Муса Муртазин. Часть третья

По окончании 1-го Всероссийского съезда мусульман башкирские делегаты, коих было более 50 чел., образовали Башкирское областное бюро в составе Сагита Мрясова, Аллаберды Ягафарова и Ахмед-Заки Валидова, которым поручалось организовать 1-й Всебашкирский съезд в Оренбурге.

Эти события нашли свое отражение в монографии самого М.Л. Муртазина. О земельном и других вопросах он, в частности, писал: «Среди башкир-крестьян первым вопросом, который должна была решить революция, был аграрный вопрос. Башкиры думали, что революция должна им вернуть насильственным и обманным образом похищенные у них казной, помещиками, заводами и некоторыми слоями переселенцев-колонизаторов земли и угодья (…). Неудовлетворение требований и нужд башкир земскими управами и органами власти Временного правительства натолкнуло их на мысль о необходимости организации национальной власти в Башкирии, чтобы через нее, в соответствии с хозяйственным укладом населения края, разрешить исторически наболевший земельный вопрос. Таким образом зародилась идея национального самоопределения башкир».

Аграрный вопрос, безусловно, занимал центральное место в программе башкир-федералистов. Однако сама идея национального самоопределения не могла возникнуть только благодаря ему, как утверждал М.Л. Муртазин. Наоборот, пробудившееся национальное самосознание башкир актуализировало земельный и другие вопросы, поставив в ряды национального движения все социальные категории башкирского народа – дворян, крупных вотчинников, малоземельных бедняков, припущенников, тептярей, духовенство и мелкую буржуазию. М.Л. Муртазин приводит интересный факт: «Здесь же на [1-м Всероссийском мусульманском] Съезде впервые был заслушан проект осуществления башкирской территориальной автономии в пределах “Малой Башкирии”» [Муртазин М.Л. Башкирия и башкирские войска в Гражданскую войну. И.: «Инсан», 2007. С. 46, 48.].

По окончании 1-го Всероссийского мусульманского съезда М.Л. Муртазин вернулся в 6-ю армию, где «армейский съезд опять делегировал меня на 2-й Всероссийский мусульманский съезд в город Казань, где опять-таки работал с левым крылом съезда, возвратился опять в армию». В дни работы 2-го мусульманского съезда в Казани (21 июля–2 августа 1917 г.) в Оренбурге проходил 1-й Всебашкирский курултай (20–27 июля 1917 г.), поэтому М.Л. Муртазин на нем не мог присутствовать. Рассказывая в своей монографии об этом историческом съезде, он по своему усмотрению привел выдержки из некоторых программных резолюций, выбор которых интересен для понимания взглядов автора. Вот одна из них: «Коренная родина башкир – Уральский край – с давних незапамятных времен был колыбелью башкирского народа. Башкиры еще не забыли даров своей родины, с которыми они связаны материально и духовно, воспевая их в своей литературе и среди которых они сумели жить полунезависимо как до русского подданства, так и после него до середины XVIII в., т. е. до усиленной колонизации Башкирии. Теперь в свободной республиканской России эта башкирская земля должна освободиться от опеки других народов» [Муртазин М. Л. Указ. соч. С. 49.].

По окончании 1-го Всебашкирского курултая его делегаты разъехались по своим волостям и приступили к организации районных (волостных и уездных) Башкирских Советов (Шуро) и начали готовиться к выборам в Учредительное собрание. Однако Октябрьский переворот, организованный большевиками, прервал процесс становления российской демократии в форме Российской республики, провозглашенной Временным правительством 1 (14) сентября 1917 г. Большевики свергли Временное правительство, чтобы иметь полный контроль над столицей в дни проведения выборов в Учредительное Собрание, намеченных на 12 ноября. И хотя выборы состоялись, и даже затем было проведено одно единственное заседание высшего законодательного органа, это уже ничего не меняло. Октябрьский переворот запустил процесс развала страны и гражданской войны.

Через 17 дней после Октябрьского переворота, 11 ноября 1917 г., Башкирский Совет (Шуро) издает фарман № 1, в котором объявлялось следующее: «В связи с тем, что 25 октября 1917 г. Временное правительство России было свергнуто партией большевиков, в России начались междоусобные войны (...). Мы не большевики и не меньшевики, мы просто башкиры (...). Поэтому в дальнейшем башкирский народ и башкирские войска, а также стоящий во главе их всех Башкирский центральный совет в этих невероятных событиях последнего времени должны объединиться и действовать в союзе с теми национальностями, которые ставят целью осуществление территориальной автономии…»

Процесс федерализации страны стал развиваться явочным порядком, невзирая ни на чье бы то ни было мнение. Большевики, понимая, что инициатива в национальных окраинах уходит из их рук, 2 ноября 1917 г. издали «Декларацию прав народов России», в которой гарантировали «право народов России на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства». Но в искренность их заявлений никто не поверил, о чем и заявлялось в фармане № 1: «Большевистское правительство в своей декларации от 2 ноября официально объявило само, что каждая нация имеет право на самоопределение (…). Различные национальности, конечно, не по объявлению большевиков, а по своей действительной потребности и начали создавать свои территориальные автономии. Украина, Бессарабия, казачье население, горские (дагестанские) мусульмане и даже более мелкие народности, как калмыки и ногаи, уже захватили свои дела в собственные руки и твердо вступили на путь охраны своей жизни собственными силами, создавая для этого свои правительства и подчиняясь непременно только последним» [НГУБ. Т. 1. С. 181–184.]. Наконец, 15 ноября был издан фарман № 2, провозгласивший автономию Башкортостана, а «башкирскую территорию Оренбургской, Уфимской, Самарской и Пермской губерний с сего 15 ноября автономной частью Российской республики…» [Там же. С. 188.].

В этот момент М.Л. Муртазин окончательно покидает старую русскую армию и возвращается на родину. Он писал: «Во время Октябрьской революции я прибыл домой в Верхнеуральский уезд. 1 ноября того же года в Верхнеуральском уезде был созван Кубелек-Телеуский волостной съезд, где я был избран делегатом на III [В тексте ошибочно написано «на I Всебашкирский курултай».] Всебашкирский курултай. Самым левым был я, назывался единственным большевиком» [НА РБ. Ф. 22. Оп. 5. Д. 184. Л. 1–2 об.]. Действительно, во время работы III Учредительного курултая башкирского народа, открывшегося 8 (21) декабря 1917 г. в Оренбурге Муса Муртазин стал лидером левацки настроенных делегатов. С.С. Атнагулов [Салах (Салахеддин) Атнагулов (1893–1937) – участник башкирского национального движения, член Башкирского Шуро (Совета). В 1918–1919 гг. был сотрудником Коллегии по осуществлению Урало-Волжского штата (КУВШ), председателем Уфимского губернского бюро коммунистов-мусульман. В 1920-х гг. работал главным редактором ряда газет ТАССР.] через много лет вспоминал: «Этот курултай самостоятельно “явочным порядком” объявляет “Башкирский штат” [На самом деле утверждает провозглашенную ранее 15 ноября Башкирскую автономию.]. Одновременно курултай намечает вхождение этого башкирского штата в состав общероссийского союза национальных автономий, а также определяет условия вхождения в союз. После этого курултай переходит к рассмотрению аграрного вопроса. При обсуждении этого вопроса съезд раскалывается на две группы: прибывшие с фронта солдаты-делегаты и безземельные башкиры [составили одну группу], – и вопрос вызывает бурные разногласия. Делегаты от безземельных во главе с т. Муртазиным настаивают на немедленном разделе земли и на полном прекращении продажи ее, но против безземельных восстает огромное большинство курултая» [НГУБ. Т. 1. С. 102–103.].

Надо думать, страсти, разгоревшиеся во время курултая, были нешуточными, коль скоро по его окончании Муса Муртазин на некоторое время отходит от башкирского движения. Однако в его монографии, написанной много позднее, этот накал уже не ощущается – аграрному вопросу уделяется всего лишь один абзац (в советский период вопрос земли потерял всякое значение), зато все его внимание сосредоточено на конфликте между башкирскими и татарскими деятелями. Он писал: «Нужно отметить, что татарская фракция “областников”, непримиримо настроенная к самоопределению башкирского трудового народа, старалась не допускать созыва Курултая, а впоследствии, в дни Курултая, – различными способами скомпрометировать идею самоопределения башкирского трудового народа, имея конечной целью даже разгон самого Курултая. Вся эта работа фракции “областников”[участвовавшей в работе Курултая] проводилась по директивам “Миллят Меджлиси” (Национальное Собрание мусульман России, организованное 1-м Всероссийским мусульманским съездом, имевшим место в мае 1917 г. в Москве) и Всероссийского мусульманского военного шуро, преследовавших цели объединения всех мусульман России и Сибири, без различия племен, в том числе и башкир, на основе только культурно-национальной автономии, в худшем случае допуская территориальное самоопределение мусульманских национальностей по проекту Волго-Уральского штата, куда должны войти области, населенные татарами, мещеряками, башкирами и киргизами».

Татарские деятели рассчитывали на вооруженную силу 1-го мусульманского полка, расквартированного в Оренбурге. В оперативном отношении он подчинялся атаману Дутову, а в «административно-идеологическом» – Всероссийскому мусульманскому военному шуро (Мусвоеншуро) [Мусульманское военное шуро или Харби Шуро было образовано на 1-м Всероссийском мусульманском военном съезде. Данный орган должен был формировать мусульманские части из солдат мусульман, возвращавшихся с германского фронта.] – «военному министерству» Милли Меджлиса [Милли Меджлис – координирующий орган национально-культурной автономии «тюрко-татар» Внутренней России и Сибири.]. «Солдаты этого полка состояли преимущественно из башкир, – писал М.Л. Муртазин, – остальные из татар, а командный состав исключительно из татарских офицеров, приверженцев “Миллят Меджлиси” и Мусвоен-Шуро. На полковом собрании представители “областников” и Оренбургского мусульманского военного комитета агитировали за разгон Курултая вооруженной силой. Однако контрвыступление представителей фронтовиков-башкир – участников Курултая – привело к тому, что вместо участия в вооруженном разгоне Курултая солдатская масса избила агитаторов (были избиты представители Казанского мусульманского военного окружного комитета: Мухамет Тагиров и председатель Оренбургского комитета Абдулбаширов Сахиб-Гирей) и выгнала их из собрания. Башкирские солдаты на том же собрании отделились от татарской части полка и стали защитниками идеи самоопределения» [Муртазин М. Л. Указ. соч. С. 54–55.]. М.Л. Муртазин довольно подробно описывает события, связанные с попыткой давления деятелей Милли Меджлиса и Мусвоеншуро (Харби Шуро) на делегатов Учредительного курултая. Создается впечатление, что он был не просто непосредственным свидетелем произошедшего инцидента, но и участником. Не исключено, что пресловутое «контрвыступление представителей фронтовиков башкир», приведшее к избиению меджлисовцев, было инспирировано им самим.

Как пишет М.Л. Муртазин, после этого инцидента представители Оренбургского мусульманского военного комитета и фракции «областников» объявили делегатам Учредительного курултая ультиматум: принести извинения Милли Меджлису и Мусвоеншуро, а также наказать виновных в избиении и ранении татарских деятелей. «Кроме того, – продолжает он, – фракция “областников” выступила с особым мнением, в котором протестовала против самого названия Башкирской Республики (допуская для Башкирии, в соответствии с выдвигаемой ею схемой политического устройства мусульман, лишь название одного из штатов Волго-Уральского объединения мусульманских народностей), против намечаемых границ Башкирии и против нарушения Курултаем основного плана Миллят Меджлиса» [Муртазин М.Л. Указ. соч. С. 56.]. Ультиматум татарских националистов был проигнорирован, и Учредительный курултай продолжил свою работу.

Столь бесцеремонное поведение татарских лидеров было вызвано тем, что Мусульманский военный совет (Харби Шуро) в тот момент обладал огромной военной силой. Этот орган добился от Временного правительства разрешения формировать мусульманские войска из числа возвращавшихся с фронта солдат-мусульман, в основном татар и башкир. К осени 1917 г. в Уфе находилось около 15 тыс. солдат, в Казани – 20 тыс., в Оренбурге – 12 тыс. До 10 тыс. солдат-мусульман было расквартировано в малых городах. Общая численность мусульманских (татарско-башкирских) войск достигала 57 тыс. чел. [Таймасов Р. С. Участие башкир в Гражданской войне. Книга первая. В лагере контрреволюции (1918–февраль 1919 гг.). Уфа: РИЦ БашГУ, 2009. С. 24–29.] Забегая вперед, следует сказать, что лидеры Харби Шуро и Национального Совета (Милли Меджлис) «тюрко-татар» переоценили степень своего влияния на солдатские массы, а первым симптомом крушения их власти стали декабрьские события в Оренбурге, когда башкирские солдаты 1-го мусульманского полка отказались им подчиняться. Развязка наступила довольно быстро: 24 марта 1918 г. Наркомнац Совета народных комиссаров (СНК) Советской Республики принял постановление об упразднении Харби Шуро, и он перестал существовать. При этом ни один солдат-мусульманин не выступил в защиту этой некогда могущественной организации.

Однако в декабре 1917 г. Харби Шуро и Милли Меджлис еще представляли собой внушительную силу, поэтому лидеры башкир командировали в Уфу, где с 20 ноября 1917 по 11 января 1918 г. проходило заседание Милли Меджлиса, несколько человек для ведения переговоров, в том числе Мусу Муртазина [А.А. Валидов – организатор автономии Башкортостана. У истоков федерализма в России (1917–1920). Документы и материалы. Ч. 1 / Сост. Н.М. Хисматуллина, Р.Н. Бикметова, А.М. Галеева, Ю.Р. Сайранова. Уфа: Китап, 2005. С. 95.]. Но в конце концов было решено отправить его в Казань, где с 8 января по 18 февраля проходил II Всероссийский мусульманский военный съезд. Что касается башкирских представителей, прибывших в Уфу, то они так и не смогли найти общий язык с меджлисовцами, настойчиво отвергавшими не только право башкир на организацию собственной автономии, но даже само название «Башкортостан» (в терминологии того времени – «Башкурдистан»).

Салават ХАМИДУЛЛИН

Продолжение следует…

Часть вторая

Часть первая