебя кое-что приготовили. Пойдем с нами". Мы завернули за какой-то угол и попали в темноту. Папа посветил фонариком, луч уперся в обитую жестью дверь, на которой висел новенький замок. С торжественным видом папа достал ключ и вручил его мне: "Что же ты медлишь, открывай! Это твоя дверь, твой замок, и твой ключ". Мне стало как-то не по себе, одновременно и страшно и приятно. Я чувствовал, что мне оказано большое доверие и боялся его не оправдать. Я открыл замок и осторожно приоткрыл дверь. Папа дал мне фонарик и я направил его в проем. Там были только уходящие вниз ступени. "Пойдем же, – сказал папа. – У нас сегодня еще много дел". Мы стали спускаться вниз, я впереди. Лестница была короткой, и мы оказались в каком-то обширном помещении, пустом, судя по раздававшемуся от наших шагов эху. Папа нашарил на стене выключатель, щелкнул им и в ярком электрическом свете я увидел свою Детскую. Ровный бетонный пол, бетонные стены и на огромных бетонных постаментах – игрушки. Каждая игрушка была в несколько раз больше меня, да и постаменты были немаленькие – в полтора моих роста, так что я с трудом мог бы дотянуться до края. Там были разные игрушки, всего десятка полтора. Все они казались сделанными из дерева. Помню, там была лошадка, был слоник, стоящий на задних лапах бегемотик, какая-то карусель. Я смотрел на них снизу вверх, совершенно ошарашенный. "Мы с мамой подумали – ты уже большой и самостоятельный мальчик, тебе нужно больше свободы и уединения для игр. Теперь у тебя есть своя собственная территория, где ты – полноправный хозяин. Ты можешь приглашать сюда друзей, можете играть вместе. У тебя есть свой ключ, и ты можешь закрывать свою детскую, тогда никто не сможет туда попасть, даже мы. Обрати внимание на игрушки! (Тут лицо папы приобрело многозначительный и немного хитрый вид.) Таких игрушек у других детей нет, это мы с мамой постарались. Видишь, какие они большие? Это тебе на вырост. Кстати, они крепко привинчены к постаментам, так что можешь не бояться, что они упадут и сломаются, играй спокойно. Они будут приглядывать за тобой, и если что не так, сразу же сообщат нам. Так что это не просто игрушки, это твои друзья и защитники". Я молчал. Возвышающийся надо мной слоник пристально уставился на меня своими неподвижными нарисованными глазами, и под этим взглядом я чувствовал себя маленьким и беспомощным. "Что же ты молчишь? – вступила в разговор мама, до этого бывшая как бы сторонним наблюдателем. Голос ее дрожал от обиды и с трудом сдерживаемых эмоций. "Ты чем-то недоволен? Может тебе еще что-то нужно? Мы и так столько сил потратили, чтобы все это для тебя сделать!" Она негодующе посмотрела на меня, и обратилась к папе: "Я же говорила, что он наших стараний не оценит. У него никаких чувств, никакой благодарности к матери нет!" Папа покачал вверх-вниз помрачневшим лицом и сказал: "Ладно. Пусть он тут посидит и подумает. А мы пока пойдем. Сынок, помни только, что игрушки все-все нам расскажут, так что веди себя как нормальный человек". Папа протянул руку и я вложил в нее недавно полученный ключ. "Если перегорит лампочка, стучи в дверь, мы услышим". Родители поднялись по лестнице, дверь за ними захлопнулась, и я услышал клацанье закрываемого замка. Я чувствовал глубокий стыд. Родители сделали мне такой подарок, а я не смог оценить его по достоинству. Может быть, я еще слишком мал? Наверное, такими игрушками играют взрослые. Особенно неудобно мне было перед папой, я чувствовал, что всю основную работу выполнил он. Сколько труда было потрачено, чтобы пол сделать таким ровным и гладким? Стены тоже были идеально ровно отштукатурены, правда, не покрашены. В дальнем конце зала в стену была вделана металлическая дверца.
Я устал стоять, а так как сесть было не на что, я присел на корточки возле постамента с Бегемотиком и прислонился к нему спиной. Вдруг меня ослепила вспышка, а все тело дернуло как от удара током. Впрочем, это и был электрический ток. Я упал на пол и почувствовал, что мое сознание гаснет. Когда мир вокруг немного прояснился, я увидел вверху нависшую надо мной фигуру Бегемотика. "Не смей прислоняться к моему постаменту!" – грозно сказала игрушка – "Тебе сказали – играй нормально, а ты что делаешь?" От ужаса я не мог вымолвить ни слова. Зал наполнился скрипом – любопытные игрушки начали разворачиваться на своих постаментах, чтобы лучше видеть происходящее. Это удавалось им с трудом, ведь они были зафиксированы очень жестко... Я вскочил и бросился наверх. Я стучал в дверь, громко звал на помощь родителей и плакал, но с той стороны все было тихо. Наверное, родители были очень заняты... Я боялся смотреть назад и вниз, где, как приколотые булавкой к одному месту насекомые, копошились страшные деревянные игрушки. Я устал стучать в дверь и кричать, а только плакал, закрыв глаза. Меня переполняла обида и ненависть. Вдруг дверь открылась. На пороге стоял плюшевый Мишка, которого на прошлый Новый год мне подарил Дед Мороз. Мишка помог мне подняться, а затем вложил в мою руку большой холодный ключ. Мы вышли, и я дрожащими руками закрыл дверь, а ключ сунул в карман. "Просыпайся!" – сказал Мишка и плюшевой лапкой тронул мой лоб...
Сны шли как телепередачи, один за другим. Были скучные, были грустные, веселые, умные и глупые. Но именно сон с Бегемотиком запал мне в душу более всего. Почему-то у меня появилось ощущение, что предстоит еще одна встреча с этими игрушками...
Потом температура резко спала и я начал по-настоящему выздоравливать. Я много читал. Узел Счастья дала мне учебник своего языка, и я под ее руководством освоил падежную систему и времена глаголов. Больше всего меня смущала возможность глаголов склоняться по падежам... Оказалось, что странная рукопись написана на старомонгольском языке. У.С. обещала помочь с переводом, и я отдал пергаменты ей, сам же продолжил чтение дедовских дневников:
Весной из лагеря совершило побег несколько заключенных. Это были убежденные противники новой власти, поэтому не удивительно, что они не просто растворились в горах, а начали мутить народ. К ним примкнуло еще несколько обманутых ими чабанов. Они раздобыли оружие и стали нападать на государственные хозяйства, угонять скот, грабить магазины. Стало известно, что часть местного населения сочувствует им и оказывает поддержку. В этот район была направлена наделенная чрезвычайными полномочиями комиссия. Отправили туда и меня. Район был глухой, высокогорный, неподалеку сходились границы разных государств, поэтому туда вот уже лет тридцать стекались всякие антиправительственные элементы. Никто из исследователей там вообще не бывал. Районный центр начали строить только в прошлом году, так что жители до сих пор были рассеяны по своим юртам. В дома они переселяться не хотели. Если их начинали прижимать – откочевывали за границу. Люди здесь еще не верили в электричество, разводили косматых яков и поклонялись духу Серебряной Горы. В общем, трудный район. Закончилась пригодная для автотранспорта дорога, и мы пересели на лошадей. Через сутки утомительного пути мы прибыли в поселок Устье Реки. Два десятка новеньких жилых домов, следственный изолятор ("черный дом", как называли его местные), больничный домик, здание администрации – вот и весь районный центр. На следующий день были произведены обыски у подозрительных элементов, нескольких человек задержали. Часть нашей группы отправилась за Заячий хребет, где, по слухам, у бандитов была ставка, а я с другой частью остался в поселке. Я увидел, что местные стражи порядка пытают задержанных и запретил им делать это. Я не был для них начальником, но они послушались. Потом мне принесли конфискованные у задержанных бумаги. Изымали у них все подряд. Мне принесли два букваря, словари, несколько старых газет, школьные тетради, буддистские сутры и старые тибетские гороскопы. Я так понял, что к хозяевам все это не вернется в любом случае... Вместе с моим помощником из местных я просмотрел изъятое. Мы составили опись. У довольно молодого парня, работавшего в больнице завхозом, были изъяты две рукописи на монгольском. Он попал в число подозреваемых, так как уже отбывал десятилетний срок, правда не по политическим мотивам, а просто за воровство. Поэтому его на следующий же день отпустили. (Я немного подивился – человека, осужденного за воровство, назначают завхозом!). Моих знаний старомонгольского хватило, чтобы понять – рукописи довольно интересны. Одна из них содержала религиозные толкования, другая представляла собой описание каких-то странствий.
Всю ночь мы пьянствовали – члены комиссии, местное руководство и постепенно прибывавшие родственники тех и других... Потом они начали петь развеселые песни, потом – тоскливые, потом начали вяло драться. Меня не трогали, и я отправился спать.
Почему-то мне кажется, что тут и берут свое начало мои злоключения, хотя их явные проявления начались позже, когда я вернулся в город. С одной стороны, мне очень неприятно вспоминать про эти события, с другой..."