Последний белый генерал. Часть пятая

Р.: А офицеры, которые командовали полками и ротами, сами были из окрестностей Ижевска?

М.: Да, все они были из Ижевска. В этой дивизии они сами выбирали офицеров из числа тех, кто пользовался наибольшим уважением среди солдат и кто мог стать самым лучшим командиром. В общем, этот полк произвел на меня прекрасное впечатление. Я приказал, чтобы все, кто был старше 55 лет, сделали несколько шагов вперед. Таким образом, я выяснил, что самому старшему в строю было 68 лет, а рядом с 64-летним стариком стоял его 16-летний сын. Я спросил: «Как вы себя чувствуете в бою?» И старшие мне ответили: «Во время наступления мы еще можем поспеть за врагом, но при отступлении мы отстаем, не можем идти вместе с молодыми». Я сказал этим старикам, что им не нужно будет больше наступать, потому что до следующего боя я отправлю их на разные должности в тыл, заменю их молодыми солдатами. Я добавил, что они будут работать в Интендантстве. Молодые сразу закричали: «Ура!», так они были рады моему решению. В этом полку было сорок верховых, это была команда разведчиков. Это была их традиция – разведка у них всегда была конная, но у них не было сёдел, и большинство этих молодцов сидели на подушках. Вообще ситуация со снабжением у них была ужасная. Мне было очень жаль смотреть на этих солдат. Ведь это было зимой, когда очень холодно, а большинство из них плохо одеты. Кроме этого, я пообещал им только одно: что все командиры будут проверены в первом же бою, и тогда я смогу подумать насчет перестановок. 1-й полк был во время смотра несколько менее дисциплинирован, чем остальные, но они, конечно, знали, как обращаться с винтовками. Я медленно обошел и осмотрел их строй. Оркестр у них был такой же, как и тот, который я уже слышал. Я сказал им: «Я никого из вас в бой не возьму, если вы не будете одеты, как следует». 7-я рота 1-го полка состояла исключительно из бывших мастеровых Ижевского завода. Это были образованные люди, и о них говорили так: «Они не любят дисциплины, но в бою они всегда первые». Я не придавал большого значения дисциплине во время смотра, но понимал, что первое, что я должен был сделать, – это привести их в «христианский вид», что касалось одежды и формы. Я тогда назвал их «оборванцами».

Р.: Как вы думаете, почему вас назначили командовать именно этой дивизией?

М.: В штабе считали, что я особенно отличился в качестве командира повстанческого формирования, и мне доверяли. Они мне сказали: «Если вы могли командовать целым соединением даже без начальника штаба, и при этом поддерживать дисциплину и хорошее снабжение, то вы сможете это повторить». Я думаю, что большую роль в этом сыграл генерал Войцеховский.

Р.: Вы тогда уже были знакомы с генералом?

М.: Нет, но я познакомился с ним позднее, и я думаю, что он мог судить обо мне по моим действиям в предыдущие месяцы. Он был единственный генерал, который действительно понимал военную обстановку того времени и отдавал распоряжения, которые были выполнимы. Даже генерал Каппель иногда отдавал приказания с точки зрения дивизий, забывая тот факт, что наши дивизии часто состояли не более чем из 1500 человек, в отличие от обычной численности дивизии в военное время примерно в 14 000 и в отличие от численности дивизий советов, которые превышали наши, по крайней мере, вдвое. У советов было три полка в дивизии, а у нас было четыре, но наши полки были очень, очень малочисленны.

Р.: Как оценивало Ижевскую дивизию Верховное командование Белой армии до того, как вы стали ею командовать?

М.: Она считалась просто одним из воинских соединений, и еще не заслужила своей славы.

Р.: Другими словами, вам дали трудную и очень ответственную задачу?

М.: Да. После смотра дивизии я понял, что это была для меня очень ответственная и сложная задача, своего рода вызов. Между прочим, за короткое время я похудел примерно на 14 фунтов. Вообще я был единственным офицером кроме уже упомянутых, которых я привез с собой. Их солдаты сами не выбирали. После 2-го полка я осмотрел и 1-й полк. Я сказал им то же самое насчет бойцов старшего возраста. У меня был интересный случай во время смотра артиллерийского дивизиона. Им командовал прапорщик Кузнецов. Я подумал: «Боже мой, достаточно ли он знает, чтобы командовать артиллерийским дивизионом?» Первое, что они мне сказали – это то, что зимой они везли свои пушки отдельно от зарядных ящиков. Но поскольку они везли пушки на санях, при необходимости они могли затащить их на склон в 45 градусов, и пушки не переворачивались. Я обнаружил, что перевернуть сани было действительно практически невозможно, и это нам очень пригодилось в дальнейшем. И что меня больше всего поражало – это то, что они могли подготовить пушки к бою не более чем за три минуты. Командир этого артиллерийского дивизиона (Кузнецов) очень хорошо знал математику. Он умел направить огонь так, что после первого выстрела всегда попадал в цель, и когда красные с нами воевали, они всегда по точности выстрелов узнавали, что в них стреляла артиллерия Ижевского полка. В этот момент они сразу начинали убирать свои пушки из-под огня, потому что знали, что иначе все они будут уничтожены. В некоторых книгах, опубликованных советами, упомянут тот факт, что Ижевская дивизия дралась превосходно. Например, в «Красном архиве» было дано подробное описание всех наших боевых действий и наших основных битв с точки зрения советов. Позже я расскажу вам о сражении под Челябинском. Верховное командование нашей армии приняло решение загнать там красных в тупик. В теории этот план был прекрасным, но они не учли, что боевые качества Белых армий были не на высоте. Например, некоторые соединения, которыми командовал генерал.

Каппель, не были сильными боевыми соединениями, потому что значительное количество солдат в них было мобилизовано Белыми властями, но они не хотели воевать и быстро перешли к красным. Красные хотели окружить нас левым флангом своей 5-й Красной армии, и я, чтобы поддержать 13-ю Сибирскую дивизию, которая была прекрасно оснащена и хорошо подготовлена, должен был защищать этот фланг. 13-я дивизия пошла в бой и хорошо дралась, но когда по ним ударила тяжелая артиллерия красных, они повернулись и побежали. И тогда я должен был их поддержать. Это происходило гораздо позже, я упомянул это здесь, чтобы проиллюстрировать то, что в некоторых советских книгах об этом сражении написано: «Наши красные войска сражались успешно, и вдруг появился Молчанов со своей Ижевской дивизией, и они нам всё испортили». Мне бывает неловко от такой похвалы, потому что зачастую это преувеличение. Вернемся к моему первому смотру Ижевской дивизии. В кавалерийском дивизионе обмундирование было ужасное, во 2-м эскадроне большинство сидели не в седлах, а на подушках. У меня осталось очень плохое впечатление, но я узнал, что командир 2-го эскадрона, армянин по фамилии Багиянц был исключительно храбрым, и этого мне было достаточно.

Наступление белых, весна 1919 г.

М.: Вскоре после смотра я получил приказание передвинуть свою бригаду на передовые позиции к 6 марта 1919 года и приготовиться к генеральному наступлению. Меня включили в состав 3-го Армейского корпуса, которым командовал генерал Голицын. Однажды он приехал к нам для смотра дивизии. После он ничего не сказал, но по выражению его лица я понял, что он посчитал нас полнейшими оборванцами. Вызвано это было тем, что некоторые другие его полки, например, в 7-й Уральской дивизии, были выучены по довоенным прусским стандартам. В этой Уральской дивизии 25-й полк назывался полком Адмирала Колчака. Это меня поразило, потому что я считал, что полки не должны носить имена тех людей, которые еще живы. Во время наступления я дал своим двум полкам приказ наступать параллельно в две колонны, на расстоянии примерно 6 верст друг от друга. Сам я всё время передвигался зигзагом от одного полка к другому. У меня было только два полка и запасной батальон. Этот батальон двигался сзади, и когда кто-то из бойцов в этих двух полках был ранен или убит, его заменяли кем-то из запасного батальона. Это была моя система. Я отдал приказание, что во время атаки командиры, офицеры и солдаты не должны заниматься ранеными или убитыми. Они должны продолжать атаку, а раненых подбирали женщины, которые шли на некотором расстоянии позади. Мы заняли позицию. Во время этого наступления у меня не было возможности произвести никакой разведки. Всё, что я знал, – это то, что я должен начать наступать на рассвете 6 марта 1919 года. Рассветало около 6 часов утра. Начинал уже таять снег, и небольшие ручьи становились полноводными. В том районе, где мы должны были наступать, не было мостов. Мы пересекли Уральские горы с востока на запад без боев, так как в горах красных не было, они были в западных предгорьях. В горах было очень красиво; мы пересекли Урал без всяких трудностей и пришли на помощь 14-му Уральскому полку, который стоял на передовой. Слева от нас находились 25-й, 26-й и 27-й полки, каждым из них командовал генерал. К девяти часам утра мы заняли район, который должны были занять к концу дня, и продолжали двигаться очень быстро. 3-й батальон 1-го полка натолкнулся на пулеметные гнезда. Они размещались на небольшом холме и простреливали тот участок, который нам нужно было перейти. Командир этого батальона, поручик Ложкин закричал: «Ребята, они не смогут нас всех перестрелять. Закидывайте винтовки за плечо, вынимайте свои ножи и пошли атаковать эти пулеметные гнезда!» И что вы думаете? Красные не смогли удержаться, их охватила паника, и они сбежали, бросив свои пулеметные установки. Так что мы выполнили свою задачу. Слева от моего 2-го полка был 25-й полк 7-й Уральской дивизии, дела у них шли не так хорошо. Этот полк совсем не продвигался, так что я отправил свой 2-й полк в тыл красных, и они даже захватили несколько их пушек. Но я не стал брать эти пушки себе, а оставил их 25-му полку, который подошел туда позже. Мы продвигались к реке Белой, но мне было приказано дать возможность взять Уфу 25-му полку, носившему название полка Адмирала Колчака. Я согласился и предоставил эту возможность им, хотя мои войска продвинулись дальше и Уфу могли бы взять легко. Когда мы дошли до дороги, которая шла по правому берегу реки Белой, я подсоединился к телеграфному проводу, который соединял Уфу с железнодорожной станцией Чишма, и услышал разговор красных комиссаров. В то время я находился всего в 25 верстах от Уфы. Один комиссар сказал:

– Мы в таком ужасном положении, мы не знаем, что происходит. Белые уже подходят близко, а у нас нет транспортных средств. Товарищ, у нас полная паника.

Человек из Чишмы отвечал:

– Я ничем не могу вам помочь. Нам тоже угрожает Белая армия. Они наступают, и они уже недалеко.

Я стал говорить по проводу с генералом Голицыным и сказал ему:

– Разрешите мне атаковать и взять Уфу.

Но генерал ответил:

– Нет. Вы должны продолжать наступление согласно первоначальному плану.

Но я сказал:

– Послушайте, господин генерал, если это действительно так, то мне нечего делать, потому что передо мной нет противника.

Командир моего 1-го полка получил известие, что его обоз был захвачен какими-то красными бандами, которые орудовали в тылу наступающей Белой армии. Он ответил: «Ладно, пускай пользуются, потому что мы сначала должны разбить организованных красных впереди нас, а потом уже мы займемся бандами мародеров в тылу». Это были не партизаны, а просто красные соединения, которые мы обошли. Поскольку мы так быстро наступали, мы не обращали внимания на некоторые соединения, которые обходили стороной.

4-я Уфимская дивизия двигалась также быстро. Ею командовал полковник Косьмин, офицер Генерального штаба. Он двигался по направлению к Чишме, а я двигался между Уфой и Чишмой. Хотя в общем я прямо подчинялся Главному штабу армии, во время этого наступления я подчинялся генералу Голицыну, который командовал 3-м Уральским корпусом горных стрелков. В конце концов мы заняли Уфу и захватили большое количество эшелонов с военными припасами. Уфа была занята 25-м полком, а с юга – 6-й Уральской дивизией. В этот момент ни одно из этих двух соединений уже не должно было драться с противником, потому что красные уже оттуда ушли и продолжали драться только со мной. Но мы полностью их разбили. Как только мои войска дошли до станции Чишма, моя дивизия была назначена в резерв и расквартирована на станции Чишма и в соседних деревнях. Началась сильная вьюга, но я был вызван в Уфу к Командующему армией генералу Ханжину и генералу Голицыну. Что было делать? Я должен был явиться туда лично, и, чтобы передвигаться во время той ужасной вьюги, мне пришлось привязывать веревки от одного телеграфного столба к другому, чтобы не заблудиться. Когда я добрался до Уфы, я страшно замерз. Генерал Ханжин произвел на меня плохое впечатление, а генерал Голицын – очень хорошее. Они сказали, что вызвали меня, чтобы обсудить ситуацию, создавшуюся в результате наступления одного соединения Красной армии на Уфу с юга, со стороны Стерлитамака. Города Уральск и Оренбург уже были заняты красными, и оттуда на Уфу двигалось большое соединение Красной армии. Они были уже на расстоянии всего двух дневных переходов. Я находился в шестидесяти верстах от Уфы на железнодорожной станции Чишма, к западу от Уфы, и мне нужно было двинуться на юг, чтобы защитить Уфу. Это было контрнаступление красных, и генерал Ханжин даже не знал, что в этом районе было такое красное соединение, что я считал ужасным позором. Я сказал им, что у меня не было достаточного количества военных припасов и артиллерии, чтобы выполнить задачу и атаковать это соединение красных. Но они пообещали снабдить меня всем необходимым. Красные наступали с юга. Там проходила дорога из Стерлитамака и был населенный пункт, где располагалось это красное соединение – около 2400 штыков с 12 артиллерийскими орудиями. Я двинулся к северо-западу от этого населенного пункта и решил устроить для красных ловушку. Кстати, командование Армии предоставило мне полную свободу – действовать так, как я считал необходимым. После того как я занял нужную позицию, я послал свой 1-й полк на юго-запад, чтобы поджидать красных. Я думал, что красные будут двигаться на юго-запад, как только их атакует мой 2-й полк и выбьет их из небольшого участка леса, располагавшегося к востоку от меня. Это был огромный риск, потому что у меня была в резерве только одна рота в 100 человек, но я чувствовал, что этот риск был необходим, потому что недостаточно было лишь выбить их с тех позиций, которые они занимали. Я хотел уничтожить их как боевую силу, и поэтому я решил взять на себя такой огромный риск. 2-му полку я дал одну батарею с двумя пулеметами, а 1-му полку, который был отправлен готовить ловушку для красных, я дал (две батареи то есть) четыре пулемета.

Р.: Сколько у вас было людей в каждому полку?

М.: Примерно 700. В каждом полку в бой шли не более чем 700 бойцов. Я сам был со 2-м полком, а свой штаб оставил под командованием полковника Ефимова. Когда я подошел со 2-м полком на передовую, я обнаружил, что перед нами – лучшие красные бойцы, 3-й Интернациональный полк. Это было особое соединение Красной армии, состоявшее из китайцев, латышей, мадьяр и, кажется, небольшого количества немцев. Как только мы начали наступление, они открыли пулеметный огонь. Тем временем я получил известие от своего 1-го полка, что они уже выполнили свою задачу и заняли ту деревню, куда я их послал. Однако красные не были разбиты, они просто отступили в лес, где мы не могли их преследовать. Хотя я понимал, что передо мной была очень трудная задача, – атаковать красных только одним моим 2-м полком, я всё равно приказал идти в атаку. Вдохновила бойцов на эту атаку одна из сестер милосердия, которая крикнула своему другу: «Ванька, пошли в атаку!» Он схватил гармошку и начал играть, они побежали вперед, и другие солдаты вслед за ними. И они смогли выбить это ударное красное соединение из леса, где те укрепились. Когда мы заняли их позиции, мы не нашли ни одного раненого, потому что они забрали всех раненых с собой.

Викторин МОЛЧАНОВ

Продолжение следует...

Часть четвёртая

Часть третья