Уфимские адреса кавалерист-девицы

Ее предки по отцовской линии были родом из Турова – небольшого городка Минской губернии, в прошлом столицы Туровского княжества. На Урал они переехали осваивать новые земли, а чтобы не выделяться среди русского населения, свою фамилию Туровские изменили на Туровых, которые со временем превратились в Дуровых.

Краеведу З. Гудковой удалось обнаружить материалы по истории ранней Уфы. В 1584–1586 годах экспедиции под руководством Ф. Турова и З. Волохова, включающие в себя служивых людей городов поволжских, то есть казанцев и свияжан, ходили в Башкирию. Это событие нашло отражение в топонимике. Недалеко от Уфимской крепости, в верховьях реки Сутолоки, находилось Турово поле, которое в отказных грамотах конца XVI–XVII веков называют также «побошиной степью».

Документ, датированный началом XVII века, сообщает, что Василию Максимовичу Гладышеву отдано в оброчное владение на три года с оплатой «по две гривны в год» озеро Ашкадан (Кашкадан). Здесь же упоминается, что озеро находится под поместной Гладышева деревней, доставшейся ему по наследству от отца Максима Дмитриевича Гладышева, владевшего ею «по грамоте великого государя».

26 июля 1795 года вдова вахмистра Федора Дмитриевича Гладышева, Федосья Акимовна (урожденная Дурова), продала за 50 рублей свое поместье с землей и дворовыми людьми в деревне Гладышевой на озере Ашкадан своему племяннику, адъютанту Оренбургского батальона Афанасию Даниловичу Дурову. С тех пор деревня стала деревней Дурово. Название Сипайлово она получила в середине XIX века.

Кстати, у Гладышевых имелась деревня и на Шугуровке, под Курочкиной горой, да еще соседняя Степановка тоже принадлежала им. За Демой у них было поместье Баланово – его остатки еще сохранились.

Кавалерист-девица, выйдя в отставку в чине штабс-ротмистра, часто меняла свое местожительство. Ее пытливый ум и энергичная натура требовали новых впечатлений. Маленькая провинциальная Уфа дала приют героине 1812 года, а уфимцы надолго запомнили столь необычную личность.

Свои воспоминания о встрече в 1828 году с Надеждой Дуровой на обеде в доме уфимского полицмейстера Ивана Грибовского оставил генерал-майор Михаил Ребелинский; выписки из его рукописи сохранились в научном архиве Института истории, языка и литературы. Вот портрет кавалерист-девицы, созданный нашим земляком примерно в конце 20-х – начале 30-х годов XIX века: «Мы сели обедать, как вдруг вошел пожилой, небольшого роста, седоватый, гладко остриженный, весьма некрасивой наружности мужчина. Он с развязностью совершенно военного человека раскланялся и сел с нами обедать. За столом он обратил внимание на мою гусарскую форму, завел со мной разговор о службе, делал разные вопросы, видимо, интересовался кавалерийским делом; из его слов было видно, что сам он – опытный кавалерист. После обеда дамы остались в гостиной, а мы втроем (с хозяином) пошли в кабинет курить. Стриженый маленький господин, разлегшись на диване с длинною трубкою, начал рассказывать о своей прежней службе, о походах и сражениях 1812 года. При этих взволновавших его кровь воспоминаниях его некрасивое лицо оживилось, глаза загорелись тем сильным, жгучим огнем, которым горят они от воспоминаний сильных душевных тревог. Вся фигура этого маленького, невзрачного человека воодушевилась, и по всему было видно, что в этом маленьком теле была сильная, твердая душа, которая много испытала, лично перенесла в продолжение своей жизни. Наконец, он встал, взял шапку и, поклонившись, вышел».

Хозяин дома поинтересовался у Ребелинского, что он думает об ушедшем госте. Тот, пожав плечами, ответил: «Есть в нем что-то странное, ненатуральное…» «Немудрено, – сказал Грибовский. – Ведь это женщина, известная как “кавалерист-девица” или “корнет Александров”, урожденная Дурова».

«Впоследствии, – пишет Ребелинский, – я коротко познакомился с этой замечательной личностью и спустя несколько лет, когда я уже жил в Уфе, пользовался ее дружеским расположением. В то время, когда я с ним, или с нею, познакомился, ей было уже 45 лет, но она была здорова, весела, не отказывалась ни от каких удовольствий и на вечерах, как говорится, плясала до упаду. В манерах ее проглядывало ухарство – принадлежность всех кавалеристов того времени. В отставном гусарском мундире или в черном фраке она страшно стучала каблуками в мазурке, становилась на колено, выделывала всякие штуки во вкусе того времени». Далее Ребелинский добавляет, что Дурова, сохранив в отставке фамилию «Александров», вела чисто мужской образ жизни: «Александров всегда был в мужском костюме с крестом в петлице и никогда не говорил про себя иначе, чем в мужском роде, и ясно показывал, что терпеть не может дамского общества».

Не исключено, что именно Ребелинский, автор «Записок уфимского старожила», убедил Дурову в необходимости оставить для потомков воспоминания о тех великих сражениях, о своей жизни… Более того, весьма вероятно, что путевые дневники Надежды Андреевны начали превращаться в «Записки кавалерист-девицы» именно в Уфе. Если следовать хронологии, то получается, что эта удивительная женщина жила в нашем городе с 1828 по 1830 (1831?) и с 1833 по 1835 год. А осенью 1836 года в Петербурге вышеупомянутые «Записки…» были изданы и имели грандиозный успех. Из воспоминаний Дуровой следует, что в Уфе она жила по крайней мере на двух квартирах. Владелицей дома, где последний раз снимала комнату Надежда Андреевна, являлась ее родственница, по мужу Сыромятникова. Точнее выяснить уфимские адреса, где кавалерист-девица квартировала, пока не удалось, но дом Ребелинских она, судя по всему, посещала – в качестве гостя – довольно часто.

И еще одна неразгаданная тайна. В доме-музее С. Аксакова хранится фотография 77–78-летней Дуровой, сделанная в начале 60-х годов XIX века в Елабуге фотографом М. Мышкиным. Передал ее в фонды уфимского музея врач и краевед Владимир Анатольевич Скачилов. Вот что он рассказал.

В конце 60-х годов прошлого столетия его знакомая Зинаида Михайловна Майшева попросила осмотреть больную воспалением легких сестру своего мужа Лидию Владимировну Пупышеву. Она была вдовой священника из Елабуги. В знак благодарности за внимание Пупышева подарила Скачилову ту самую фотографию Дуровой. К сожалению, историю этого снимка Владимир Анатольевич не запомнил. Лидия Владимировна была примерно 1870 года рождения. Возможно, кто-то из родственников Пупышевой или ее мужа имел отношение к кавалерист-девице, жил с ней по-соседству. Однако никаких дарственных надписей на оборотной стороне паспарту не имеется. И все-таки мы вправе гордиться тем, что документальное подтверждение существования русской амазонки находится в столице Башкортостана.

Изучая биографию Дуровой-Александрова, поневоле приходишь к мысли о том, что загадочность этой личности также привлекательна, как ее мужество, любовь к Родине, страстная жажда свободы.