Тархан и батыр Алдар Исекеев. Часть двадцатая

На постоянные жалобы казанского губернатора П.М. Апраксина московские чиновники почти не реагировали, воспринимая башкирские «злодейство» и «измену» как обыкновенное состояние тогдашнего политического фона.

По окончании Прутского похода (1711), едва не стоившего жизни Петру I, П.М. Апраскин писал своему брату адмиралу Ф.М. Апраксину, пытаясь с помощью него обратить внимание правительства на башкир: «…милосердием божиим с салтаном турским у царского величества мир утвержден и о том радуемся (…). Ныне же в такое от босурман успокоение зело способно нам здесь з домашними злодеи, з башкирцы, управитца, которые неотложно в своей измене и бунтах стоят и непрестанные от них имеем опасности и разоренья…» К имеющимся у него войскам, насчитывавшим около 7 тыс. чел., он просил прислать с Украины еще два полка драгун и два полка солдат, чтобы «привесть их в прямое подданство и учинить данниками прямыми…». Далее казанский губернатор уверял, что не желает никаких наград «за скорби и труды свои», а единственно «по ревности отдает долг свой», так как «не можно терпеть видя таких домашних злодеев толь преславному и великому монарху противных и непослушных», несмотря на то, что башкиры «пред всеми здешняго краю, пред калмыки и кубанцы, несравнительно богаты и живут много лет без всякого смирения и в местах обетованных, на многих тысячах верстах» [МИБ. Ч. 1. С. 277.].

«Места обетованные» не одному ему кружили голову. Феномен мятежной Башкирии, отказывающейся признавать центральную власть, заставлял задумываться над решением башкирского вопроса многие умы тогдашней России. В 1725 г. по «инструкции» генерал-майора В.И. Геннина [Георг-Вильгельм (Виллем Иванович) де Геннин (1676–1750) – сподвижник Петра I, инженер, администратор горного дела в России, директор сибирских заводов, основатель г. Екатеринбурга.] в Башкирии под видом торговца побывал кунгурский бургомистр Юхнев, который должен был выведать примерное число башкир, «которые могут воевать», их вооружение, материальное положение и т. д. В своем «Секретном уведомлении о башкирском деле» он предлагал следующий вариант: «…чтоб они впредь не бунтовали, надлежит их сколько можно вывесть в Русь и розделить, и от того в Руси людей умножитца и бусурманы примут христианскую веру и потому Башкиры (т. е. Башкирия. – авт.) будут от них пусты и на такой доброй земле можно впредь русских поселить» [МИБ. Т. III. С. 487.].

Русский дипломат, астраханский и казанский губернатор А.П. Волынский в 1730 г. писал, что от башкир следует «осторожность иметь паче всякого внешнего неприятеля». Поэтому он полагал, что было бы «лутче, естьли б каким политическим способом их оттуды убавить хотя до половины...» [МИБ. Ч. 1. С. 305.]. Среди мер по сокращению численности башкир он предлагал стравить между собой с одной стороны башкир, а с другой – казахов и каракалпаков, наводнить Башкирию войсками и при этом полностью разоружить башкир.

Программы Юхнева и Волынского были слишком умозрительны, потому неосуществимы. Обозначая конечную цель – депортацию башкир или двойное сокращение их численности, – они не указали способы ее достижения. Чтобы разоружить башкир или выслать их из своей земли, нужно было сначала привести их в состояние полной покорности, а это уже само по себе было довольно сложной задачей для правительства. Поэтому новая война в Башкирии, которая окончательно склонит чашу весов на ту или иную сторону, становилась неизбежной. Алдар-батыр, пожалуй, был единственный из башкирских лидеров, кто прекрасно осознавал эту фатальную неизбежность.

Русско-турецкая война 1710–1713 гг. закончилась для Московского царства неудачно. Тем не менее было ясно, что турки не в состоянии разгромить русскую армию, а в глобальных геополитических расчетах Стамбула не было места для башкир и других мусульманских народностей, смотревших на Османскую империю как на свою метрополию. Турция была слишком далеко, чтобы Башкирия могла присоединиться к ней территориально или чтобы турецкие войска смогли дойти до Южного Урала. Несбыточность этих надежд наглядно показали неоднократные обращения башкир к османскому султану в ходе «Алдаровщины» и предыдущих восстаний, которые не имели реальных последствий, кроме его деклараций, как халифа и повелителя правоверных, о мусульманском единстве. Именно поэтому Алдар-батыр, оценив сложившуюся ситуацию, сделал ставку на выход Башкирии в «свободное плавание» через среднеазиатские ханства.

Конечно, он тогда никак не мог предвидеть последствий своих действий и тем более того, что через сто пятьдесят лет границы Российской империи будут проходить у гор Памира, а, значит, его план изначально не имел перспективы. В периоды исторической предопределенности даже самые героические усилия оборачиваются тщетой и бессмысленной тратой народных сил. Именно в такой ситуации оказался Алдар-батыр. Его политический проект за многие годы борьбы прошел значительную эволюцию. На первом этапе он вызвал Кучумовичей и, объединив под их знаменем башкирский народ, начал вооруженную борьбу, которая завершилась победой. Однако большая часть башкир не пожелала двигаться по пути окончательного отделения от Московского царства. Сложившееся в Башкирии положение фактической самостийности и никем не контролируемой вольности вполне устраивало большинство населения. Для самоуправляющегося башкирского социума ханская власть была сама по себе избыточной, поэтому призывы Алдара создать суверенную вертикаль власти через подчинение всех башкирских кланов принцам крови, которых он исправно поставлял в Башкирию, не нашли отклика в сердцах его соплеменников. В ответ на свои инициативы он лишь слышал упреки своих бывших соратников: «…ты, Алдар, всеми ордами мутишь и худова своего дела не откидываешь…»

На втором этапе, который начался после 1710–1711 гг., Алдар-батыр, потерявший поддержку большинства башкир, решил опереться на внешнюю поддержку со стороны казахов и каракалпаков. Главную ставку он делал на перспективного султана Абулхаира, являвшегося в известной степени его учеником, прошедшим вместе с Алдар-батыром через огонь башкирского восстания 1704–1711 гг. Известно, что будущий хан Младшего казахского жуза участвовал в сражении под Юрак-тау и был там ранен [Таймасов С.У. Башкирско-казахские отношения в XVIII в. С. 260.]. Англичанин Джон Кэстль, лично встретившийся с Абулхаир-ханом в 1736 г., писал: «До того, как стать ханом, он был султаном, и все его дети имеют этот титул. Когда во время войны с джунгарскими калмыками им лично был взят в плен их предводитель Контайша [Контайша (Хунтайджи) – титул правителя Ойратского государства (Джунгарии).] и в последнюю войну [русских] против башкирского Алдара он очень отличился, то Малая орда избрала его ханом» [Игибаев С.К. Казахстан в источниках и материалах. Усть-Каменогорск: изд-во ВКГУ им. С. Аманжолова, 2010. С. 58.].

В 1722 г. в ходе Сенатского расследования о причинах башкирского восстания 1704–1711 гг. бывший казанский комиссар А. Сергеев показывал: «…понеже де с того 708-го году по 722 г. они, изменники, были во всяком непослушании и противности, и бунты де и измены чинили едва не повсягодна и поныне де чинят. А в 711-м г. они изменники, приводили каракалпацкого хана и в Уфинском уезде села и деревни руския разорили, и людей в полон брали и рубили, и в Каракалпаки продавали…» Причем набеги «воровских» башкир и каракалпаков распространялись и в Зауралье. В том же году они напали на Окуневскую слободу Тобольского уезда и продали «в Каракалпаки 100 чел.» [МИБ. Ч. 1. С. 120.]. Как видим, с 1711 г. изменился характер антиправительственных акций на территории Башкирии. Если раньше ведущей силой были башкирские повстанцы, предъявлявшие правительству определенные требования (снятие «новоприбыльных» налогов, наказание неугодных им чиновников, вывод Уфимского уезда из ведомства Казанской губернии и т. д.), то теперь в Урало-Поволжье орудовали «интернациональные» формирования, состоявшие из башкир, казахов и каракалпаков. Совершая внезапные нападения на русские крепости, остроги, слободы, они захватывали добычу и столь же внезапно исчезали в степи.

Появившийся в 1711 г. на территории Уфимского уезда каракалпакский хан, скорее всего, соответствовал Кучумовичу Рыс-Мухаммед-султану. Если в ходе сибирской кампании 1709 г. он именовался лишь «хановым сыном», то затем, когда Алдар-батыр вместе с ним перебрался на Ногайскую дорогу, его стали именовать уже ханом. Следовательно, в 1710–1711 гг. Рыс-Мухаммед был провозглашен ханом той части башкир, которая стояла за продолжение борьбы. Однако затем он более не упоминается в источниках. Объяснение этому имеется в челобитной башкир всех четырех дорог, составленной в 1722 г.: «В прошлых годех, когда приходил в Уфимский уезд на Ногайскую дорогу из каракалпаков Рысмухамед хан с воинскими людьми на вашу императорского величество вотчину, умышляя разорение и мы все четырех дорог с ними билися, и на том бою из нас и их многие побиты и ранены, а его Рысмухамеда поймали да наших башкирцев, которые к тем каракалпакам пристали, чинили дурна, а именно Ногайской дороги Юрматинской волости Бакалана Топанова, Исентея Тлевлина, Бурзянской волости Сатлыка Утяпова, да из них же каракалпаков, которые пристали к ним ходил на Сибирской дороге Мухамед-хан, а Сибирские дороги Гайнинской волости Текниша да Арслана Янырусова, поймав с ним Рысмухаметем отдали на Уфу» [Цит. по: Азнабаев Б.А. Башкирское общество в XVII–первой трети XVIII вв. С. 332.]. Таким образом, в 1711 г. или позднее сторонники примирения с правительством, коих было большинство, разгромили лагерь приверженцев Алдар-батыра и выдали хана властям.

__________________________

История башкирских родов. Бурзян. Том 31. Ч.I. / С. И. Хамидуллин, Б. А. Азнабаев, И. Р. Саитбатталов, И. З. Султанмуратов, Р. Р. Шайхеев, Р. Р. Асылгужин, С. У. Таймасов, В. Г. Волков, А. А. Каримов, А. М. Зайнуллин – Уфа: НОЦ «История башкирского народа» ИИГУ БашГУ, 2018. С.127-209.

Салават ХАМИДУЛЛИН

Продолжение следует…

Часть девятнадцатая

Часть восемнадцатая