Историческим событием, прежде всего, были сами выборы народных депутатов СССР, первые в стране за семьдесят с гаком лет после выборов в Учредительное собрание относительно прямые и честные. По крайней мере, все хитрости власти были видны и все горячо и открыто обсуждались. Как и в 17-м, эти выборы привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали организаторы. Да и участники. Подтаявшая глыба Советов стронулась и растворилась.
Конечно, у себя в Уфе мы поддержали знакомого кандидата – Владимира Прокушева, корреспондента «Правды», из журналистской солидарности, из благодарности за участие в свержении Шакирова, из-за его сочувствия экологической борьбе. Виктор Радзиевский, его доверенное лицо, был рад нашей помощи, агитация в прямом смысле слова шла от дома к дому – встречи с избирателями наш кандидат зачастую проводил между домами, в скверах и на спортплощадках.
В том же уфимском округе шел еще один активный персонаж нового (обновившегося?) времени – верховный муфтий Талгат Таджутдин, наш с ним общий парикмахер Олег отзывался об ученом клиенте с уважением, подчеркивал, что тот в придачу к собственным детям усыновил еще нескольких. Кажется, в сумме получилось четырнадцать. По этому по всему я невольно ожидал от него какой-то несоветской нравственности. Впрочем, и в этом случае не следовало априори рассчитывать на честную игру его соратников, но я был наивен.
Поэтому искренне удивился, когда на встречу с нашим кандидатом в скверике рядом с моей бывшей школой № 107 вдруг вторглась колонна организованных мужиков в стилизованных одеждах, ее вожди оккупировали микрофон и начали спрашивать бедного Володю о жидо-масонском заговоре. Впервые увидел откровенные манипуляции сознанием со стороны и не коммунистических агитаторов. Видимо, это они нас с Виктором причислили к участникам заговора, и Радзиевский, бывший профессиональный метатель молота, чуть было их не размел. Хотя, конечно, какой-то умысел сверху (и не в самой «Правде») был, когда собкора из средней полосы перевели в сложную нацреспублику, откуда он довольно быстро подготовил зубодробительный материал.
Прокушеву, впрочем, мы это в вину не ставили, поскольку вранья у него не было. Поэтому и радовались так его безоговорочной победе на выборах, пусть он и в органе ЦК работает. Кстати, в той же газете трудился (в соседнем кабинете с моим общежитским другом Володей Кузьмищевым) и Егор Гайдар, потом – один из могильщиков советского коммунизма. И Юрий Афанасьев раньше в ЦК работал, а Александр Яковлев – вообще горбачевский серый кардинал, а именно они публично противостояли ортодоксальной реакции. Афанасьев – и на съезде народных депутатов. И в материале Прокушева, и в статьях Яковлева, и в выступлениях Афанасьева виделся хороший признак: на той стороне, властной, тоже идет брожение, поиск выхода для страны. Значит, свержение этой власти, а оно уже брезжило, особенно после отмены статьи Конституции, закрепляющей верховенство КПСС, значит переход к возможной демократии будет не кровавым, а как в Польше – после переговоров.
Но для этого нужно как-то структурировать протест. Выборы показали, что перемен хочет не только Виктор Цой и его фанаты, но и большинство – по крайней мере, в нескольких уфимских округах. Хотя не всегда эти перемены виделись теми же, какие видели глаза московских либералов. И мы решили не спускать в песок эту энергию, а на ее основе, на основе единого недовольства экологическим состоянием, как-то организоваться. И тут, по ленинской методе, газета «Ленинец» стала коллективным организатором.
Честно скажу, что копировал сознательно, чему есть свидетельство: стихотворение, опубликованное тогда и, слава богу, не понятое начальством. Хотя ясно же было сказано про здание рядом с мечетью и больницей. Это была свежепостроенная по общесоюзной модели обитель начальства – обкома КПСС и Совета министров. Через год у его ступеней собирались десятки тысяч человек, уже не маленькая стайка людей. А весну делала газета.
Ладно б это с уфимской соборной мечети
прилетел золотой петушок,
иль из первой уфимской столетней больницы
ну а вдруг посылало соседнее зданье
подавить этой песней душок пессимизма возвратной гриппозной погоды,
вот и пела фальшивя, спеша? Даже почки ещё ничего не хотели,
чуя сроков обманный призыв
в атмосфере прикрытья озонной прорехи
и бессилья исполнить прогноз, видя вязь энтропии ползущих колготок
в разбегании туч от грозы,
даже почки не пели подкожно на ветке,
Неумелое «чир-чир-чир-чир-фьють-фьить-фьюить»
с понижением тона — классней, от себя это шло, по закону иль свыше
продиктовано вспышкой лучей,
ей не важно, зато на груди её серой
перья стали под сердцем краснеть.
Ладно б пела, зачем же к себе подпускать нас?
Молча слушала стайка людей.
Сначала мы просто давали материалы об экологическом состоянии. Потом – о состоянии борьбы, потом – объявления о предстоящих акциях и отчеты о них, потом коллективные письма, потом – некую скромную программу, подписавшись под которой люди и общественные организации получали нашу поддержку. Она выражалась в том, что мы о ней объявляли (например, что данный кандидат в депутаты согласен с экологическими требованиями), к тому времени газета уже завоевала авторитет, который помогал заявить о себе активистам. Но потом вешать всю оргработу на комсомольскую газету стало явно неправильным – и мы решили как-то по-другому определиться.
По каким-то природоохранным каналам в Уфу приехал Свет Забелин, лидер Социально-экологического союза. И мы решили открыть в республике филиал этой общественной организации. На подавление инициативы был брошен идеологический секретарь обкома ВЛКСМ Альберт Мифтахов, умный, красноречивый и образованный. Несколько часов шли наши с ним прения в заинтересованной аудитории, филиал так и не стал активным деятелем, его, кажется, просто не зарегистрировали, объяснив, что все функции, которые эта общественная организация может исполнять, уже действуют в комсомоле или обществе охраны природы (они-то уж, думала власть, под нашим контролем!)...
И тут подоспела другая мысль. Поскольку от республики были выбраны по территориальным округам несколько незапланированных властью народных депутатов СССР, поддерживавших экологические протесты, вокруг них остался актив – их помощники, бесплатные активисты, которые общались между собой через границы избирательных округов. А почему бы из этого не сделать структуру, соединяющую депутатов разных уровней, постоянно передающую требования избирателей, их волнения и пожелания тем депутатам, которых они выбрали? Так мы придумали Башкирскую ассоциацию избирателей и депутатов, БАИД. Против нее оказалось труднее возражать, чем против СЭСа, поскольку в него вошли народные депутаты СССР. Прежде всего, Владимир Прокушев вместе со своим предвыборным штабом, а также и люди из регионов Башкирии.
Создателям БАИДа пришлось провести несколько часов в зале заседаний Президиума Верховного совета республики, доказывая, что мы имеем полное право требовать зарегистрировать новую республиканскую общественную организацию. Нашим орудием стал закон о подобных объединениях, принятый в СССР в 1932 году. И мы доказали, несмотря на явное нежелание председателя президиума Ф.В. Султанова, что цели и задачи БАИДа полностью соответствуют статьям закона! Нас зарегистрировали.