Во дворе лет пятнадцать назад стоял яблочный аромат. Яблони были везде. По осени дом наполнялся яблочным запахом – варили варенье, компоты, пекли пироги с яблоками.
В этом доме, на переулке Латыпова, жила моя бабушка Нажия. Частный сектор посреди города Стерлитамака – островок моего детства... Каждый год родители отправляли меня сюда на летние каникулы. Я – единственный ребенок в семье, моя двоюродная сестра тоже. С раннего детства мы дружим. Мама и папа Камиллы и ее бабушка жили в одном доме, и мы с сестрой проводили лето вместе.
Когда нам было по 5-7 лет, и мы с родителями приезжали погостить к бабушке. Для нас с сестрой фраза: «Ну все, девчонки, скажите друг другу «пока», нам пора уезжать» – была самой ненавистной. Мы забивались в угол кровати и единогласно принимали решение: надо реветь! Плакать громко и певуче, чтобы родители сжалились и не разлучали нас. Пусть что хотят, то и делают, но мы не можем снова расстаться на полгода! Родители смеялись, но стояли на своем, билеты-то куплены…
По дороге до автовокзала мы ехали, взявшись за руки.
– Я напишу тебе письмо сразу, как приеду, – говорила, хлюпая носом, я.
– Я напишу, как только домой приду, – всхлипывала сестра. Троллейбус останавливался на нужной остановке. И мы, измученные плачем, прощались. Мы с мамой садились в автобус, и я махала сестре рукой. Он отъезжал, и Камиллка снова начинала плакать. Я тоже.
Через неделю в почтовый ящик отпускалось письмо. Каждый раз оно было особенным – то в виде комикса, то с акварельными картинками. Мы писали их друг другу до тех пор, пока не появился Интернет.
Снова наступало лето, и я возвращалась в маленький городок.
У нашей бабушки были синие глаза. В них сочетались разные цвета. Таких глаз больше я не видела ни у кого. Она всегда была очень худой и носила цветастый платочек. Бабушка много рассказывала о своей жизни, о детях. В ее историях люди были лишены недостатков. Может быть, на пути ей всегда попадались хорошие люди?
Когда я снова оказывалась напротив серой калитки, то всегда ощущала прилив счастья. Бабушка выходила меня встречать и крепко-крепко обнимала. Ощущение нужности и защищенности… Всем нам необходимо место, где можно почувствовать себя любимым и долгожданным.
На стенах дома висели картины китайского художника. На одной – три изящные балерины, на другой – крупный улыбающийся младенец. Однажды я спросила бабушку: «Кто этот малыш?» Она решила надо мной подшутить и сказала: «Это твой папа, когда он был маленьким, мы пригласили художника, и он его нарисовал…» Я поражалась, как это художник мог так хорошо изобразить отца, ведь дети постоянно крутятся!
«Это был опытный художник, ему твой папа так понравился, что он несколько недель к нам приходил и делал свою работу…» – продолжала бабушка.
Над моей кроватью висела картина «Иван-царевич и Серый Волк». С нее на меня смотрели три персонажа сказки – Иван, его невеста и серый волк. Темная лесная чаща не сулила ничего хорошего и нагнетала тревогу. И мне так хотелось, чтобы ее повесили в другой угол.
Когда нам с сестрой было по двенадцать лет, по телевизору шел аргентинский сериал. Женщины в нем ходили в пышных кринолиновых юбках. Мы мечтали о таких платьях… И вот что придумали… На мамины широкие юбки булавками к низу пристегивали хула-хуп, поверх этого чуда наматывали старую ненужную занавеску, и – получалась пышное одеяние. Мы ходили в своих нарядах по двору, и соседи с любопытством смотрели на нас.
Приезжая к бабушке, я постоянно ловила себя на мысли – как же мы изменились. После пышных платьев и игр в принцесс нас как-то резко начали интересовать дела сердечные.
Тогда мы и изобрели волшебную бутылку, написали на бумаге то, что на данный момент волновало больше всего – мечты и планы на будущее. Затем свернули листки в трубочку и отправили в бутылку.
– Закопаем тут, – указала на одну из яблонь сестра. – Десять шагов от дома, запомни!
Так в течение трех лет мы проводили ритуал откапывания и закапывания волшебной бутылки, всякий раз поражаясь своим нелепым мечтам и планам. Они успевали поменяться.
Для сестры я перезаписывала магнитофонные кассеты, вкусы наши были похожи, поэтому никогда не возникало проблем, что послушать. Камилла ходила в художественную школу, и мы, вооружившись кисточками, часто рисовали акварелью. Особенно это интересно было делать в дождь. За окном серое небо и не погулять, а мы сидим тут, за круглым столом, и рисуем.
Мы взрослели, но не переставали дружить. Когда нам исполнилось по четырнадцать, мы начали краситься. Стоя перед зеркалом, задавали друг другу вопросы: «Смотри, эта стрелка ровная? А помада нормально?»
Казалось, что мы теперь такие привлекательные!
Неотъемлемым атрибутом красоты у нас считались туфли на высоких каблуках. Только где их взять? На маленькие ножки не находилось такой обуви. У соседки Лианы были ботинки на тридцатисантиметровой платформе… Они ей надоели, и она решила отдать их мне. Конечно, надевать их можно было только с брюками, но сама, что сейчас я высокая красотка, приводила в восторг. И вот со своими новыми ботинками я приехала в Стерлитамак. Естественно, сестре они тоже понравились. «Интересно, можно где-нибудь такие же купить?» – размышляли мы. И, к нашему счастью, точно такие нашлись на местном рынке.
В соседнем дворе жили узбеки. Двое мальчишек (наши ровесники) как-то подошли к нам. Они плохо говорили по-русски.
«Привет, как дила?» – что-то в этом духе… Мы с Камилкой хихикали по совершенно непонятной нам причине.
Через день узбекские мальчишки передали нам записочки. Один написал письмо Камилке, а другой мне. Конечно, в каждом слове были ошибки, и текст был наивный и смешной, но нам было очень приятно. На самом деле мальчишки нам не нравились… А нравилось нам то, что нравимся им мы.
Парнишки были неиспорченные, разговаривали с нами вежливо и очень стеснялись. А мы делали вид, что не стесняемся.
Как-то раз мы проходили мимо, и они окликнули нас. Один из них вручил пакет сестре, а второй – мне. Внутри все перевернулось. Никто никогда не дарил нам такие пакеты! Самым приятным сюрпризом стали цветы. У Камиллы была нежно-розовая роза, у меня красная. Мы из приличия не заглянули в пакеты, просто сказали: «Спасибо». Узбекские мальчишки проводили нас до середины дороги, а потом сказали, что им надо возвращаться – их ждали в магазине родители (в Стерлитамаке у них был свой бизнес).
И вот мы распрощались с ними, зашли за угол и вся наша холодность и сдержанность пропали. Мы с сестрой начали смеяться и обниматься, кричали: «Как классно!»
И что же было в этих пакетах? Сладости… И мне, и ей достались торт, конфеты, шоколадки. Мы прибежали домой и там продолжали скакать как сумасшедшие. Родители Камилки и бабушка ничего не могли понять: «Кто цветы-то подарил?»
А мы не могли нормально ответить. Потом успокоились и все рассказали.
Наутро в комнате откуда-то появился букет белых колокольчиков…
«Ого! Кто притащил?» – спросили мы бабушку.
– А это наш сосед Леша, – ответила она. –Он сказал, что вы красивые девчонки-хохотушки.
Мы с Камилкой посмотрели друг на друга и снова засмеялись. Видимо, высокие платформы имели некую магию!
Раньше у нас был другой мир – из кукол и платьев, из рисунков и детских сказок. А теперь… мы будто бы забыли все это, шагнули в другое измерение, в котором уже хотелось кому-то нравиться. Но, конечно, мы были еще абсолютными детьми, которые примеряли на себя взрослые роли.
И вот подступала осень, и мне снова нужно было уезжать в родной город. Мы залезли на крышу и смотрели в небо. Было и грустно, и весело. Весело оттого, что из этого лета я унесу с собой яркие воспоминания, грустно от разлуки с сестрой, бабушкой, городом.
Свою бабушку я всегда считала проводником к детству. Мой отец, который умер в 2010 году, был очень похож на нее. Приезжая в Стерлитамак, я наблюдала за бабушкой. В ее чертах ловила привычки, манеру речи, жесты папы. Обнимая ее, я обнимала отца, свое детство, счастливые моменты, проведенные в Стерлитамаке.
В огороде мы собирали клубнику, смешивали ее со сгущенкой и ели, могли съесть целый тазик! Мы с сестрой бродили часами по переулку и рассказывали друг другу секреты. На магнитофоне мы слушали кассеты с рок-песнями и становились вдумчивыми и умными… И все это время с нами была наша бабушка.