Я думаю, что следующей своей фразой не сглажу или, как говорят, «накаркаю» себе, но на всякий случай (я не суеверный и мнительный субъект – я суеверный оптимист) сделаю так: «Тьфу, тьфу, тьфу». Я ведь лежал в больницах в своей жизни три раза: первый раз я попал туда в 5 лет – с мамой лежал; второй раз – в армии, лежал в госпитале; ну, а про третий – этот случай я сейчас описал.
И если причиной моего инсульта был сглаз, мне ничего не остается, как сказать, перефразируя по-своему другую поговорку: «Сглаз долой!».
И сейчас особенно хочу сказать приятное: я оказался в заботливых руках моей жены. Трудно переоценить, что и сколько она сделала для меня, чтобы я выздоровел. Начиная от кормления ложечкой, уколов и всего, всего… А она при этом успевала ходить на работу. Я смело могу считать: она ни одной минуты не считала, что болезнь у МЕНЯ, она считала болезнь – У НАС! (У слова «нас» двойное подчеркивание). Вообще, трудно быть там, где внешне все хорошо, все предельно вежливы и все прилично, но где тебя с трудом терпят. У меня с моими родными, близкими, друзьями и знакомыми, слава Богу, ни на секунду не было и, уверен, не будет такого. И еще: я испытываю неловкость перед своими детьми, что не смог более достойно их материально обеспечить. В оправдание не скажу, что время было такое. Понятно, когда был СССР – не богатство было главным. А вот на переломе эпох были такие (их были единицы), ко мне подходил один и сказал мне: «Я себе и своим детям старость обеспечил». А вот о воспитании нашем СССР-овском – может быть. Страх был в том числе перед свой совестью.
На другой день, как предложили в 13 больнице, мы вызвали участкового терапевта. На пороге нашей квартиры 28 ноября появился уже пожилой участковый терапевт. И с порога, чтобы не испачкать наши полы, попросил вынести ему выписку из больницы, и он, мол, сделает запись и распишется. Я сказал: на улице снег и мороз приличный и не надо бояться испачкать полы. И настоял, чтобы он подошел ко мне ради приличия и хотя бы измерил давление и послушал мои легкие. Он зашел, в темпе все то, что я просил, выполнил, потом сделал короткую запись в карточке, из которой я прочел только свою фамилию.
Настроение мое было подавленное. Я задумался и вспомнил один забавный репортаж по телевизору. Там рассказывали, как закрывали фельдшерский пункт в какой-то деревне. Какой-то мужчина, татарин, с большим акцентом говорил на русском. Он оправдывался, почему в их деревне закрывают фельдшерский пункт. Он четыре раза назвал Министерство здравоохранения. При этом он букву «З» не проговаривал и получалось «дравоохранение».
И я, тогда после посещения участкового врача, задумался: неужели наше здравоохранение превращается в «дравоохранение». А мы, люди, для медицины нашей превращаемся в непонятно что… Двенадцать дней на лечение в больнице. Участковый врач, который за минуту посещает больного и много других случаев, про которые рассказывают больные родственники и знакомые. Все это наталкивает на мысль, что с нашей медициной что-то нехорошее происходит. Я так считаю не потому, что с такой медициной столкнулся, а потому что уже слышал об этом от моих знакомых, и в прессе об этом пишут давно. Мы с вами тоже поразмышляем, я хочу подчеркнуть – поразмышляем, на эту тему.
Самое простое в этом – обвинять самих врачей. Хотя и у врачей своих «косяков» хватает. Наверное, дело зависело от тех людей, которые принимали и принимают по медицине решения. Они, конечно же, думают, что принимали и принимают самые правильные и судьбоносные решения. И этих людей даже сейчас навряд ли кто сможет переубедить, что их решения тогда были ошибочными. Но то, что этими людьми были совершены ошибки и просчеты в принятых решениях, мы уже знаем, и об этом уже говорили и говорят на самом высоком уровне. И не то чтобы я или мы хотим знать, кто были эти люди, то есть совершали эти грубейшие ошибки. Хотя это не помешало бы. Главное ответственность, которую они заслужили. Я написал: и не то, что мы хотим знать, кто эти люди. Иногда мы знаем, кто они, а конечный результат тот же. Например: мы знаем имя уважаемого человека, который в конце 1991 года жизнеутверждающе обещал «лечь поперек рельсов», если инициированные им экономические реформы приведут к повышению цен, более чем в три-четыре раза. 2 января 1992 года цены большинства товаров выросли в 26 раз. При этом в 1992 году реальные доходы населения упали до 44% от уровня 1991 года. Уровень инфляции 1992 года составил в РФ 2508,85% (Об этом знают многие, а вот мой использованный источник – https://ok.ru/sekretny/topic/69612880164293). У многих взрослых и нормальных российских людей набралось бы немало вопросов к этому человеку по не верным экономическим событиям того времени. Но я помню, как он ответил один раз какому-то журналисту. Его протяжное и громкое «….ш – т –о – о-о…» врезалось в память. Рассуждая про медицину последних лет в России, этот пример я привел сознательно. Во-первых, рассуждаю о мере ответственности за свои поступки и слова. И если слова ответственного человека пустой звук – и такой, построенный на лжи, фундамент строительства нового общества ничего не выдержит. Во-вторых, и это, наверное, главное что, как мне кажется, именно с этого года началось разрушение российской медицины. Объясню. Инфляция в России 1992 года в 2500 % тогда из всех отраслей не пощадила никого. Удержались на плаву и даже вырвались вперед только те, кто вовремя – а иногда даже с опережением – поднял цены на свои товары или услуги. Я имею в виду: при такой огромной инфляции того года руководители этих предприятий вовремя индексировали зарплату работников пропорционально инфляции. А кто не успел поднять цены на свой товар, или их товар и услуги, оказались в то время невостребованы, оказались аутсайдерами жизни той России. И также забытыми на дне той жизни оказались врачи, учителя, работники культуры, военные и другие профессии, которых сейчас называют бюджетниками, а также все сельское хозяйство. Я тоже тогда жил, мы с друзьями задумывались на эту тему. Мы почему-то думали, что это ненадолго, а со временем все вернется, и жизнь будет идти по-прежнему. Догадывались, что это обман, но какой-то оптический. И спросить у народа они постеснялись, что ли? (ирония).
Почему я все время говорю «жил в России тогда»? Да потому что вначале в СССР, потом в России проводили всякие экономические эксперименты, а результаты массово не обсуждались, хотя только что провозгласили гласность. Где-то за год до развала СССР, в 1990 году, на нашем предприятии мы перешли на аренду. Я тогда был начальником одного из цехов. Коллективы цехов взяли в аренду: свои площади, машины, оборудование. Все вплоть до инструмента. Затем, по результатам труда, каждый цех должен был платить арендную плату, куда входили, пропорционально, все налоги, содержание помещений машин и оборудования, содержание управления и вышестоящих организаций и создание резервного фонда предприятия. Оставшуюся часть выручки цех имел право сам распределять, в том числе на зарплату. Через полгода экономические показатели цехов выросли намного. Подросла в цехах, напрямую зависимая от выполненного объема работ, зарплата. Не выросла зарплата у работников управления. Понятно. По условиям арендных договоров цеха перечисляли управлению фиксированную плату (кстати, рассчитанную самим управлением). Руководству предприятия и всему управлению такое не нравилось – они уговаривали пересмотреть арендные договора. Цеха стояли на том, чтобы доработать до конца года, а потом решать. (Такое было почти по всей стране – я когда потом был на курсах, где были начальники цехов почти со всего СССР, у многих интересовался). Нужен был хороший анализ работы нашего предприятия на аренде. Но вскоре анализа аренды не потребовалось. Предприятие реформировалось – все цеха превращались в малые предприятия. А управление – в головное. И по стране про такой большой анализ работы промышленных и других предприятий в условиях аренды я не видел и не слышал. А я такой анализ, свой, провел и вот мои выводы: при определенной подготовке, работа в условиях аренды оборудования и других основных средств повышает производительность труда за счет реальных стимулов роста.
Теперь вновь вернемся в 1992 год. Я уже писал, что мы думали, что это ненадолго и не так серьезно, но когда в новой России уже с молотка пошли все, то есть «…и заводы, и пароходы и…» – стало понятно, что здесь уже по-взрослому все, и обман, хоть и скудоумный, но серьезный.
Почему я в целом вернулся к 1992 году. Потому что во многом из-за тех трудностей, про которые я перед этим написал, – то есть полный провал экономики, и невозможно было прокормить семьи – из своих профессий ушло много военных, учителей и врачей. Если говорить про врачей, то картина в этой отрасли была более мрачной с точки зрения государственной рациональности. Ведь для того чтобы выучиться полностью на врача, нужно было потратить шесть-семь, а то и восемь лет жизни, не считая государственных средств на обучение.
Да я тогда жил, и видел, кто в то время вдруг становился «челноками», то есть новыми работниками уличной и рыночной торговли, которые сами для себя ездили за товаром в другие города, а чаще и страны. Это были бывшие учителя, работники медицины, работники культуры и другие специалисты, кому не хватало на жизнь, а военные, ушедшие со службы, – шли в охрану. Для нашей страны это, как я думаю, одна из первых причин начала разрушения, развала, эрозии, порчи, уничтожения, подрыва (кому как нравится) советской медицины – а именно потеря части своих кадров. Конечно, забегая вперед, скажу: полного развала медицины не было, но, по моему мнению, урон был нанесен значительный.
А теперь позвольте мне совсем ненадолго и немного побыть конспирологом и спросить: кому этот развал во всем был нужен? Я не сторонник всяких конспирологических теорий. Кто-то скажет – это все совпадения. Но столько совпадений за столь короткий промежуток времени – это уже слишком.