Это было давно. Часть восьмая

Незадолго до этого к СССР присоединили Латвию, Литву и Эстонию. Папину НКВДскую стройку снабжали продуктами из Прибалтики и нам с Додкой такими вкусными казались компоты и печения с яркими иностранными этикетками, которые папа привозил, когда изредка приезжал в Куйбышев. Я как сейчас помню эти приезды. Приезжал он поздно вечером, когда мы с Додкой уже спали. Просыпаешься утром, ярко светит солнце. На столе всеми цветами радуги переливаются упаковки пачек печений и этикетки банок с компотами, а в кровати лежат улыбающиеся, довольные папа и мама. Мы с радостным визгом набрасывались на папу, и начиналась возня, а мама вставала и готовила завтрак, который казался таким вкусным и благодаря заморским диковинам, и потому, что рядом с нами за столом сидел папа.

Помню, пришло сообщение, что из Вытегры идёт баржа, с посылками для семей сотрудников. Папа написал, что он отправил нам патефон. В то время патефон был покруче, чем музыкальный центр с DVD в наше время. Несколько лет тому назад была передача о челюскинцах и там говорилось, что когда "Челюскин" стал тонуть и экипаж спасал самое необходимое, чтобы выжить на льду, кто-то вынес на льдину из каюты свой личный патефон. Это сочли проявлением эгоизма и индивидуализма, мужику был объявлен бойкот и, когда их спасли, и вывезли на "Большую землю", при распределении наград и при всех чествованиях, его как будто бы и не существовало. Из-за того, что человек спас вещь, которая казалась ему самой ценной из всего, что он имел, его подвергли "самому острому кизму", как говорил, по-моему, Бывалов в "Волге-Волге". Конечно, в первую очередь необходимо было спасать то, без чего нельзя было существовать в ледовом лагере, но стоило ли так сурово наказывать человека за спасённый личный патефон? Тем более, что он не был бы лишним в монотонной жизни на льду, в ожидании спасения. В этом, по-моему, проявился большевистский максимализм.

В степи под Херсоном высокие травы,

В степи под Херсоном курган.

Лежит под курганом, заросшим бурьяном,

Матрос Железняк-партизан.

Я, видимо, раньше слышал от папы выражение, когда он был небритым, что он зарос, поэтому представлял себе, что несчастный матрос-партизан Железняк мало того, что был убит белыми, он к тому же, лёжа под курганом, ещё и зарос каким-то непонятным бурьяном. Насчёт бурьяна, правда, потом прояснилось, что это сорняк. Поэтому, когда в очередной раз ставили эту пластинку, я себе явственно представлял лежащего под курганом матроса Железняка, у которого вместо усов и бороды на лице вырос бурьян. Только после я разобрался, что бурьяном зарос курган, а не матрос.

Было небольшое недоразумение и с другой пластинкой. Это была песня "Тишина", исполняли ее то ли Лемешев, то ли Козловский. Пелось в нем о том, что наступила ночь, весь мир объят тишиной. Были такие слова:

Тишина.

На лужайке не шепчется с ветром трава,

Бедняки и олени в объятиях сна.

Тишина.

Для меня это звучало, как: "Бедняки и олени в объятиях спят". Так я и начал как-то распевать эту песню. Кто-то, то ли мама, то ли кто-то из бабушек прислушались, попросили меня повторить, я охотно спел на бис. Раздался дружный хохот. Естественно, я обиделся. Тогда мне объяснили смысл словосочетания "в объятиях сна". В конце концов, я понял, но мой вариант мне все же нравился больше.

Интересно устроена человеческая память. Сколько важных событий того времени я не помню, а такой пустяк запомнился. Заодно запомнился ещё один эпизод, так же связанный со своеобразным пониманием текста. Бабушка Лида иногда напевала нам "Казачью колыбельную" на слова М.Ю. Лермонтова. Там есть такие строки:

По камням струится Терек,

Плещет мутный вал,

Злой чечен ползёт на берег,

Точит свой кинжал.

Но отец твой славный воин,

Закалён в бою,

Спи, дитя, и будь спокоен,

Баюшки-баю.

«Закалён в бою» я понимал как «заколот». И мне было странно, почему же дитя при этом должно быть спокойно. Отец убит, на берег ползёт злой чечен. Где уж тут спать спокойно. Однажды я не выдержал и, прервав колыбельную, поделился своими сомнениями с бабушкой. Она-то и разъяснила мне значение слова "закалён", и я понял, что сну ребёнка в этом случае ничего не угрожает.

Когда-то граница между Чечнёй и станицами Терского казачьего войска проходила по Тереку. И казаки веками прикрывали Россию от набегов горцев. Это описано, в частности, у Л.Н. Толстого в повести "Казаки". За сотни лет десятки тысяч казаков погибли, защищая мирное население от вылазок разбойничьих шаек.

В 1955 году, разрешив высланным Сталиным народам с Кавказа вернуться на историческую родину, Хрущёв, в качестве компенсации морального ущерба, подарил Чечено-Ингушской АССР три прилегающих к ней района Ставропольского края, населённых, в основном, казаками. У жителей этих районов, хотят ли они входить в состав чуждой им национальной автономии, естественно, никто не спрашивал. Советское правительство вело себя со своими подданными, как барин с крепостными. Творили, что хотели. Я уж не говорю о Крыме. Это кровоточащая рана России.

Особенно отличался этим Хрущёв. Человек с интеллектуальным уровнем колхозного бригадира средней руки, интригами и подлостью, шагая по трупам, пролез к руководству Великой державой. Он совершенно не знал истории, был не в состоянии понять целей и задач, стоящих перед Россией. Вечно он носился с какими-то идиотскими начинаниями, которые оборачивались пшиком. Как говорят, весь пар уходил в гудок. Экономику страны лихорадило.

А чем вспоминают самодура Хрущёва, если и вспоминают вообще? За десять лет руководства страной он столько успел наколбасить, что даже окружавшие его холуи не выдержали и спихнули его. Правда, нельзя сказать, что состояние экономики от этого улучшилось. Всё это и кончилось непонятной перестройкой, добившей СССР. А в районах, отошедших к Чечне, произошло то, что и должно было произойти. Новые власти стали во главе районов и сельсоветов ставить свои национальные кадры, началось массовое заселение этих районов чеченцами. Казаки на своей земле оказались людьми второго сорта. А во времена правления Дудаева и Масхадова в этих местах был осуществлён геноцид в отношении русского населения. Те, кто не погиб, вынуждены были бежать в Россию, где, как оказалось, они никому не были нужны. Вот продолжение истории Толстовских "Казаков". Ему, думаю, и в страшном сне такое не могло присниться. Теперь это земли компактного проживания чеченцев. Музеем Толстого, основанном ещё до революции в станице, где он когда-то начинал службу, теперь руководит тоже чеченец.