Этот настрой дополняют разноцветные бабочки, летающие здесь повсюду во дворах и на улице. Они завораживающе спокойно и мягко перелетают от цветка к цветку, и думается, будто знают и верят в вечность окружающей благодати. Это особенно остро чувствуется после тревог во время экзаменационной сессии. Поэтому и нас постепенно окутывает старинный деревенский покой. Что еще нужно человеку?
Но здесь и экзотики много: время от времени петухи громогласно доносят до всех свои восторженные чувства о жизни и затухают, или вдруг взрывно закудахчут где-то за амбаром куры, будто и впрямь снесли золотые яйца. Иногда размычится на улице чей-то теленок на привязи, прося воду или молочко. Суетливо носятся воробьи. У них тоже много забот: надо с забора или крыши постоянно следить, где притаился зловредный кот, успеть подцепить червячка с грядок для своих птенцов. Дремать совсем некогда.
Некоторую озабоченность вызывает многочисленная и шумная стая грачей, поселившаяся рядом на вековых осокорях. Закрой глаза, заткни уши, замотай чем-нибудь голову – все равно слышно, как они (видимо, от голода?) постоянно зовут своих кормильцев: « Па-ап! Па-ап! Па-ап!»… И так с самого утра и до ночи. Но с этим можно бороться. Не все уж так безвыходно. Надо только научиться настраивать себя не замечать их. И это удается, так как они гнездятся высоко.
Все остальное не мешало нашему отдыху, временами даже вызывало умиление, как было однажды вечером в сумерках. Сидим мы на улице под окнами дома, мирно беседуем, а сзади (то есть из нашего двора) вдруг появляется ежиха (где она там проживала?) и мимо нас спокойно, неторопливо повела через узкую тихую и совсем без автомобильного движения улицу своих крохотных забавных детенышей, которые еще толком ничего и не видят. Но идут за матерью организованно, прямо как на субботник. Потеха! И этим крохам-комочкам достаточно слышать хрипловатые звуки: «хор, хор, хор», издаваемые матерью, и они все понимают. Оказывается, они нас не боятся, а коты и собаки их не трогают – знают, почем фунт лиха.
Выходит, мы находились в таком первозданном уголке Земли, заросшем осокорями, черемухами, другими кустарниками и лопухами, где в натуре можно было видеть настоящий, почти никем не тронутый кусочек окружающего мира и то равновесие, которое сложилось в природе.
Конечно, это умиляло нас и давало хороший заряд душевной доброты. Особенно восхищали росистые утренние часы: воздух чист, дышится легко, жары еще нет, кругом глубокий покой после ночи. И опять же мирно воркуют голуби, как будто предлагая понежиться еще, вытянувшись в холодке.
В один из таких погожих дней мы втроем: теща, Галина и я, находясь в самом благостном настроении, пошли на «местный Бродвей» – к группе магазинов в середине села, где в выходные всегда полно праздного народу. Я уже не помню, что там было нам нужно. Скорее всего – «на народ посмотреть и самим показаться». Случаются у женщин такие наваждения…
Все мы, в общем-то, приметные люди, хоть чем-то знаменитые.
И это действительно так. Антонина Васильевна – моя новая мама (теща) – здесь долго работала заведующей детсадом, какое-то время в сельсовете и огромном детдоме, сформированном для сирот еще во время войны. Ее знают и уважают все. Ко всему этому она еще и красивая «породистая» женщина с белыми густыми волнистыми волосами – залюбуешься. А каковы голос и манера ее разговора!
Галина – жена моя – красивая, талантливая, шустрая молодая женщина. Она первая в этом селе окончила школу с золотой медалью – восхитила всех, была комсоргом школы и заводилой молодежных мероприятий, владеет прекрасным слухом и так же чудно поет, играет на гитаре.
Третий – я. Но обо мне говорить совсем нечего. Брюнет, выше почти всех в магазине, веду себя смирно, не высовываюсь – такой у меня характер… И то хорошо. Но, оказалось, мой час настанет только сегодня. Могу стать приметным (хорошим) «инженером» или заметным тупицей. Все это произойдет очень скоро, прямо сейчас, на глазах у многочисленной толпы. Только об этом пока никто не знает. Да...
А жизнь идет своим чередом. Стоило нам появиться у промтоварного магазина, так сразу все и началось: «Антонина Васильевна, здравствуйте…», «Тосенька, ты ли это?», «Тонечка, сколько лет, сколько зим…» и так далее – на всю широту былой дружбы и совместной работы. Встретили ее прямо как святую: обнимают, целуют, то улыбаются, то хохочут и очень плотно интересуются судьбой ее знаменитой дочери, как она учится, живет…
«Как живет? Замуж вышла, вон она стоит у прилавка». Тут уж все набрасываются на дочку. Восхищаются ею, обнимают. Но любопытство снова ведет их к Антонине Васильевне – с ней можно и пошептаться. Разговорам нет конца. По отрывкам фраз улавливаю, что и обо мне что-то выспрашивают. Та не тянет с ответами, говорит: « Он здесь. Вот рядом со мной стоит», – показывает рукой. Я киваю, улыбаюсь. Вскоре кто-то, совсем не страдающий от избытка скромности и воспитанности, ей в лоб вопрос: «И какой же он?» Антонина Васильевна рассмеялась: «Хороший».
Неутомимое любопытство многих было связано с необычным замужеством Галины – вышла за татарина! Надо же было такому случиться! Всесторонне талантливая, умница, конфеточка, красавица писаная. И на тебе! Некоторые, слышал, даже поохали: «Видно, судьба-а». Качали головой: «Не повезло…» Зять или муж другой национальности тогда все-таки были редкостью, особенно в русских селах. А тут – вот он, рядом стоит…
Появление в магазине известного и всеми уважаемого пенсионера, бывшего учителя Жвалова увело разговоры в другое русло. Совсем седой суховатый дед степенно подошел к Антонине Васильевне, поклонился – поздоровался, соблюдая все нормы и обычаи былой старины, расспросил обо всем, и о дочке тоже. Он ее знал. Как же иначе? Первая золотая медалистка запомнилась всем. Когда ему, почти совсем слепому, показали Галину, он заволновался, начал говорить очень громко, как и все глуховатые старики. Потом мама показала и зятя. Узнав мое имя, он сначала удивился, почему оно такое, стал выяснять, кто я такой, откуда. Это привлекло излишнее внимание к моей персоне. Вдруг спросил, на кого я учусь. «Ах, на инженера? Это хорошо! Наконец-то мне, кажется, повезло. А то все не могу часы с боем купить. Во-он те, видите? Я постарел, цифры вижу плохо, а уши еще слышат. Уже больше недели каждый день хожу сюда, все обнадеживают меня: вот-вот поступит инструкция к ним. Без нее никто даже «ход» запустить не берется, не говоря о «бое». Вот такая канитель вышла. Поди, всем надоел…»
Продавец охотно подтвердил это.
Дед тут же ко мне с просьбой: «Сынок, посмотри, разберись, помоги мне». Это слышит весь магазин, некоторые из присутствующих с надеждой повернулись ко мне.
Но мне не хотелось утонуть в каких-то неожиданных делах и поломать первые совместные планы нашей хрупкой, не окрепшей еще компании. Поэтому кричу деду, что я не по этой части, я – металлург и далек от часов. Но очень скоро понял, что мой ответ неудачный, лучше бы промолчал, потому что за свои слова получил убийственную оценку, которая позорила не только меня и нашу компанию, а даже современность.
Он напрягся и с гордостью сказал, что у него в молодости был один друг-инженер, так он во всем разбирался, хотя учился «по паровозному делу и железным дорогам». «Ох, какие тогда были инженеры! А сейчас, похоже, утеряно все это», – громко, на весь магазин стал сокрушаться он.
Что мне оставалось делать? За это время несколько раз сменился народ в магазине, большинство из них вилось около Антонины Васильевны и ее знаменитой дочери. Да и на меня посматривали – интересно же… Может, полсела побывало тут. И в итоге в памяти многих осталась бы просьба пожилого человека помочь ему купить часы. Запомнилась бы даже вспыхнувшая надежда на удачу. Но… вдруг пришло разочарование, что теперь не те инженеры пошли. И это из-за неудачного мужа Галины. Из-за зятя Антонины Васильевны.
Выходило, что мне надо было браться за незнакомое дело при большом стечении любопытных зевак и обязательно победить. Только так можно было с достоинством выйти из сложившейся ситуации. Иначе это будет тяжелым ударом по Антонине Васильевне и ее дочери, на которую совсем недавно заглядывались и бегали за ней многие парни села. «Ну и нашла! Ну и выбрала!» Будь я русским или привычным жителем этого села, последствия были бы другими: махнули бы рукой и забыли все. Мне нужно было идти не на риск (выйдет – не выйдет), а только на победу!
Я попросил поставить часы на прилавок ближе к окну. Продавец сделал это, хотя совсем не знал меня и мои возможности. Я открыл крышку часов и занялся незнакомым механизмом. Заглянули туда и Галина, и наша мама, куча зевак и совсем «не выходили» оттуда дед и продавец. Перед нами предстала картина изумительной красоты. Чего только там нет! От какой тут печки танцевать, разберешь не сразу. Потом решил: надо идти от главной «ходовой» пружины, попытаться установить последовательность взаимодействия шестереночек. Так постепенно среди всех нагромождений обнаружился совершенно нелогично торчащий штифт. Зачем он здесь? Стоило его вывернуть и встряхнуть часы, как послышалось ровное тиканье – часы пошли. Заработали!
Продавец от радости тут же во всеуслышание заявил всем: « Говорил же, что они исправны. Я никогда не обманываю!» Это он уже взялся подкреплять свой имидж. Не дремлет. Каждый ведет свое дело…
Толпа восприняла это радостно. А новички бросились выяснять, что тут было, что произошло. И опять люди устремились к моим компаньонам, особенно к улыбчивой и доброжелательной Антонине Васильевне.
Когда я понял назначение того штифта как предохранителя от ударов во время транспортировки, тут же сообразил, что красивые стальные трубочки «боя» тоже наверняка заблокированы каким-то способом, как и молоточки, действующие от отдельной своей пружины. Потихонечку все это устранилось, часы заработали полностью, настроился «бой». Дед был очень рад, потирал руки и чуть не приплясывал. Он громко поблагодарил меня, Галину и, конечно же, мою тещу, которая была очень рада моему успеху. Ей он сказал, что «с зятем вам повезло, хороший инженер из него получится».
Этот бальзам как ничто другое был по душе нам именно здесь и сейчас. Любой орден, полученный в каком-нибудь кабинете, того не стоил. Мы жили тогда совсем в другом духовном мире. Общественное мнение окрыляло и поддерживало нас, было нашей опорой. Мы жили, руководствуясь человеческими ценностями и отработанными веками нормами и правилами взаимоотношений в здоровом обществе. Такой раздробленности и отчужденности людей друг от друга, как сейчас, не было.
Ситуация, сложившаяся в том магазине, задела меня глубоко потому, что к этому были свои причины: зачем разочаровывать древнего человека в инженерах нашего времени. Заодно, в неравнодушном к нам с Галиной окружении, вдруг захотелось «костьми лечь», но показать себя пусть на небольшом деле, подтвердить правильность выбора моей жены и постоять за облик тещи.
Итог был великолепен: мы очередной раз увидели в натуре искреннюю, неподдельную радость уважаемого в селе ветерана, еще раз подкрепили доброжелательное отношение множества людей к семье моих новых родных, да и интернационализм подкрепили, что правильно и важно всегда.
Уфа, 2013 г. (по старым запискам и фрагментам писем)
Ринат Самеевич Халиков родился в 1935 году в д. Зириклы Кугарчинского района РБ. Более 30 лет проработал на Уфимском моторостроительном заводе мастером, начальником цеха. Пятнадцать лет был секретарем парткома объединения, затем директором Уфимского завода автомобильных моторов. С 1987 г. по апрель 1989 г. – первый секретарь Уфимского горкома КПСС.