Поэт, гражданин, человек

10 мая исполнилось девяносто лет со дня рождения журналиста, писателя, переводчика, заслуженного деятеля культуры Российской Федерации – Марселя Абдрахмановича Гафурова. И вот уже практически почти десять лет как его нет рядом с нами.

Отец писал свободно, образно, просто, широкими мазками, не писал вроде бы, а тихонько напевал. Его рассказы были подобны пению жаворонка, или журчанию маленького лесного ручейка. Читать его произведения было легко и необычайно приятно. Но известность он получил все-таки как переводчик высокого класса. Именно в его переводах пришли к русскому читателю такие башкирские писатели как Джалиль Киекбаев, Тансулпан Гарипова, Кирей Мэргэн, Булат Рафиков, Динис Исламов, Фарит Исянгулов и многие-многие другие.

А начинал отец как поэт. В 1960 году в Башкирском книжном издательстве вышла книга его стихов – «Ранний снег». Ему тогда было всего лишь 27 лет. И вроде бы всё шло неплохо. Его стихи печатались в Уфимских и Московских изданиях – журнале «Советский воин», газетах «Красная звезда», «Комсомольская правда». И вдруг как отрезало. Внезапно стихи он писать перестал. Как позже он говорил мне: «… Я понял, что Пушкиным мне не стать». А не Пушкиным он быть не захотел. В этом трагедия большинства поэтов. Отчётливо видеть свой потолок и отчётливо понимать, что выше потолка никак не пробиться. Александр Трифонович Твардовский писал по этому поводу: «Как хочу писать – не могу, а как могу писать – не хочу». Однако же многие смиряются – пишут так как могут.

Отец немногословен был,

Он рос с войною,

И в тридцать перестал писать стихи,

Я в том же возрасте был занят ерундою

И мешаниной всякой чепухи.

Стихи нельзя придумать – их находят,

Как будто ищут драгоценный клад,

Поэт вторым не может быть в природе –

Вторым бывает повар и солдат.

Он не хотел бы стать одним из многих,

Безликих и невнятных лиц в толпе,

Судил себя придирчиво и строго,

И мерой высшею отмеривал себе.

С портрета старого он смотрит не старея,

Парнишка юный – молодой солдат,

Мне кажется он был тогда мудрее

Меня теперешнего много лет назад.

Что удивительно, отец одним из самых первых людей увидел наши знаменитые на весь мир рисунки первобытного человека в Каповой пещере. В 1960 году три паренька, три друга, Александр Филиппов, Рамиль Хакимов и Марсель Гафуров (один из них, кстати, стал народным поэтом Башкирии, другой лауреатом премии имени Салавата Юлаева, а третий заслуженным деятелем культуры России) путешествовали, сплавлялись на лодке по реке Белой. Вот как это получилось, что в одном месте в одно и то же время сошлись три таких ярких таланта? Вот и верь после этого закону о средних числах. Согласно этому закону всё и всегда стремится к средним показателям, к серой безликой середине. Выходит, не всё и не всегда. Причём им посчастливилось присутствовать при абсолютно неординарном, абсолютно нерядовом событии.

Именно в этом году начала свою многолетнюю работу экспедиция института археологии АН СССР под руководством профессора О.Н. Бадера по изучению рисунков первобытного человека, открытых работником Башкирского заповедника А.В. Рюминым. И они всё это увидели в самом-самом начале, ещё не расчищенные самые первые ближайшие ко входу произведения древнего художника или художников. Рассказы отца об этих рисунках, о первобытных людях, наших предках, когда-то заселявших наши земли, о древних животных я готов был слушать до бесконечности. Впоследствии на основе его замечательных рассказов у меня написалось стихотворение. Вот мой вариант стихотворения «Шульган-таш»:

Плеснула вдруг вода на перекате

И мне отчётливо представилось лицо

В лучах вечерних, солнца на закате,

Мальчишки юного, отца моих отцов.

Он улыбался, он глядел несмело

Сквозь толщу лет, из глубины веков.

Ещё река названья не имела,

Струилась вдаль у древних берегов.

А он был голоден, и взяв кусочек хлеба,

По вечерам сидел у этих скал.

Он также как и я смотрел на небо,

И также он, наверное, мечтал.

И краской на камнях, тайком от старших,

Про сон свой позабыв и про еду,

Нарисовал мне свой привет однажды,

Он знал, он верил – я сюда приду.

Когда-то я уйду во мрак и небыль,

Но здесь присядет на исходе дня,

Чтоб помечтать и посмотреть на небо,

Мой правнук, так похожий на меня.

Отец очень любил природу. Меня родители стали брать с собой в путешествия едва ли не раньше, чем я начал ходить. Ходить то я вроде бы кое-как уже ходил, но вот плавать категорически не умел, в тот момент, когда потерял равновесие и бултыхнулся в холодную воду с лодки. Если бы не отцовская реакция, я бы сейчас ничего не писал.

Яркие воспоминания моего раннего детства связаны с маленькой горной речкой под названием Акаваз, берущей начало неподалёку от заповедного Мурадымовского ущелья на юге Башкирии и затем     впадающей в Белую. Это был настоящий рай на Земле, кусочек природы ещё не изгаженной человеком. В Акавазе тогда ещё даже водилась ручьевая форель. Неподалёку от места впадения Акаваза в Белую был небольшой хуторок. И помню отца тогда поразило где-то в одном месте скопление растущих берёзок, одинаковых просто как солдаты-новобранцы. В нормальном лесу такого не бывает, все деревья всегда обязательно разные, хотя бы немного, но отличаются. Местный житель-старожил рассказал ему, что на этом месте были небольшие поля где выращивали рожь и пшеницу. А в сорок первом году всех мужчин из деревни забрали на войну, эти поля оказались заброшенными и в одночасье заросли берёзами одного и того же возраста, одного и того же размера.

С войны мало кто вернулся – обрабатывать, пахать землю было некому, и поля так и превратились в берёзовый лес, состоящий из абсолютно одинаковых берёзок. Отец тогда, помнится, написал об этом большой очерк, а у меня эти впечатления превратились в стихи.

Берёзы сорок первого года

Он не узнал, что кончилась война,

Его убили утром, на рассвете,

А в этот день так радуясь победе –

Цвела сиренью ранняя весна.

Он не пришёл, не постучался в дверь,

Не снял шинель, не сел к столу устало,

Над городом чужим, на пьедестале,

Прижав ребёнка, он стоит теперь.

В тот страшный год – мужчины вдруг ушли,

Всё побросав, не докосив покосы.

И вместо хлеба выросли берёзы,

И жалобно кричали журавли.

Но всё прошло – спокойней стали сны,

И светит солнце, и желтеет нива.

А память о солдатах той войны

Хранят берёзы сорок первого призыва.

Мнение товарищей по перу:

… Марсель Гафуров по литературной своей сути – поэт. И дело тут не в том, что им написан не один десяток стихотворений, а в том, как он работает. Возможно, причина лирического начала, образного письма Марселя Гафурова в том, что начал он со стихов. Первая его книжка «Ранний снег» вышла 23 года назад… Я до сих помню строчки из той далёкой книжки. «Сердцем маленьким, с кулачишко любит маму свою мальчишка». И ещё – «мы день встречаем в свисте, в громе на боевом аэродроме». Это строки из самого первого и самого последнего стихотворения сборника. Есть в них ёмкость и лаконичность, родниковая прозрачность и какая-то подкупающая наивность. От интенсивности проявления этих качеств, от их сочетания зависит успех того или иного стихотворения, рассказа, очерка, статьи Марселя Гафурова. Завидно последовательный в своих пристрастиях, он исповедует предельную простоту и естественность…

(Рамиль Хакимов, из статьи.)

«… Друзья, товарищи по перу пытались переубедить его вернуться к поэтическому творчеству. Поэт Рами Гарипов подарил ему свою книгу «Песнь жаворонка» с надписью: «Марселю с большой обидой за то, что ты совершаешь преступление против поэзии. Может, вернёшься – ещё не поздно. Кто же, если не ты?...»

(Александр Филиппов, из статьи.)

Отец никогда не занимался стяжательством и не накопил за свою жизнь каких-то существенных материальных благ. После него остались его книги, его переводы, его дети и воспоминания о нём. Отец прожил честную, прямую, хорошую, достойную жизнь. Светлая ему память.