Действительный залог. Часть девятнадцатая

Но в 90-м я гордился своей активностью. И как должное принял рукопожатие Бориса Николаевича, в свежий кабинет которого в Белом доме на Краснопресненской набережной меня завел Борис Хакимов. Тогда еще никому не приходило в голову шутить по поводу крепости ельцинского рукопожатия, как это произошло в эпоху его откровенного (поддерживаемого разного рода интересантами) пьянства и словоблудия его пресс-секретаря Ястржембского.

К концу второго срока я уже был уверен в несоответствии Бориса Николаевича занимаемому посту и в морозное зимнее утро, услышав по радио о его уходе, от радости потерял контроль над собой и пустил машину в сугроб на границе Московской и Ярославской областей. Вот так человек с органичным сильным характером и разработанным политическим чутьем убрал себя из народных кумиров. Не хватило креатива, культуры мысли, устойчивости к лести. А может он самоустранился, понимая, что мало что может изменить, не ощущая опоры?..

Вообще в ныне снесенной гостинице «Россия», где Виталик Наседкин жил в номере с видом на Спасскую башню, в котором раньше останавливался свердловский секретарь и будущий советский премьер Николай Рыжков, а совещания мы проводили в номере, куда со Ставрополья приезжал его будущий партийный шеф Михаил Горбачев, было много странного для провинциального журналиста. Буфеты, где можно было купить сосиски (!), телевизор, где по одному из каналов вдруг показывали порно.

Наблюдения за изнанкой политики были иногда поразительнее запретных прежде телекадров. Виталик спрашивает: какого ты мнения о юристе Валерии Зорькине, что-нибудь о нем слышал? Да, есть такой неплохой, я бы даже сказал – прогрессивный, автор, полковник милиции из какого-то милицейского вуза, кажется. Читал. Мысли четкие и здравые. А зачем тебе? Виталик отвечает, что его попросили собрать мнения о возможных кандидатах в Конституционный суд...

Или сидящий в полутемном номере перед редким тогда компьютером бывший советский собкор по Скандинавии, кажется с характерной фамилией Петров, который вел многие бумажные дела «ДемРоссии», а потом как-то предложил мне помочь ему с реализацией военного и прочего имущества Группы советских войск в Германии, которую оттуда как раз спешно выводили. И показал список на пяти, кажется, страницах через один интервал. Он думал, что мои журналистские знакомства в депутатском корпусе помогут выгодному делу...

В голову не приходило смешивать зарабатывание денег и политическую активность, впрочем, как и делать карьеру, используя возникающие знакомства. Спасибо новому времени, что просто позволяет что-нибудь придумывать! И в номере у Наседкина мы основали фонд политических и экономических реформ, который стал учредителем нового российского органа печати. Нового даже и не по независимости только, а по межрегиональному принципу.

Газета «Волга-Урал» была призвана вывести региональную прессу из-под пресса областных и республиканских начальников, информация о реальной жизни стержневой России должна была поступать от профессионалов-журналистов, нахлебавшихся у себя территориальной цензуры, не менее мощной, чем общегосударственная. То есть вообще вывезти прессу из-под власти, поскольку не оказывалось отвечающих на нее “секторов печати” партийных обкомов.

Газета завела собкоров в волжских и уральских областях и национальных республиках, а редакцию мы придумали укоренить в Уфе, где были нам знакомы все кадры. Впрочем, как выяснилось, журналистские кадры мы действительно знали, а вот в руководство поставили не тех... Я уже вплотную занимался «Русским курьером» и не особенно вникал в управление «Волгой-Уралом». Нет, каждый номер с интересом читал, тем более, что к хорошо мне знакомым Виктору Скворцову, Александру Касымову, моей жене Любови Цукановой прибавились неизвестные ранее самобытные и глубокие авторы, с некоторыми потом работал в «Российской газете», а Борис Бронштейн до сих пор держит марку, собкорствуя в «Новой газете». Но вот за орг.решениями и средствами, которые по идее мог контролировать фонд-учредитель, я не следил.

Нет, мы не стали медиа-магнатами ни с «Русским курьером», ни с «Волгой-Уралом», очевидно, это не входило в планы тех, кто допустил нас к противоборству с элитой партаппарата. Так сказать, подносчиками снарядов. Впрочем, и все последующие, уже и не наши, попытки создать независимые (от государства непосредственно или от него – через прикрепленных олигархов) медиа не увенчались успехом...

Мне придется многое пропускать, чтобы не повторять написанное о «Русском курьере» и Глезере ранее, если кому интересно – найдите очерк «Ветер, вей!». Здесь же я хочу рассказать больше о событиях, с ним не связанных, да и с журналистикой связанных не всегда. Должен лишь добавить, что не забывал и «Ленинец», поначалу часто передавал репортажи и туда, описывая происходящее в «Белом доме» и Кремле, куда ходил на заседания Верховного совета просто по редакционному пропуску. А «корочку» «Русского курьера» я как раз сам и организовал. Часто сидел на балконе и наблюдал решающие баталии, они бывали долгими, уставал, однажды едва не свалился, засыпая, с балкона на президиум. Хорошо запомнил первое появление российского флага: депутат Виктор Аксючиц достал его из портфеля и поставил на «парту» перед собой...

Продолжение следует…

Часть восемнадцатая

Часть семнадцатая