Записки генерал-майора Ивана Васильевича Чернова. Часть десятая

В Оренбурге был много старший его по службе начальник 18-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Жемчужников, долгое время здесь служивший; он в порядке подчиненности должен был поступить под начальство младшего и совсем молодого генерала Перовского, которому было 36–38 лет.

Перовский всецело следовал высочайше одобренным предположениям графа Сухтелена и стремился всеми мерами к тому, чтобы скорее и без особой ломки привести их в исполнение. При самом вступлении в должность он озаботился привлечь себе сотрудников молодых, даровитых и хорошо образованных, а все, что не подходило под эти условия, получало отставку: начальник корпусного штаба генерал-майор Мистров, дежурный штаб-офицер Матерн были заменены первый полковником генерального штаба Рокосовским, а Матерн другим.

Генерал Дренякин, имевший квартиру в крепости Кизильской, выслужил 20 лет в нижнем чине, получил знак св. Анны за беспорочную службу, потом уже чин прапорщика и дослужился до генерал-майора по гарнизону и бригадного командира. Говорят, он был прежде кузнец и хороший хозяин. С увольнением в отставку он отправил на родину, в Тамбовскую губернию, на 150 подводах собственных лошадей разного имущества, включая сюда кадки соленого бараньего мяса, приготовленного в прок для дворни. Два родные брата его, служившие при императоре Павле в гвардии, тоже были генералы и, сверх того, пожалованы поместьями.

Башкирский народ, имевший своих кантонных начальников и подчиненный земским исправникам, получил отдельное управление по образцу казачьего, так как обязанности его заключались в отправлении военный службы вместе с казаками. Начальник их был назван командующим башкирским войскам и пребывание его назначено в Оренбурге.

Как я уже говорил, в Оренбург на высшие должности назначались старики генералы, служба которых в армии являлась бесполезной. Генерал-майор Гельд, при назначении Перовского, командовал Оренбургским казачьим войском. О военных дарованиях его и заслугах его мало известно, а неспособность свою он проявил на первых порах.

В войске в 1835 г. вводилась общественная запашка для обеспечения народного продовольствия. Эта благая по основанию мера, требовавшая обязательного труда, не была разъяснена казакам как следует. Казаки видели в ней что-то новое, напоминавшее барщину, не поверили, чтобы государь требовал от них сверх службы еще обязательной работы, отказались повиноваться и сеять хлеб. Замечательно, что отказы начались с ближайших к Оренбургу станиц, кажется, Чернореченской. Станичный начальник донес кантонному начальнику, жившему в крепости Нижнеозерной; тот послал свое донесение обратным путем в войсковую канцелярию. Пока там судили и рядили, что делать, прошло более недели; наконец решено было донести военному губернатору. Перовский получил рапорт, и его взорвала медленность и неумелость потушить дело в самом начале. Тотчас же приказал он готовить экипаж к отъезду, одному из баталионов, расположенных в Оренбурге, следовать за ним в Чернореченскую крепость, где получить письменное приказание. Проездом через Оренбург Перовский заехал на квартиру генерала Гельда, которого застал потерявшимся и ничего не предпринимавшим для подавления волнения. Перовский на слова генерала, что казаки не слушаются и бунтуют, ответил, что он заехал к нему для того, чтобы сказать ему, что он не генерал, а ........ Запашка введена была с принятием крутых мер: шпицрутены и плети, отдача в солдаты и выселение на более отдаленные места (станицы Новоорская и Кумацкая образовались из непокорных казаков) укротили непокорных. – Генерал Гельд был переведен на место коменданта в Оренбурге, а командующим Оренбургским войскам назначен генерал-майор Щуцкий, человек крутой, строгий, требовательный, ничего не спускавший, а с низшими чинами жестокий. Когда он ездил по войску, казаки трепетали. Розги и нагайки были в постоянном ходу. Как администратор, Щуцкий ничем себя не заявил и Перовский, убедившись в малоспособности казачьих деятелей, их бестолковости, важнейшие дела в войске, а именно: общественную запашку, заведение новой линии от Орска до станиц на р. Уе и все подготовительные меры к переселению казаков из внутренних станиц на новую линию вел непосредственно от себя чрез особо образованные учреждения.

Делами общественной запашки первое время управлял инженер-капитан Агапьев, имевший у себя и другие дела по хозяйственным постройкам казенных зданий в Оренбурге, для чего в его распоряжении была большая команда рабочих башкир. Агапьев на свою часть из урожая хлеба, поступавшего в казну на довольствие войск, получал от 10 до 12 тыс. руб. ас.; не довольствуясь таким громадным содержанием, он извлекал выгоды из употребления башкир на работу по постройке себе дома, для которого пользовался казенными материалами.

Общественная запашка впервые была введена в селениях удельных крестьян, откуда, нет сомнения, она взята и применена к Оренбургским казакам. В каких видах и в каком размере сеяли хлеб в удельных имениях, не известно; для учреждения сего издававшияся правила не опубликовывались; но как ведомство уделов во всем считалось образцовым, то и было предположено подчинить его управлению башкир. Брат генерала Перовского, Лев Алексеевич, состоял товарищем министра двора и уделов, и от него могли быть заимствованы необходимые указания.

Из сего должно вывести заключение, что Оренбургский военный губернатор желал кое-что из новых порядков применить к казакам и был уверен в несомненной пользе запашки у казаков. Составителем проекта был капитан Агапьев и по его проекту, получившему высочайшее утверждение, предполагалось: засевать ежегодно по одному пуду на каждого казака, исполняя все относящияся сюда работы – распашку, посев, жнитво и молотьбу – трудом казаков. Хлеб в известном количестве должен был поступать для образования запасов на неурожайные года у самих казаков, а остальная часть урожая подлежала сдаче в казенные провиантские магазины на довольствие войск по постоянно определенной цене, 25 или 26 коп. за пуд. Полученные деньги распределялись в процентном отношении в денежный запасный продовольственный капитал, в награду лицам, наблюдавшим на месте за работами, и служащим в центральном управлении по запашке, каковое было при канцелярии губернатора отдельное, не входившее в общий состав.

Заведывали сим отделением лица но назначению военного губернатора из людей, пользовавшихся его доверием; остальные служащие были писари из казачьих урядников.

Кроме намеченной цели – обеспечение казачьего населения в неурожайные годы – имелось в виду усилить войсковой казачий капитал, тогда почти не существовавший, но необходимый для преобразования войска.

Хлеб предполагалось продавать киргизам по уменьшенной цене, чтобы подорвать начавшиеся у них посевы, угрожавшие в недалеком будущем хлебопашеству казаков и опасному в политическом отношении: киргизы, заведя свои посевы, могли перейти в независимое от русских положение и плотнее общиться с Хивою и Бухарою, им единоверными.

Неудача в самом начале испортила дело. Ни простые казаки, ни ближайшее начальство не были убеждены в пользе запашек, видели в них одно обременение, выгодами же пользовались одни наблюдавшие за работами, и запашка, по общему мнению, считалась барщиною, усилить которую, увеличить труд казаков впоследствии зависело от начальства. Казаки не верили, чтобы на это была воля государя, которому они служат во всем на своем содержании, а тут еще от них требуют труд для наград наблюдающих.

Посеять один пуд не требует много времени, но на самом деле было не то: в семье два-три казака, из них один на службе вне дома, отец старик, и одному работнику посеять и убрать три пуда дело не легкое, ибо при усиленных работах требовалось на это до двух недель, которые нужно было взять в дорогое время и в ущерб своему хозяйству.

При строгом требовании начальства в наблюдающие избирались самые строгие люди. Они, видя свой интерес в своевременной работе, прибегали к палке, плети, когда кого замечали нерадивым. Отчисление на долю наблюдающих доходило до довольно хорошего вознаграждения – 900 руб. асс. в год; двум помощникам в половинном размере.

В первые года, пока Перовский был губернатором, запашка шла удовлетворительно, но с 1839 года дела начали клониться к упадку; в этот год был сильный неурожай, и запашка ничего не могла дать. Через год начались переселения казаков из внутренних станиц на линию и запашка не могла производиться всем населением, а в 1842 г. вместо Перовского назначен был генерал Обручев, с первых дней не сочувствовавший многим проектам своего предместника, а общественной запашке в особенности. Переселившиеся на линию казаки внутренних станиц, в которых сильно укоренилось отвращение от сего дела, передали это отвращение на новом месте своим товарищам. Запашка ни в ком не находила сочувствия. Обручев прекратил выдачи наград, упразднил существовавшее при его канцелярии особое отделение, передав все дело на попечение войскового правления, требуя одних отчетов. Запашка на деле продолжалась, хлеб сеяли на плохо вспаханной земле и после собственного казачьего посева, и если родилось что-нибудь, убирали тоже по окончании своих работ, вследствие чего хлеба получалось очень мало. Все это повело к ходатайству о прекращении запашки. Ко вторичному вступлению Перовского в управление краем дело было рассмотрено в министерстве и продолжение его будет объяснено в своем месте.

Источники: https://rusneb.ru/catalog/000202_000006_151106%7CA48CED11-5A01-4C72-B237-0E0B8D79EE06/, https://memuarist.com/ru/members/1126.htm

Продолжение следует…

Часть девятая

Часть восьмая